На мгновение посерьезнев, принцесса внезапно рассердилась:
– Я ненавижу вас за эти слова – я пришла сюда неосознанно…
– Откажитесь от путешествия!
– Откажитесь от наших встреч!
– Я готов никогда более не видеть вас, – Небо́ вновь зажег погасшую сигарету.
Поль в смятении стучала носком туфли по земле.
– Но ведь вы – пособник порочной страсти, без вас она невозможна, разве нет в этом еще большей вины?
– Упрекая меня сейчас, что же вы станете говорить далее? Я готов сопровождать вас, мадемуазель, но не стану делить с вами угрызения совести.
– Вы говорите, что в нашем путешествии не будет ничего физического.
– Стало быть, вас привлекает осязаемая страсть – страсть диких существ? Физическая любовь – проклятие для андрогинов.
Небо́ коснулся ладонью лба.
– Никогда не поздно покаяться и получить отпущение грехов, – решилась принцесса.
– А если вы погибните во время путешествия?
– Я буду часто исповедоваться…
– Наутро каждой ночи, проведенной вне дома? Едва ли вы на это осмелитесь! Довольно клятв и разговоров о спасении души, пойдемте! Но не станем креститься, искушая Бога.
– Я не могу решиться…
– Не решившись довериться мне и отказавшись от путешествия, вы сохраните себя для Иисуса. Я не только не хочу разуверять вас в правильности вашего выбора, но я убежден, что «Подражание»
56
– Вы живете в миру, но мне советуете постричься в монахини? Отчего же вы сами не дадите монашеский обет? Никогда не поверю тому, кто расхваливает достоинства блюда, ни разу его не попробовав.
– Возможно, и меня ждет этот путь. Но хотя мой разум способен постичь благородство служения Богу, в сердце двадцатипятилетнего мужчины еще слишком много человеческого.
– Коснитесь моей руки, преподобный! Как и вы, я осознаю величие веры, но мне нет еще и девятнадцати – я должна узнать земную жизнь прежде, чем откажусь от нее. Подумайте о печальной участи девушки, уносящей в келью искаженную тень этого мира.
– Вы не находите, что в эту минуту мы исповедуемся друг другу?
– Отчего вы потешаетесь надо мной и возводите передо мной стены, которые меня не остановят?
– Заблаговременное искупление вины указывает на предусмотрительность. Волнение, предшествующее проступку, зачастую есть самый очевидный знак раскаяния.
Оба замолчали, не глядя друг на друга.
– Давайте наберемся дерзости и взглянем на порочную страсть вместе, – сказала Поль, поднимаясь со скамьи.
– Для этого нам понадобится ловкость, принцесса. Вам же, коль скоро вы решились отправиться в путешествие, потребуется оснащение – парик, мужской костюм, сюртук, пиджак и блуза рабочего
57
– Это несложно сделать.
– Как вы станете покидать дом ночью?
– Через маленькую дверь, выходящую на улицу Рембрандта. Вечерами, когда моя тетка не принимает гостей, она рано поднимается в свои комнаты. К десяти часам я смогу выйти незамеченной. Но что я должна буду делать, выбравшись из дому?
– Я буду ждать вас на углу улицы Курсель. Затем мы подымемся ко мне, где вы переоденетесь.
– Но что скажут соседи и другие жильцы дома, увидев, как к вам заходит женщина, но выходит мужчина?
– Я живу один в маленьком доме, и поблизости нет соседей.
– Вы правы! – рассмеялась Поль. – Дурное дело оказывается совсем несложным! Когда же состоится наша первая прогулка?
– Как только вы этого захотите. Но прежде вам следует прийти ко мне днем и примерить мужское платье. Учтите, что ночные прогулки могут быть опасными – необходимо прятаться одновременно от жандармов, злодеев и любопытных.
– Опасными? Вы хотите сказать, что сон может обернуться кошмаром? Нет, я намерена веселиться! Мне пора идти – Петровна показывает, что время истекло. До встречи, Небо́, – Поль сняла перчатку.
Он коснулся губами ее руки.
– До встречи, Поль, – сказал Небо́.
Глядя фиакру вслед, он тихо добавил:
– Alas, poor curious!
