Снаружи, со двора, происходящее за окном кажется жуткой фантасмагорией – страшное чудище загнано в клетку и не может найти выход. Оно бьется головой о стекло, отходит, разбегаясь… Все это происходит без звука, слышна лишь вьюга. Только Колька-Секунда, прижавшись к обледенелой стене дома, слышит, как там, за порывами ветра, звенящими морозными окнами, давясь слезами ревет, воет от невозможности что-либо изменить его друг капитан Ясенев. Превращаясь из человека в очередную гармонично-развитую, коварную тварь.
Подполковник Ясенев
Вообще-то, у автора исчерпан лимит на «сомкнутые густые брови» генерала, начальника следственного управления. Да, тому было о чем задуматься: из-под носа уходят реликты какого-то там царя, украденные американцами во время войны в Ираке. На украинском наркотрафике бездарно палится сплошная мелочь. – «Где боссы, мафия? В Узбекистане безрезультатная бойня. Одни проколы. Боевики – да, сработали. Поганцы погранцы – сработали, им ли не корячиться за такие бабки? Что мы имеем от вложенных средств и людских резервов? Оружия нет… Нет ни золота, ни результата». – В Кремле неоднозначно дали понять: все крутится вокруг украденных сокровищ, хотя генерал с такой постановкой проблемы был не согласен, да и Ясенев, руководитель одного из подразделений, не одобрял версию с сокровищами. Генерал ему верил – за годы службы всякие бывали заминки, как без этого, но, главное, сомнений в преданности и исполнительности подполковника не возникало. В Кремле так не считали.
Александр Петрович сидел в приемной генерал-майора в ожидании вызова. Судя по паузе – что-то шло неправильно. Марь-Иванна молча колдовала с клавиатурой. Ясенев понял – приглашения не будет. Исподлобья взглянул на секретаря. Она будто почувствовала вопрошающий взор подполковника – сразу взялась за трубку, щелкнув кнопкой, кивнула услышанному, покачав головой:
– Занят… – Потом добавила: – Можно не ждать, Александр Петрович.
«Так… Так-так-так. Генерал будет отстаивать мои интересы перед руководством, – это Ясенев знал точно. – Операции просчитаны, аналитически продуманы, жертвы оправданы. Нет результата? Что ж, война… Война с коррупцией, злоупотреблениями… битва за возрождение… страны, России. Ну, с лозунгами вроде как все понятно, хм… Пришло мое время? Неужто пришло? Смертельная игра не может длиться вечно. – Подполковник медленно выходил из следственного управления. – И движет нами умысел преступный». – Всплывшие из лагерной памяти строки блатной песни как нельзя лучше выражали эмоциональное состояние: «Бояться нечего, настолько все запущено. Шутка». – Выйти из Игры не составляло особого труда, отход был подготовлен заранее. – «Люди? А что люди? Пешками жертвуем. Фигурами? Фигуры в моих руках, информация в моей голове. У остальных – обрывки снов, слов… Одно только «но». Вот этим-то «но» я и займусь в ближайшее время».
Поутру Ясенев выслал Секунде, ожидающему контакт в Душанбе, очередные указания по взаимодействию с сопровождающими его спецами во главе с Корякиным. Вызов подтвержден – агент на связи. «Вряд ли он помышляет об окончании партии – слишком сильна зависимость. Куда ему идти, в Иностранный легион? Добровольный прыжок под пресс Уголовного кодекса. Загаситься где-нибудь в СНГ? Бессмысленная затея, учитывая послужной список… Все тут ясно и без слов: его жизнь – это я, моя жизнь. Давай-ка, брат Секунда, дуй обратно в Узбекистан, подальше от бесценного вагончика, и вообще… Вместе с Кряком и чешите туда. В Душанбе сейчас шмон, проверки. Давай-давай! – на Термез, вторая попытка. А золото, что золото? Золото надо бы пригасить до времени. Там у меня в поезде Спирин. Та-а-к… Учитывая обстоятельства, ящики лучше не трогать с места. Я получил с них дважды – жадничать себе дороже. Еще лучше – помочь их «найти», и на блюдечке – к генералу. Вот замутил так замутил! А организовал столь хитроумную заварушку с сокровищами кто? Се-кун-да! Вот он – агент влияния. Значит: сливаем лучшего друга (немного грустно), сами остаемся с вероятностью двойного исхода, тройного».
