– Вы один живете?
– С женой. – В глазах его появляется плохо скрываемая радость. Поймал, поймал. Умница ты мой.
– Наверное, надо оповестить её, где вы находитесь. А то она уже наверняка волнуется.
– Да. Если возможно, телефон…
– Телефон в другом конце корпуса. Вам самому не дойти. Если хотите, давайте номер, я позвоню.
Задумчивость на лице.
– Там новостройка. Телефон ещё не поставили. – Вяло оправдывается мой собеседник. – Если вас не затруднит, я дам вам рабочий телефон моего соседа, он передаст.
С сомнением гляжу на часы. Предусмотренный трудовым законодательством рабочий день уже подошел к концу, но будем считать, что сосед господина Красильникова работает сверхурочно.
– Ладно, – соглашаюсь я, – Давайте соседа.
Вот они, заветные семь цифр! Вот они – тройка, семерка, туз! Знаем мы этот телефончик. В служебном справочнике ФСБ видели. Он там за отделом наружного наблюдения закреплен.
– Кого спросить?..
– Петра Филипповича.
– Хорошо, – киваю я головой.
Оператор удовлетворенно прикрывает глаза. Ай да молодец! Выкрутился. Обманул фраера ушастого. Ну что ж, теперь самое время моей второй помощницы. Роль, что называется, «кушать подано». Вот она выплывает, лебедь белая.
– Павел Петрович, главврач вас к себе требует.
– Хорошо, скажите, что я сейчас буду.
Роль окончена.
– Ниночка, * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *натольевич, выздоравливайте. После еды вам непреодолимо захочется спать. А когда вы проснетесь, к общей слабости прибавится частичная амнезия. Под страхом смертной казни вам не удастся вспомнить события сегодняшнего дня. Уж не обессудьте, господин Красильников. Вы сами взялись играть в эти игры. Вас никто не принуждал.
* * *
– Эй-эй! Куда ты лезешь?! – дежурная по станции выскочила наперерез нарушителям из своего застекленного аквариума.
– Мамаша!.. Ну что вы, в самом деле, шумите? Я что, пытаюсь украсть ваши турникеты? – Детина, косая сажень в плечах, бережно поддерживая за плечо своего приятеля, широко и добродушно улыбнулся дежурной. – Ну, выпил человек немножко, ну, разморило его на солнышке. С кем не бывает? Что же ему по этому поводу, дома не ночевать?
– Меня это не интересует. Такси берите, – не унималась командирского вида мамаша. – А будите буянить – милицию вызову.
– Тю, зачем нам милиция? – в руке громилы появилась смятая купюра.
– Стой, Колян, держись, браток! – прислонившийся к нему приятель, едва удерживал вертикальное положение. – Мамаша, я же по глазам вижу, что вы добрая женщина. Неужели мы с вами не договоримся?
– Не положено пьяному в метро, – заметно смягчилась дежурная.
– Да разве ж он пьяный? Он усталый, – детина незаметно всунул «фантик» в карман форменной тужурки.
– Фу, как спиртягой прет. Ладно. Только чтоб тихо мне, – женщина потрясла пальцем перед носом возвышающегося над ней «братана».
– Заметано.
Станция метро «Курская» несмотря на поздний час, была довольно многолюдной. Однако в вагоне сочувственно настроенные мужики потеснились, освобождая место беспробудно пьяному собрату. Тот обвел пассажиров мутным взглядом и рухнул на скамью, уронив рядом с собой на пол кожаную сумку. «Кранты камере!» – вздохнул про себя его провожатый. И синий поезд метро повез «оператора» в бесконечное путешествие по кольцевой линии. Майор Валерий Пластун вышел на «Парке Культуры».
Глава 3
Ну что ж, господа «мушкетеры», пора подводить первые итоги. Как говорил император Наполеон, закладывая два пальца за лацкан своего любимого серого егерского мундира: «Ввяжемся в драку, а там разберемся!» Хорошо бы, конечно, знать, что думал на эту тему старик Кутузов. Увы, флегматичный фельдмаршал не утруждал себя изречением афоризмов, оставляя нам самим домысливать мнение победителя.