VII. Андрогин
В ДЕНЬ, когда Поль позвонила в дверь Небо́, в воздухе звенело веселье. Эта легкость, омрачающая душу в минуты тягостных раздумий, вонзилась в сердце принцессы необъяснимыми опасениями, усилив беспокойство о последствиях грядущего шага. Она была слишком горда, чтобы бояться себя скомпрометировать, и доверяла себе и Небо́. Поль Рязань знала – она всего лишь пришла навестить друга. Не осознавая самой опасности, она была встревожена. Ее тяготили будущие угрызения совести – невзирая на их необоснованность и на уверенность в том, что она ни в чем не провинится, что ничто дурное не коснется даже ее пальцев в перчатке. Когда дверь открылась, она отступила, словно призрак целомудрия унылым жестом преградил ей дорогу. Поль остановилась, не осмеливаясь совершить шаг, изменяющий жизнь. Она ощутила испуг, будто очутилась перед переправой через Рубикон или в Бирнамском лесу
58
Благодаря своей восприимчивости женщины, очутившись в новом месте, тотчас чувствуют его природу Принцессе было достаточно одного взгляда на тихие ступени и седого слугу, безмолвно шедшего впереди с непокрытой головой. Удивившись, что Небо́ не вышел ее встретить, Поль поднялась наверх. Ее изумление было столь сильным, что она прошла вперед, не заметив темной комнаты – внезапно в ней загорелся свет. Слуга, по-прежнему не произносивший ни слова, исчез за портьерой. Поль остановилась на пороге, не зная, как далее держать себя. Небо́ был погружен в чтение.
Он поспешил встать, взял ее за руки, усадил в кресло, положил под ноги подушку, опустил занавески, чтобы ее не тревожил солнечный свет.
– Я не думала, что вы способны на эти маленькие знаки внимания.
– По отношению к вам они значительны.
– Какой необычайный комплимент!
– Уважать того, кого любишь, значит уважать самого себя. Ничтожен мужчина, считающий ничтожной свою любовницу. Много достойнее оказалась галантная дама Брантома
59
– Стало быть, это делает меня вам ровней?
– Мы не похожи, но равны – вы удостоили меня своей нетронутой красотой, я же устремляю к вам свои мысли.
– Покажите мне ваши работы – я не могу вообразить картин, которые бы соответствовали вашим речам.
– Я не пишу картин. И не могу показать вам рисунки обнаженных фигур – мои поиски формы едва ли будут вам интересны.
Поль настояла на своем, и Небо́ вышел, чтобы принести рисунки. Оглядевшись вокруг, она увидела на окнах комнаты соположения фрагментов старых витражных стекол: голова девы покоилась на теле дракона святого Георгия, крылья ангела выделялись среди узоров в серых тонах. Два гобелена, сотканные на Мортлейке по картонам Рафаэля
60
Небо́ вернулся с папкой рисунков. Это были фикции обнаженных фигур – их анатомическая точность подчинялась поиску идеального слияния изящества и силы, соединяющего мужское и женское начала. Фрагменты тел, обнаженные по пояс девы ночи, тонкие и сильные лодыжки моделей Мантеньи, ошеломляющие благородной красотой руки, стройные и гибкие предплечья, упругие округлости были прорисованы с такой навязчивой андрогинной эстетикой, что принцесса смутилась. В ответ на удивление Небо́ она сказала:
– Ваши рисунки словно раздевают меня.
Небо́ овладела еще большая неловкость – оба на мгновение замолчали. Внезапно Поль нарушила тишину.
– Расскажите мне о своей жизни.
– Моя жизнь не имеет практической ценности. Я ничего не создал, я лишь размышлял.
Он зажег сигарету и замолчал. Поль отодвинула в сторону папку с рисунками, вызывавшими смущение у обоих.
– Прежде, чем я окажусь в амфитеатре Зла, научите меня элементарным понятиям порочной страсти.
– Порочная страсть, Поль, не такова, какой вы себе ее представляете. Вам видится чаша забвения; соль, заживляющая шрамы воспоминаний и стирающая залегающие на сердце складки; спасительный дурман среди мирских мучений, уносящий вас на огненной колеснице скверного Илии; раскаленные угли тоски; напиток забытья; восторг чувственных удовольствий. Нет, Поль, страсть – парадоксальна в замыслах и обманчива в реальности. Подобно большинству людей, вы думаете, что порочная страсть есть вожделение. Вожделение же стремится к вину, хлебу и наслаждениям тела – стало быть, страсть – не что иное, как неутоленный голод, ограниченный судорожными восторгами плоти и разрешаемый облегчением. Поэты говорят неправду – сверкающих девичьих грудей и лишающих разума поцелуев не существует. Вначале есть мираж, затем – напряжение, после – отвращение. Оловянный кубок или хрустальный бокал, изысканные кушанья или бобовая похлебка, кожура или мякоть, убогость или роскошь, улица Крульбарб или улица Прони – суть неизменна, разнятся лишь обстановка и детали. Роскошные ковры или меловая краска, кружевной пеньюар или хлопчатая сорочка, альков с балдахином или настил из соломы – неважно, сколько поставить на карту наслаждения – пять су или пять миллионов. Жизнь молодого мужчины непременно приходит к трем страстям – вину, застолью и разврату.