Вариант первый: Ясенев снова в деле, к тому же со звездой на погоне. Второй: Ясенев бесследно пропадает вслед за обнаруженным предателем Секундой; не исключено, что геройски гибнет в бою. Спирин («свой» сукин сын) отпишется как положено, сдаст золотишко в управление, да и себя не забудет: «Надо ввести его в курс дела».
Дважды выстрелившая нажива с политых кровью контейнеров обеспечивала беспрепятственную возможность манипулировать обстоятельствами в ту или иную сторону. Вот и нашелся ответ на мучивший долгие годы вопрос; давно, кстати, отыскался… – «Как отыскался? А как у меня выкупили мою Катьку?! Как смотрящий по зоне продавал людей за укрепление своего авторитета? А бедолага Балык, попавший под наковальню понятий, погибший ни за что – за слово! Вор Башмак – за пару злотых отхватил себе лихую смерть… Сколько их?»
Стоит ли двойная прибыль этих потерь? Оказывается – да, стоит! – вот и ответ.
Осталось одно – рассчитаться за отца. Пришло время.
7
За последним краем снег беззвучно тает – забудь…
Бьет апрель фонтаном, чтоб тебя обманом вернуть.
В тех краях тебя никто не ждет,
Новая весна тебя убьет!
(группа «Машина Времени»)
Секунда
Конец весны в Душанбе все равно что поздняя ноябрьская осень в Сибири – зима в полный рост. Так и тут – забудь надежду на майскую прохладу: безжалостное солнце наполняет северную душу тоской по песчаному речному изгибу, хранящему влажную тень.
Слон напряженно смотрел мне в глаза, не мигая. Ему без разницы – жара, холод, ему вообще ни до чего не было дела, не касающегося лично меня.
Попрощавшись с Кряком, я зашел в комнату отеля «Душанбе», сразу лоб в лоб столкнувшись с безжизненной пустотой зрачков убийцы, пожалев, что вооруженный Кряк не сопроводил меня до дверей номера. Руки Слона – на подлокотниках кресла, тело расслаблено. Оружия не видно. Он не хотел застать врасплох, хотел поговорить. Преамбула ясна: встретились солдаты противоборствующих сторон, и оба знали зачем.
– Где наше золото?
Я сказал где.
– Кто старший, сопровождение?
– Спирин, капитан спецназа. В вагоне около пяти человек.
– Кто убрал Ивана? – естественный вопрос, немного наивный.
– Говорят, Исламское движение… – На коленях Слона возник «макар» с глушителем, я чуть кивнул, оценив сноровку визави. – Меня взяли погранцы, как только вышел на трассу – майор сдал. Он понял, что мы его выкупили с нападением боевиков и решил подстраховаться – везде ж родня. Продержали на заставе до вечера… потом – сразу сюда.
– Откуда знаешь о нахождении поезда?
– Так я ж типа под прикрытием: по основной версии надлежало вычислить причастность военных к торговле крадеными боекомплектами. – Врать особенно не приходилось: – На самом деле должен был распорядиться пустым составом в Термезе и сопроводить обратно в Таджикистан.
– Ты знал про нападение? – Глаза в глаза.
Момент истины.
– Нет. Когда меня приняли на третьем погранпункте, вслед послали Спирина, он же и «столыпин» принял после второго налета – вариант такой, что боевики под Термезом шли за оружием. Груз забрали, людей замочили. За вашими ящиками долго не придут, надо выждать время.
– Спирин в курсе про золото?
– Нет.
– ? – одними бровями.
– Слон, мне платят за четко выполненную работу, так же как тебе, впрочем… Мне не нужно чужого.
Он встал, поднял с пола пакет, пистолет – туда. Я предусмотрительно отошел к окну, освобождая проход, контролируя взглядом движение его рук. Спиной к двери, выждав мгновенье, равное последнему решению, Слон вышел.
Так… Чудом выживший в Узбекистане Слон подтвердил мои сомнения в «бесхозности» золотых ящичков. Не торопиться, сделать паузу – да, рациональный подход, но не для всех. Слон был настроен серьезно – я не мог не сказать адрес поезда. Это один из тех моментов жизни, когда лучше остаться бедным, но живым. И что-то мне назойливо подсказывало не сообщать Шефу о визите помощника Ивана. Бывшего помощника пропавшего Ивана.
