Вокруг бегущего человека благоухала влажная, ярко-зеленая, прозрачная весна. На пустынной дороге только легкий шелест кроссовок об обочину и несмолкаемые птичьи трели из придорожных кустов. Влага, разлитая маленькими болотцами и лужами среди кочковатых полянок, казалось, кишела то ли головастиками, то ли еще какими гадами, которых периодически ловили клювами красавцы-аисты, нисколько не смущаясь ни бегущего человека, ни редких машин. Везде бурлила жизнь, весенняя суета, радость. Бегущий человек подмечал все это, сам растворялся в этой жизни, радостно сливался с нею. И Москва, и выборы, и депутаты казались ему совершенно другим, чужим, ненастоящим и выдуманным миром. Настоящий мир – вот он, живой, яркий, простой. «Я понял! – думал Кузнечко, мысленно улыбаясь. – Мне всю жизнь пришлось быть в самодельном мире, не настоящем. Мы сами же его строили, тратили силы на его укрепление, сами же в нем жили, сами же его боготворили и отделяли от настоящего! Но боги, творцы-то из нас – хреновые, раз у нас нет места вот этому всему, нет места Богине, нет места хорошему портвейну и хулиганам – одноклассникам во дворе».
Вдруг он резко остановился и замер. Перед Кузнечко был тот самый поворот, тот самый пролесок, в который ушла вчера та странная бабка, в точности похожая на ведьму из старого фильма про Вия. Старые, черные и покосившиеся могильные кресты вдалеке, и все та же темная свинцовая туча, клубившаяся на горизонте там, где сходились тропинка, небо, кресты и зеленые клочья болотных перелесков.
Кузнечко стоял, словно окаменевший, рассматривал тропинку и могильную даль. Что-то вдруг незаметно, но очень существенно изменилось в окружающем пространстве. «Птицы замолкли! Тишина!» – понял Василий. В этот же миг он ясно вспомнил весь свой ночной сон, развернулся и быстрее привычного побежал обратно в направлении Паракорочки.
Сон на самом деле был прекрасен, если бы не эта чертова бабка. Теперь, на бегу, Кузнечко пытался сопоставить утреннюю пробежку, этот поворот на трассе, сон, драку и встречу с Богиней. Рационально объяснить не получалось, от чего ноги сами ускоряли бег. Ни птиц, ни благодушных аистов, ни буйства весенних красок он больше не замечал, мир вокруг превратился в чужой и опасный. Василий еще и еще раз прокручивал вдруг всплывший в голове сегодняшний странный сон.
Во сне он, совсем еще молодой советский студент, сидел в лекционном амфитеатре своего Политехнического института. Какой-то очень знакомый на вид профессор с кафедры научного коммунизма, чем-то похожий одновременно на Эйнштейна и Ломоносова, нервно размахивая руками, читал лекцию. За окном была в разгаре уже перестроечная весна, над доской в аудитории висела огромная, красно-бело-коричневая пенопластовая голова Ленина. Тут же, рядом с головой, белоснежными пенопластовыми буквами составленное изречение: «Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна! В.И. Ленин». Причем в последнем слове не хватало сразу двух отвалившихся букв, от чего студенты уже вполне открыто хихикали, мол: «Истина ко.к. етна – не дает, не прогоняет», а на фоне перестроечных разоблачений советской власти во всех газетах, завхоз учебного корпуса уже как-то по-граждански храбро не торопился искать и клеить отвалившиеся буквы на свое место.
И вот этот профессор, периодически в широком жесте указывающий поднятой вверх рукой как раз на пенопластовую голову Ленина, вещал:
– Невозможно, коллеги, невозможно, не скрывая глаз от объективных научно зафиксированных фактов, верить всему этому чрезмерному советскому мракобесию, при всем уважении к нашей научной школе! Допустим, я не прав и конъектурен, но разве можно изменить факты, открытые каждому, при минимально объективном исследовании? Вот послушайте!