С дракой у нас все в порядке. Можно не сомневаться, что наружка уже поставлена на уши нашей милой проделкой. А что в наших закромах? Твердая уверенность в том, что против нас работает ФСБ. Немало, но в общем-то и немного. Топтуны, как известно, народ подневольный, и, как бы не беспокоила нас слежка, инициатива, скорее всего, исходила не от них. От кого же? Это ещё надлежало выяснить. Все, что у нас имелось на этот момент – кассета с записью похорон и номер телефона некоего Петра Филипповича. Расклад, конечно, ещё тот, но играть все таки можно. Ключевая фигура на данном этапе – «сосед Красильникова». Судя по всему, какой-то значительный чин в наружке. Информация о заказчике вчерашней видеосъемки должна проходить через него. Как говорил медвежонок Винни Пух: «Дерево само жужжать не может. А зачем тебе жужжать, если ты не пчела?»
«Петр Филиппович, Петр Филиппович, как бы нам с вами познакомиться поближе? Я вполне допускаю, что вы даже нормальный профи. Мастер своего дела. Только вот дело у вас такое малопрестижное и в рекламе не нуждающееся. Конечно, если хорошо поискать, то подход найти можно. Одна беда – времени нет. Что ж, придется настоять на личной встрече», – сопровождаемый такими грустными мыслями, я миновал скучающих у крыльца каменных львов и направился в наш сектор.
Слава Бирюков полудремлет в широком кожаном кресле, по-американски положив ноги на журнальный столик. Судя по груде окурков, образующих небольшой курган в пепельнице около компьютера, ночь он провел в трудах. Как и все сотрудники Центра, капитан Бирюков попал сюда по личному распоряжению Николая Михайловича, проводившего в жизнь волю Андропова. До этого он работал в контрразведке. Не совсем обычное занятие для выпускника КВИРТУ[8], но факультет, выпускающий спецов в области технической разведки, высоко котировался во всех учреждениях, имевших отношение к «борьбе под ковром». Что, в конечном счете, и привело талантливого офицера-технаря в стены барского дома на Остроженке. Здесь во всю богатырскую ширь развернулись и другие таланты этого молодого дарования. Что, в общем-то, и понятно. Когда генсек Андропов вручал карт-бланш генералу Рыбакову на формирование нашего спецподразделения, он как раз и подразумевал возникновение такой организации, в которой таланты ряда великолепно обученных людей были посвящены единой цели – неминуемой и бесповоротной победе в тайной войне. И если Советскую Армию можно было сравнить с разящим копьем, а КГБ с мечем, защищающим и карающим, то мы должны были стать стилетом, от короткого и незаметного удара которым не спасает никакой доспех. Видимо, мысли об этом преследовали Юрия Владимировича Андропова ещё во времена его работы послом в Венгрии. С блеском расправившись с попыткой венгерского народа под руководством Имре Надя совершить побег из социалистического лагеря, он, как никто четко уразумел банальную истину, что деморализация или уничтожение в нужное время и в нужном месте немногих лиц, направляющих и контролирующих ход событий, приводит к тем же результатам, что и массированное военное вторжение, но с куда меньшим шумом и затратами. Сменив пост посла на должность председателя КГБ, он энергично, хотя и по возможности скрытно начал проводить в жизнь политику непрямого давления, управления при помощи скрытых рычагов и тайных пружин. Поэтому предложение полковника Рыбакова, только что оставившего должность резидента КГБ в Вашингтоне и бывшего теперь одним из руководителей внешней разведки, пришлось как нельзя кстати.
Лично мне довелось видеть Андропова дважды. Первый раз совсем молодым лейтенантом в момент представления по случаю перевода в Центр. Второй – через пару лет, когда уже полуживой генсек награждал орденом Красной Звезды нескольких отличившихся офицеров нашего подразделения.
Он был великим человеком и ещё более великим политиком. Стоило один раз воочию увидеть его джокондовскую улыбку и гипнотический взгляд серо-голубых глаз, чтобы понять – кардинал Ришелье нашел в его лице достойного приемника. Он был воплощенная имперская идея, и ничего не могло помешать ему проводить эту идею в жизнь. Кроме конечно смерти.