Получил задание: вернуться на границу – необходимо подчистить концы, выяснить информированность руководства застав о произошедшем. К Чалому выехала бригада следственного управления. Нам с Кряком – на Амударью, к моему новому знакомому, капитану, начальнику третьего пропускного пункта. Впереди неблизкий путь.
Уместились в одну «буханку». Смешно, конечно, но камера «столыпина» вспоминалась мне в радужных тонах. Двинули… Во главе с Корякиным шесть человек, включая меня. Какие указания получил наш командир? Одному богу известно. И Шефу… Спирин на связи.
Меня неотступно преследовал стеклянно-безразличный взгляд Слона, предупреждающий о нашем с ним молчаливом сговоре. Почему он оставил меня жить? В контекст событий, смертельным шлейфом сопровождающим золотой груз, это не укладывалось… вовсе не укладывалось. Пойдем от обратного: якобы докладываю Ясеневу о визите Слона. Тут же усиливается охрана, поезд перегоняют в другое место. Чем объяснить подобные действия руководству: от кого прячемся? Второе: человек, знающий о вавилонских контейнерах – кость в горле, «слоновья». Доложить о его существовании, значит начать готовиться к новой незапланированной войне с неизвестным исходом, особенно для меня. Избавиться от двух козырных фигур – заманчивая партия для Шефа.
Опять же, убив меня, Слон лишался запаса времени на подготовку захвата золота.
Он неплохо просчитал ходы. Знал, что я выполню договор.
– Так точно, товарищ подполковник, проверку закончил. – Майор Корякин положил трубку. – В пятнадцать ноль-ноль общий сбор на станции Термез, пятый товароприемник. Спирин будет там, он выдвинулся одновременно с нами. Его «столыпин» на подъездных к городу.
Я и не сомневался, что Шеф захочет проверить наличие золотишка каким-то хитрым образом… Мы сидели в кабинете начальника третьей погранзаставы, весело, оживленно пили чай, отдуваясь от жары, усталости, долгой изнурительной дороги в уазике. Капитан Рамнин, приветливый, улыбающийся, симпатизировал своим гостеприимством и доброжелательностью. Видно было, поиссох он без общения с братьями по крови. Он рассказывал нам о себе, своих друзьях, оставшихся там, в далекой России начала девяностых, к тому же мы оказались на редкость благодарными слушателями. В память врезалась незамысловатая история об одном кореше капитана по прозвищу Кадет.
Начало девяностых. Кадет
Это был мерс! Двести тридцатый. Восемьдесят девятого года выпуска. Серега подкатил к разрисованному вкусной рекламой парадному. На улице меж сугробов тусили пацаны, курили. Серега не слышал возгласов, но заметил взметнувшиеся за макушки брови. Он и купил-то его, мерс, час назад ради вот этого непредсказуемого момента. Ошарашенные увиденным, чуваки звонили по мобилам (не идти же) в ресторан: «Слышь, выползай на улицу, тут – чума! – Кадет на мерсе заехал».
Гогоча, с криком, из помещения вывалила очередная толпа переростков (больше двадцати трёх-то и не было никому). Толкаясь, они окружили супертанкер: огромный, красного цвета, хромированные колпаки на дисках, гордый мерсовский шильдик-круг на капоте. Тонированное переднее стекло очень медленно опускалось: всё! – сейчас выйдет де-Ниро…
Сначала, через щёлку, из салона на волю вырвалась первая тонна терпкого дыма вместе с истошным хохотом. Потом открылись все окна – «титаник» выпустил пар, превратив ближайшее пространство в банно-пахучий ядерный взрыв. Машина выплюнула невероятное количество людей, все вдруг стали обниматься с вновь прибывшими, ещё громче орать-смеяться. Упали в снег, за ними ещё. Смех… Добили пятки[5] – пошли вовнутрь, бросая в урны беломорины… Мерс стоял, как причалил, по диагонали, занимая все свободное пространство перед входом в кабак, оттолкнув шустрые «восьмерки», «девятки» братвы, разбросав по сторонам.