Есть гипотеза, что кухарку можно и должно научить управлять государством. Она не умеет, конечно, но можно научить, она должна, по мысли Ленина, участвовать в жизни государства! Авторская мысль именно такова, а не вырванные из контекста работы Владимира Ильича вульгарные трактовки. И вот сейчас все эти «прожекторы перестройки» и «демократические платформы» пытаются донести до нас вовсе не что-то новое, скрытое железным занавесом от советских граждан, а всю ту же Ленинскую мысль о кухарке, но уже в обертке западной демократии! Это бред! – сорвался на тонкий фальцет профессор. – Это бред! Не получилось это у Ленина, не получится это у современных демократов! Почему?
Дорогие товарищи студенты! Послушайте! Если вы возьмете всю древнейшую историю и до наших дней, вы увидите, что власть берут, владеют ею, остаются в ней – только особые люди! В чем эта особость заключается? Феномен властителя, подчеркиваю, дорогие товарищи, в любой эпохе и в любой цивилизации – это феномен не человека, но бого-человека, или, по крайней мере, непосредственного родственника Божества. Все в мире менялось, рушились империи и возникали новые, менялась мода, техника и быт человечества, женщины получили права, а наемные рабочие создали профсоюзы, но феномен власти оставался неизменным! Властью обличены люди особые, не совсем люди.
В первобытном обществе, в условиях родо-племенного уклада обладание сакральным знанием, доступом к духам предков – первое и главное, первое и главное, повторяю, условие обладания властью! Первобытные люди, как вы уже должны знать, это далеко не только дубинка и грубая сила, это сложнейшая система представлений о мире и жестких моделей поведения. Далее идем. В любом традиционном обществе, и в рабовладельческом, и в феодальном, если по Марксу, эта моя мысль совершенно очевидна. Монархия в России освящалась помазанием и генеалогией, в Древнем Шумере, Египте, у ацтеков и инков власть и Божество практически одно и тоже. Вы можете сомневаться на счет Европы – источника социальных трансформаций на планете, но вглядитесь в нее! Почитайте внимательно Гомера, кого вы там увидите – Героев, они же Цари городов и областей, то есть властители. А кто такой Герой? Кто такой Герой, я вас спрашиваю, а? Только тот, кто имеет прямое родство с богами – обитателями Олимпа и других потусторонних чертогов! К примеру, даже не самые главные герои Троянского эпоса. Кто такой Аякс Теломонид? Сын Теламона! А Теламон кто? Близкий друг Геракла, который в свою очередь сын самого Зевса и смертной женщины. Поэтому Гомер называет его по имени, и эти названные по именам товарищи из всего огромного греческого войска пользуются покровительством тех или иных богов. Все остальные, воины, слуги, кухарки – не достойны даже имени!
Сколько Одиссей плавал по морю в тщетных попытках вернуться на свой престол в Итаку? А с ним ведь команда спутников, земляков, боевых товарищей. Но за все их приключения Гомер не называет его спутников по имени! О чем это говорит, я думаю вам уже понятно!
Далее Евангельская Европа с ее Священными Римскими Империями и родословными королей чуть не до Ветхого Завета. Далее Новая Европа, казалось, само понятие Божественного – попрано и перестало быть значимым, великородная аристократия потеряла свое решающее значение в обществе и миром стала править ненасытная буржуазия и ее капиталы. Но во власти опять ничего не меняется! Инаугурации по масштабу, торжественности, величию – с лихвой заменяют мессу, а с помощью денег буржуазии добытчик власти или ставленник во власть – моментально обожествляется до героического Эпоса, будь это североамериканский эпос «Отцов-основателей», Легендарный Наполеон или Железный Бисмарк.
Далее. Европейский и в этом же европейском смысле российский опыт полного разрушения социальной системы до основания, с точки зрения вечного феномена власти – привели к противоположному эффекту. Гитлер, победивший на демократических выборах, превратился в Фюрера и арийского мессию, мумия Ленина вернула в современность культ Древнего Египта, Сталин стал Отцом Народа, то есть абсолютно, в смысле первобытной культуры – стал божеством на земле, родоначальником, живым тотемом, чем собственно всегда и является властитель на самом деле.