– Вы хотите заставить меня поверить, что в Париже, где есть все, нет любви? – воскликнула принцесса.
– Отчего же? По аллеям Парижа прогуливаются ангелы. Пьянство, чревоугодие и блуд суть элементарные понятия порочной страсти.
– Вы несправедливы, Небо́, но я не понимаю ваших намерений.
– Милая принцесса, неужели вы станете отрицать, что мои описания совпадают с тем, что вам известно о людях вашего круга?
– Да, но они относятся к студентам и простому люду.
– Сколько же золотых песчинок упадет с ваших прекрасных глаз! Ваш костюм готов – вам следует его примерить.
– Нет, – сказала она, охваченная внезапным недоверием.
– Милая принцесса, если вам теперь недостает смелости, появится ли она у вас в Больших Карьерах?
Поль на мгновение задумалась, затем взяла одежду и направилась в спальню Небо́. Она не торопилась раздеваться, в задумчивости вспоминая строки из «Мадемуазель де Мопен»: Сбросив платья и юбки, я перестала быть женщиной. Но затем она подумала, что сможет беспрепятственно превращаться в мужчину ночью, днем оставаясь женщиной – двойная жизнь показалась Поль заманчивой. Надевая пиджак, она нащупала в кармане письмо и прочла его:
Приветствую тебя, милый брат! Я по-прежнему ищу великого алхимика Идеи. Твой замысел сверхъестественно прекрасен, но остерегайся его воплощения – своего тела. Мы должны осуществить наши мечты. Ты желаешь любви вне чувственности, я стремлюсь к познанию первопричин вне опыта. Сегодня мы – и монахи – герои этого мира.
С верой в тебя,
Меродак
Записка, словно талисман, развеяла сомнения девушки. Она разделась, затем примерила мужское платье, неторопливо изучая в большом напольном зеркале свое новое очарование. Внимательно поправив все детали мужского костюма, принцесса взяла со стула цилиндр и бросила последний взгляд в зеркало: превращение оказалось настолько привлекательным, что она коснулась губами своего отражения. Не произнося ни слова, она подняла портьеру – Небо́ протягивал ей парик.
– Мсье Фигаро? – спросила она.
Небо́ вскрикнул и побледнел.
– Как я выгляжу? Что с вами, мсье Небо́?
Он не ответил и отстранил ее движением руки.
– Вам нехорошо, мсье Небо́?
Тот молчал, дрожащей рукой вытирая лоб, на котором блестели капли холодного пота; неловкость, возникшая из-за папки с рисунками, превратилась в невыразимое смущение. Философ Небо́ ощутил дрожь Пигмалиона, увидевшего, как с пьедестала спускается его Галатея: перед его глазами была сама цель его жизни. Смятение, которое принцесса приняла за волнение плоти, в действительности было минутным помутнением разума перед осуществлением его мечты – более полным, чем он когда-либо осмеливался мечтать. Овладев собой, он заговорил, но голос его изменился:
– Вашему облику потребуется ретушь – костюм чересчур вам подходит.
– Мое перевоплощение слишком значительно – я пугаю вас!
– Меня пугает ваш новый облик. Я поведу вас в дурное место, где вас станут осаждать женщины!
Поль не поняла его, и эта наивность растрогала Небо́.
– Я кажусь вам глупой? – спросила она.
– Всего лишь еще невинной, и я не решаюсь запачкать вашу душу.
– Запачкать?
– Соглядатай оргии уподобляется участнику, Поль – у вас есть еще время пощадить себя. Ваши ступни слишком изящны, чтобы идти вперед – делая шаги, вы испытаете боль! Форма вашего лба слишком совершенна, чтобы размышлять – раздумья принесут вам страдания! Не снимайте белого венца неведения – его легче нести, чем бремя осознания!
– Как же неразумно я поступила, доверившись проповеднику!