Это был праздник! Сплошной и нескончаемый. Его ежедневно праздновали новоявленные бизнесмены, вчерашние подростки, его бесконечно отмечала страна. Праздник назывался «ваучерно-челночно-водочной нищетой».
Серега Кадет, как сотни его ровесников, вообще-то, жил не тужил. Жил, скажем, в Перми. Огромный серый мегаполис начала девяностых всосал в себя кровь тысяч областных и поменьше населенных центров. Неконтролируемое кровосмешение кочующих через сердце России миллионов выплескивало нереально, фантастически красивые женские лица, но… Одетые в однотипные китайские пуховики, они все пока были на одно лицо.
Малиновый пиджак. Красный «мерин» (до черных шестисотых – недолгая жизнь целого поколения). Цепура, браслет, военная выправка (отсюда «Кадет»). Безупречный внешний вид, запах Фаренгейта – плевок в морду ваучерной демократии! Страна Малиновых Пиджаков впитывала в себя красный цвет, чтобы его хватило (хватит!) окропить тысячи бесцельно и бездарно отданных Богу (Богу ли?) жизней.
Серега мутил[6] на рынке. Под саксофон Синди Далфер[7] из громкоговорителей бывшие совки выволакивали с толкучки розенлефы, панасоники, соньки, хитачи… Стратегический центр России расплачивался со своими рублевыми невыездными рабами японской хренотенью, которую тут же тащили на барахолку. Раздолье… А еще золотишко, да пара коммерсов приторговывает шмотками, платя нешуточные проценты за взятые в долг деньги.
Казино… Юность, азартно пролетевшая сквозь карточные игры, кидки, ломку денег, два года малолетки, год на «общем» – вход в Казино показался дверью в светлый мир забыто-яркой детской мечты. Перерыв – только переодеться и войти в образ – сна не было уже давно, друзья поражались: «Крепок, брателла!» На заднем сиденье машины покрывало (не на коже ведь сидеть), из-под накидки – ручка пистолета (газовый, но кто понимает?). Все серьезно. Черные очки (Аль Капоне) – образ завершен. Мерс плавно движется по заснеженным улицам мимо мерзлых деревянных бараков (они кругом!); в мерсе другая жизнь, в салоне качественно звучит: «На ковре из желтых листьев». Два шага через тротуар – и ты в сказке.
В тридцать пять был полностью изможден и плохо передвигался, жил в засранной коммуналке, которую получил в обмен на трешку матери после ее смерти.
Без средств к существованию. Друзья?..
Какая-то тварь облила Серегу спиртом и подожгла.
Забытый мерс еще долго гнил в далеком дворе, скукоженный, маленький, без глаз.
В дырявом полу навсегда застряли, прикипев, остатки шприцев, много…
8
– Ну, капитан, спасибо за угощение, нам пора – общий сбор…
– Давай, разведка! Неисповедимы пути твои. Обратно поедете – жду в гости, жена будет рада.
– Спасибо, обязательно заедем!
– Заметано, счастливо, брат!
Ясенев
Военно-транспортный самолет из Москвы, автомобиль «Волга» из Самарканда, упрямый осел, который довез до пункта назначения – Термез, окончательно доконав. «Шутка…» – Опустив из списка транспорта атрибут узбекского фольклора, подполковник, разбитый от нелегкой дороги, оставив двух прибывших с ним офицеров отдыхать в гостинице, побрел к станции. Пришлось надеть пиджак, чтобы прикрыть оружие под мышкой, куда ж без него в чужом городе? От этого становилось не просто грустно, а как-то одиноко среди разноцветной, воздушно-легкой одежки окружающих.
Секунда, Спирин, Кряк – все в сборе. Встреча по антитеррору в разведуправлении Узбекистана назначена на завтрашний день. С пацанами же разговор предстоит чисто установочный: кому куда, что к чему… «Столыпин» надо загрузить каким-нибудь хламом, и потихоньку, дней через пятнадцать, погнать его в Москву – готовить золотую сенсацию!
«Секунду – на Афган, благо это рядом, пусть наследит там, наладит контакт с моджахедами, чтоб не отмыться потом. За одним по наркоте пусть пошукает – приятель из посольства давно зазывал подзаработать… Секунде будет чем заняться. Тем легче обвинить его в организации ограбления Ивана-Башмака Исламским движением, щедро мною оплаченным…»