Поверьте, дорогие товарищи, неважно, насколько названные правители хотели быть полубогами или живыми идолами в голливудском смысле, если говорить о современных капиталистических странах, это феномен власти, который вместо объективного изучения маскируется нашими и капиталистическими учеными в мертвые абстрактные конструкции. Только особые люди могут брать и обладать властью, это «не совсем люди», или в метафизическом смысле – Избранные.
Профессор замолк, переводя дыхание и светясь от счастья, что дожил до того времени, когда он читает лекции без согласования с партийной ячейкой кафедры. Оглядел полупустую аудиторию и спросил:
– Вопросы? Есть ли вопросы, товарищи? Не стесняйтесь.
В этой части сна у молодого студента Кузнечко внутри что-то щелкнуло, и он, глядя на пенопластовую голову Ленина, поднял руку и с места громко спросил:
– Какой тогда смысл работать над собой, делать карьеру, если я точно знаю, что, например, никакой я не Избранный и не родственник Зевса, а сын простого инженера с авторемонтного завода и учительницы начальных классов?
– Никакого! – резко ответил Профессор. – Если все в этой аудитории решат, что они Избранные и пойдут во власть – будет именно то, что началось сейчас в нашей стране! Попомните мое слово, нам нужно бояться не парадов суверенитетов в ослабевшей империи, а парада тысяч тщеславий, решивших, что они Избранные и время их Откровения как раз пришло! Возможно, вам это неприятно слышать и больно бьет в каком-то смысле по вашим жизненным мотивациям, но шансов у вас стать Избранным и в глазах миллионов небезосновательно властвовать – математически ничтожны. А по-другому, как я сказал выше, власть не обретается и не удерживается! Сама ваша мысль, что из сегодняшнего многомиллионного советского студенчества в будущем именно у вас есть шанс обрести власть – объективно ненаучна и полностью подтверждает мой главный тезис о, если хотите, мистической компоненте реальной власти! Ну, или вы просто жертва пропаганды вроде «Американской мечты».
Студент Кузнечко особо ни в какой горисполком или тем более в Политбюро и сам не собирался, о чем во сне прямо подумал, и вообще задал вопрос, скорее, из любопытства. Но ответ Профессора задел его тщеславие, и пусть он никакой не Избранный, но уж точно не «такой, как все»: не обделенная умом и талантами личность. Поэтому он громко, на всю аудиторию произнес:
– То есть, опираясь на передовую биологию или на Библию, или на научно-марксистский лозунг о том, что все люди – братья, чтобы стать у руля государства, мне всего-то нужно докопаться в своей родословной до Адама, от которого произошли все люди, включая царей. Или до той обезьяны, прародительницы рода человеческого – чтобы можно было смело говорить всем, что я потомок и генетический родственник Древних Героев и даже третья вода на киселе китайским императорам! А после этого я имею, по вашей логике, все права, чтобы назвать себя Избранным!
– Вы передергиваете! – возмутился Профессор. – Концепции, которыми вы манипулируете в качестве аргументов – это интеллектуальный балласт в нашем вопросе, не имеющие отношения ни к вам, ни к реальной Власти!
Вдруг слева от Кузнечко раздался звонкий девичий голос:
– Профессор, а если бы вам сейчас вместо споров наш Вася показал фамильный Великокняжеский манускрипт или перстень сбежавшей от революции прабабки-графини? Или он бы остановил ядерную войну с Америкой, предотвратив аварию на каком-нибудь реакторе? Или он привез бы с олимпиады в Сеуле сразу три золотых медали? Или, допустим, нашел бы золото Колчака в Сибирской тайге и спас Советский Союз от поиска денег на закупку зерна в Канаде, вы бы поверили, что он, возможно, Избранный и подходит для вашего феномена власти?
Кузнечко повернул голову и увидел за соседней партой Богиню. Она посмотрела на него, подмигнула и звонко засмеялась своим обаятельным весенним смехом.
Вася одним ухом пытался расслышать ответ Профессора, но уже радостный вскочил из-за парты, чтобы протиснуться к прекрасной Богине.