Порою мне приходилось слышать о борьбе с инакомыслящими, о нарушениях прав человека, имевших место при нем. Действительно, все это так. Андропов не видел нужды в подобных вещах. В его системе государственных ценностей таким «мелочам», как гражданские свободы, просто не было места. Он давил своих врагов тихо, но абсолютно откровенно, даже не задумываясь о возможности поиска компромиссов. Он был идеал политического деятеля: имея нимб и крылья вверху, безо всякого смущения демонстрировал всем желающим свои копыта и хвост. Андропов был не более коммунистом, чем Ален Даллес, и также, как и его заокеанский коллега был глубоко чужд демократических идей. Впрочем, я был бы благодарен тому, кто бы доказал, что эти идеи имеют какое-то отношение к Российской Советской Империи.
В день, когда мы с ним встретились впервые, он взял со стола том Макиавелли и, открыв на заложенной странице, прочитал тихо, но очень четко: «Отечество надо защищать честным или хотя бы бесчестным образом. Все средства хороши, лишь бы сохранена была бы целость его. Когда приходится обсуждать вопрос, от решения которого единственно зависит спасение государства, не следует останавливаться ни перед каким соображением справедливости или несправедливости, человечности или жестокости, славы или позора, но, отбросив всякие соображения, решиться на то, что спасает и поддерживает».
Недавно в прессе мне пришлось наткнуться на мнение, что образованность Андропова была напускной и дутой. Быть может. Но этот тезис отца современной политической мысли он усвоил намертво и проводил в жизнь со свойственной ему методичностью, всеми доступными средствами.
Наша деятельность с первых шагов и до горбачевско-ельцинской неразберихи была грубейшим попранием всех международных норм, но одного у неё отнять было нельзя – она была эффективна. Собрав с бору по сосенке по всей территории Советского Союза кандидатов в штатные сотрудники Центра, Николай Михайлович Рыбаков проявил недюжинное знание людской натуры и в течении предельно сжатого срока явил миру лазурную мечту Андропова – команду, каждый из бойцов которой, не уступая Джеймсу Бонду в рукомашестве, пострелушках и тому подобных атрибутах личной крутости, многократно превосходил агента 007 в области работы мозгами.
Капитан Бирюков в этом отношении был воплощением андроповского идеала. Как я уже говорил, в нем непрестанно и непримиримо боролись две натуры: аналитика – контрразведчика и творца-драматурга. Побеждала дружба.
Однако дружба дружбой, а служба службой. Вячеслав Бирюков дремал в кресле, водрузив ноги на журнальный столик. Компьютер, стоявший чуть поодаль, выглядел не менее усталым чем, он.
– Доброе утро, – приветствовал я своего друга, усаживаясь в кресло напротив. – Где все?
– Для кого доброе, а для кого и последнее, – открыв правый глаз, дежурно отозвался Слава. – Все, сиречь майор Пластун и капитан Насурутдинов в гараже ремонтируют «Опель». После вчерашнего тарана.
– Понятно. А ты, я так понимаю, здесь и ночевал?
– Правильно понимаешь, – Бирюков поднялся и принялся разминаться. – Я вот тут сидел и думал, кому это и зачем пришла в голову идея убивать нашего генерала?
– Да? – Я иронично поглядел на него. – Ну, и как результаты.
– Не ахти. Так, на уровне предположений.
– Ладно. Выкладывай свои предположения.
– Это сколько угодно. Я проанализировал дела, которыми занимался генерал за последние пятнадцать лет…
– Интересно, как тебе это удалось? – это был не досужий вопрос. Информация такого рода отнюдь не считалась открытой.
– Удалось, – пожал плечами Слава. – Конечно, погрешность довольно большая, но все же, это лучше, чем ничего. Суммировав деятельность нашего Центра, резидентную работу и то направление, которое вел Николай Михайлович в ПГУ, я вывел некое подобие вектора приложения силы.
– Основной вероятный противник, – не совсем понимая к чему ведет наш штатный мыслитель, произнес я.
– Это верно. Дядя Сэм. Но я не о том.
– А о чем?
– Основная, и надо сказать небезуспешная работа нашего генерала состояла в том, чтобы вынудить госдепартамент, правительство и лично президента, точнее президентов этой страны действовать в направлении, выгодном Союзу.
– Интересно, интересно… – оживился я.
– Да. Интересно, – без ложной скромности подтвердил Слава. – К сожалению, что именно нужно было Союзу решали совсем другие люди, и это в итоге и привело нас всех в ту глубокую задницу, где все мы имеем честь находиться.