– Вы сами этого пожелали, Поль, – сказал Небо́.
– Да, – сказала Поль с настойчивостью. – Даже если померкнет блеск моих глаз, я хочу видеть.
Небо́ поднял хрустальную чашу и протянул Поль:
– Разбейте чашу – символ неведения!
Принцесса бросила чашу в стену, и та разбилась – разлетевшись, осколки почти коснулись их тел.
– Virginitas jacta est![15]– торжественно произнес Небо́.
КОНЕЦ ПРОЛОГА
Прогулки по порочному Парижу
I. Дорога из трактира в кабаре
– Для чего я привел вас в трактир? Для того, чтобы познакомить с современными нравами. Нравами принято называть занятия, которым люди предаются, выйдя из дому. Трактир – первая остановка каждого француза, первое самостоятельное приключение школьника на каникулах, целая жизнь для провинциала и парижанина.
Обнаружив, что вино в трактире слаще домашнего, первый горожанин сказал, подобно халдею «Я построю дом, где уединюсь от прислуги и домочадцев». В трактире обедали путешественники и веселились вместе люди одного ремесла… На вашем лице – выражение Анжелы Дони, супруги Вандинелли
61
62
63
Разве эти чудесные стихи не лучше нюхательной соли! Povermo
64
65
66
67
68
– Вы обманули меня, Небо́. Стоило ли требовать от меня так неосторожно покидать дом, чтобы заставить умирать со скуки?
– Возвращайтесь же в свою спальню, в особняк княгини, и обрывайте лепестки с маргариток жены садовника, думая о прекрасном Галаоре
69
70
71
– Вы непереносимо красноречивы, Небо́. Я не прошу невозможного, но хочу лишь познать неизвестное. Мне неизвестно ничего – вам будет несложно выполнить мою просьбу.
– Да станет вам известно, что именно благодаря трактиру появились три символа нашего времени – сообщество, клуб и всеобщее прямое голосование. Сообщество занимает в жизни де Марсе
72
73
74
Люди из низшего сословия, подобные животным и пытающиеся приблизиться к идеалу, вызывают восхищение! Будучи толстокожими и тем самым надежно защищенными, эти пауки, пронзающие нашу жизнь и ужасающие наш разум, с удивительным чутьем придерживаются древнего принципа, предписывающего точно определять свои потребности. Звенья административной цепи или винтики промышленной машины от зари до захода солнца, они приходят в трактир в восемь вечера и становятся самими собой. Здесь они найдут вино по деньгам, противника по росту и чтение по уму. Эти карикатурные герои эпичны в своей убежденности – они уверены, что представляют собой гордость и лучшую часть цивилизованного мира. Перед принципом всеобщего равенства они абсолютно правы – сегодня Великих Буржуа и Злодеев-Солнце
75
76
77
– Меня не привлекают поверхностные люди, – ответила Поль.
– Они поверхностны оттого, что лишены воображения… Взгляните на молодых людей, сидящих напротив: светловолосому – семнадцать, темноволосому – девятнадцать. Последний хорош собой и стоит большего, чем те, с кем вы танцуете на балах, он одет почти как они и, похоже, имеет необычный опыт. В его возрасте еще рвутся в бой и читают Дюма; представьте, что какая-нибудь мадам Ютен…
78
– Надо думать, вы шутите!
– Нисколько. Этот молодой клерк много достойнее ваших виконтов – он еще не утратил порядочности. Все собравшиеся здесь буржуа, Поль – и господин с красивой трубкой, и поклонник патеры, и два любителя политики – были молоды и выглядели так же. Они прожили жизнь, потакая инстинктам, но остались верными трактиру – своей единственной любви.
А теперь снова обратите внимание на эфебов из «Бон Марше», только что игравших в карты: оба – вновь с газетой в руках, и вновь – политика! Светловолосый – на третьей странице, читает о происшествиях; темноволосый начинает с редакторской статьи… несчастный! Светловолосый сообщает приятелю биржевые котировки – это уже лучше. Что вы думаете об этих детях конца века? Вы наверняка не помните, Алигьера, разношерстной толпы, жившей в смутном волнении, не знавшей ни похвал, ни проклятий. Несчастные буржуа, им неведомо даже проклятие!
Небо́ поднялся.
– Наконец-то! – воскликнула Поль. – Куда же мы отправимся теперь? – спросила она, вдыхая прохладный ночной воздух.
– В замок света, – ответил Небо́, устраиваясь рядом в фиакре.