Вдруг в аудитории раздался страшный грохот, все посмотрели на кафедру, за которой находился Профессор, и увидели, как рухнул и вдребезги развалился на части пенопластовый красно-бело-коричневый Ленин со стены. Богиня весело смеялась, профессор, взмахивая руками, кричал в аудиторию: «Погодите! Я не закончил тему! Нам осталось еще разобрать универсальное правило десакрализации и смерти власти!» Откуда ни возьмись в аудитории оказалась старенькая уборщица с уличной метлой. Она стояла спиной к студентам у треснувшего портрета Вождя пролетариата и платочком вытирала слезы, что-то приговаривая и охая. Кузнечко пытался пробраться к Богине, и вдруг старенькая техничка с метлой повернулась в его сторону, грозя пальцем и обращаясь к нему скрипучим голосом: «Не слушай никого, Васятка! Все в твоих корнях! Есть и меч-кладенец, и ковер-самолет, и шапка-невидимка! Зачем тебе енти всякие реакторы ремонтировать и золото ентова Колчака искать? Оно давным-давно за кордоном, время только зазря транжирить!»
К концу фразы уборщица со своей метлой оказалась уже перед самым носом Кузнечко, и он с ужасом узнал ведьму из кинофильма про Вия, искусно замаскированную в форменный синий халат уборщицы. Он отпрянул от нее, развернулся и бросился бежать прочь из аудитории. Дверь оказалась так близко, что он, студент Кузнечко, не рассчитал расстояние, не успел затормозить и врезался скулой в угол двери…
«Той самой скулой, – подумал будущий губернатор на бегу. – В которую мне вчера врезали кулаком. Вот отчего я проснулся и не досмотрел сон!»
Кузнечко вбегал в Паракорочку полный благодарности своему ночному кошмару и очарованный своим новым открытием: «В наш проект необходимо внести коррективы! Я должен не только собрать подписи, зарегистрироваться и расторговаться с Москвой или Губернией, я должен перестать быть каким-то там московским политтехнологом! Я должен стать особым человеком, с печатью высших сил и высшего предназначения, во мне они все должны увидеть Спасителя и Грозу, не просто так оказавшегося в Провинции! Только как-то это все надо обыграть. Вот бы прямо сейчас взять и притащить в область прямо сто, нет двести миллиардов, например, из Китая? Или из Японии! Нет, это через МИД все, сложно, кто я такой… или попытаться? Придумаем! Ведь только вдуматься: не успел я собраться забрать власть – как уже столько непривычных странностей вокруг! В этой паранормальной провинции моя голова работает лучше, чем в молодости, объективно говоря. Тьфу-тьфу-тьфу».
За поворотом показался провинциальный мотель, рядом стоял его черный джип и, опираясь на него спиной, жмурился на солнышке Ваня Ежихин.
* * *
Иван зашел в свой номер провинциальной гостиницы, пересчитал солидный аванс от Кузнечко, устало сел на кровать, прилег, не раздеваясь и подложив руку под голову. Уставившись в потолок, попытался еще раз оценить ситуацию.
Завтрак со старым партнером и руководителем технологом Василием Кузнечко прошел, казалось бы, в обычной легкой и творческой атмосфере. Идея политконсультанту Кузнечко самому стать кандидатом в губернаторы – удивила Ежихина. «Политологов и технологов тысячи по всем регионам, хороших – сотни, а губернаторов всего-то восемь десятков на всю Россию, это ж другая совсем порода», – подумал он про себя, но, вспомнив про купюры от Кузнечко в своем еще недавно совершенно пустом кармане, Иван предусмотрительно промолчал. По мере его пояснений по предстоящей работе, надо сказать, вполне откровенных по старой дружбе, Турист увлекся и очередной раз получил удовольствие от того, как ловко Кузнечко придумал пройти «депутатский фильтр» и как минимум получить официальный статус кандидата в губернаторы. Первая расписка на пять депутатских душ, проведенная туда-сюда перед носом Туриста, на минуту привела Ивана в подзабытое чувство профессионального обожания своего первого наставника, его удивительной способности найти схему, в которой все довольны и никому, по большому счету, не обидно. При всем том – задача жестко решается так, как это нужно Василию Кузнечко.