– А если по делу?
– По делу получается парадокс. Люди, определявшие направление этой работы, сами очень похожи на агентов влияния.
– Все их генералы – наши разведчики…
– И наоборот. Впрочем, насчет генералов как раз ничего сказать не могу. Без них конечно дело обойтись не могло, но дирижируют всем этим не они.
– А кто?
– Если бы все было так просто – печально усмехнулся капитан Бирюков. – Сегодня утром я бы уже докладывал тебе, что клиент ждет допроса.
– И все же. Круг подозреваемых… – начал было я.
– Круг? – Слава поглядел на меня как на безнадежно больного. – Вон там, на столе, – он ткнул пальцем в стопку бумаги возле принтера, – распечатан список из тридцати семи лиц, чье возвышение напрямую связано с работой генерала Рыбакова, ещё сто девяносто две персоны косвенно имеют отношение к этим делам. Те, кто в результате их оказался за бортом, я ещё не просчитывал. Да, боюсь, это и невозможно. Впрочем, первые результаты тоже весьма приблизительны.
– М-да, надеюсь, не придется копать весь этот список.
– Если исходить из того, что начинается он Президентом, то думаю что не придется.
Да, дело приобрело совсем нежелательный оборот. Воистину правильно было сказано: «В много знании много печали. Умножающий знание – умножает скорбь».
Смерть генерала Рыбакова была на руку любому и каждому из тех, чей путь к власти был связан с попранием интересов Отечества, так как понимал эти интересы Николай Михайлович. Как понимали их все мы. Смерть его была выгодна любому и каждому из них. И всем вместе…
– Что пригорюнились, добры молодцы? – майор Пластун возник в дверном проеме, загораживая его плечами. – В этом доме поят кофе?
– Поят, – Слава воткнул в розетку электрочайник. – Что там у вас?
– Крыло отрихтовали. Фары поставили. Сейчас Тагир новый бампер прицепит и придет.
Тагир не заставил себя долго ждать, и вскоре, разместившись вокруг стола, мы активно участвовали в ритуальном испитии утреннего кофе.
– Командир! – Валерий Пластун водворил пустую чашку на столешницу. – Каковы будут планы на сегодня?
– Планы? Для начала доложить начальству о наших вчерашних похождениях…
– Это понятно. Я о другом. Мы на студию «КейДжиБи фильм» звонить будем?
– Думаю, да. – Но сначала начальство.
Полковник Талалай встречает нас хмуро. Он явно не в духе. Смерив тяжелым взглядом нашу группу, он произносит, опуская традиционное приветствие.
– Президент сегодня вернулся к работе. Так что ждите. Завтра-послезавтра нашу лавочку прикроют.
Прежде мне не доводилось слышать, чтобы полковник Талалай называл нашу организацию подобным образом. Видимо, ему было здорово не по себе. Немного помолчав, он тяжело вздыхает и бросает, несколько успокоившись:
– Ладно, докладывайте, что там у вас?
Я вкратце излагаю ему вчерашнюю историю с Красильниковым, и прошу разрешение на разговор с пресловутым Петром Филипповичем.
– Петр Филиппович, Петр Филиппович, – шеф поднял телефонную трубку и, повернув ключ шифратора, набрал номер.
– Алло! Григорий Кузьмич? Добрый день. Талалай на проводе. Как дела? Ну, о наших делах вы знаете. Да, вчера похоронили. Григорий Кузьмич, у меня к вам вопрос конфиденциального свойства. Да, да. Конечно. А к кому, как не к вам. Вы старых работников наружки всех знаете? Нет-нет, вопрос чисто риторический. Я в этом не на секунду не сомневаюсь. Меня интересует офицер, очевидно, старшего звена, носящий имя-отчество Петр Филиппович. Ага, понятно. – Он делает знак нам пальцем в воздухе, давая команду запомнить. – Подполковник Скороходов. В центральном аппарате с 74 года. Откуда прибыл? Из Еревана? Армянская история. Понятно. Значит, «птенец гнезда» Юрия Владимировича. Что ещё о нем можно сказать? Нет, это пока мне не нужно. Меня интересует его, так сказать, личные качества. Честный служака? Будем надеяться. Нет. Что честный. Большое спасибо. Вы нам очень помогли. – Полковник кладет трубку.