Валера вскакивает со стула и, не оглядываясь, выходит из зала.
– O, sancta simplicitas! – раздаётся у меня за спиной голос Симагина.
Только его мне не хватало для полного счастья. Рука машинально тянется к кобуре с шестизарядным глокком. С некоторых пор я постоянно ношу его с собой. Почему я остановился именно на глокке? Естественно, из-за магазина. Пять пуль – мало. Семь – слишком много.
Председатель совета миров садится напротив и кладёт локти на стол. Поднимаю глаза и холодно смотрю на Симагина.
– Чего тебе надо?
А он улыбается. Почему отрицательные герои всегда улыбаются? Может, потому что они уверены в себе? Ничего не боятся, ни в чём не сомневаются. Совесть находится в зачаточном состоянии, амбиции обнимают галактику. Противно.
– Ничего, – Симагин опять улыбается. – Хотел посмотреть, как от тебя отвернётся последний друг. Это забавно.
– У меня много друзей, – автоматически отвечаю я.
– Давай посчитаем, – Симагин растопыривает пятерню. – Круглов, Аков, Дегтярев, Лузгин, Шнитхе. Пальцы кончились, друзья тоже.
– Ошибаешься, – моему голосу не хватает уверенности.
– Это ты ошибаешься, щенок, – Симагин умеет заставить почувствовать себя ничтожеством. Несколько слов, несколько случайных взглядов, и ты смешан с грязью. – Других друзей у тебя нет. Тебе не нужны друзья. Ты пытаешься противопоставить себя людям. Потому что сам уже не человек. Ты – выродок. Космополит. Ничтожество. Слово «родина» для тебя ничего не значит.
– Не значит, – покорно соглашаюсь я. – Но ещё меньше для меня значат твои идеалы, Симагин. Потому что ты как был жандармом, так им и остался. И таким умрёшь. Ты просто не сможешь понять Нуль-Т.
– А ты попробуй объяснить. Без этих своих «почувствовать прикосновение звёзд сердцем».
Долго смотрю на Симагина. Он так ничего и не понял.
– Без «этих своих» не могу.
– Или не хочешь?
– Или не хочу.
Других доводов Симагин понять не способен. Он морщится, словно от зубной боли.
– Ты сам подталкиваешь нас к крайним мерам.
– А ты попробуй арестуй меня, – я широко улыбаюсь. – А я пройду сквозь стены твоей тюрьмы, потому что у меня есть Нуль-Т.
– Знаешь, Максим, иногда мы можем воздействовать через близких людей.
– Ты сам сказал, у меня нет друзей, – отвечаю я. – А упомянутая тобой пятёрка способна о себе позаботиться.
– У тебя есть дочь, – мимоходом замечает Симагин.
– А её ты не тронешь. Сказать почему? Потому что у тебя есть сын. Ради его блага оставь в покое Ингу.
Симагин смотрит на меня тяжёлым взглядом.
– Тебе говорили, что ты чёртов ублюдок?
– Если ты пришёл сюда, чтобы рассказать мне об этом, иди гуляй.
Сириус тем временем вторично выползает из-за горизонта. Наслаждаясь моментом, гляжу на светило.
– А ты не боишься, что я решу, что благо цивилизации важнее жизни моего сына? – спрашивает Симагин.
– Не боюсь. Потому что ты тоже был на Ветрянке.
– Не хочу вспоминать об этом.
– Именно поэтому вы никогда и не поймёте Нуль-Т, – сообщаю я.
– Почему «вы»? – кривится Симагин. – Ты имеешь в виду человечество?
– Я имею в виду вторую группу высадки.
Примерно через час, после того как мы обнаружили Источник, совершил посадку второй челнок. Изначально его спуск в гравитационный колодец Ветрянки не планировался. Впоследствии мы с ребятами обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что Симагин напихал в наши скафандры жучков. И получив данные телеметрии, тут же рванул вниз.
По возможности, он, конечно, подобрал бы экипаж из своих людей. Вот только команда челнока формируется согласно штатному расписанию, и ни малейшего шанса обойти процедуру у Симагина не было. Да и время его поджимало – мало ли что мы успеем натворить с артефактом иной цивилизации. Хотя правильнее будет сказать «предположительно артефактом предположительно иной цивилизации». Тогда у нас не было ничего кроме предположений. Да и сейчас много ли мы знаем о Ветрянке? Короче, кроме Симагина на поверхности оказались Евсеев, Гришин, Полухин, Жаворонков и Лимонов. Как они нашли Источник, мы не знаем. Сперва мы их банально прошляпили, пребывая в состоянии эйфории. А потом что-либо предпринимать было уже поздно.
Когда Дима Аков заметил их, они стояли вокруг источника и слушали голос. И остановить вторую группу высадки мы были уже не в силах. Я часто задумываюсь над тем, почему две группы людей одного статуса, одного социального положения в критических ситуациях принимают полярные решения. Может быть, судьба каждого человека предопределена от рождения? Вот родился фрукт по фамилии Симагин, и у него на роду было написано, что он должен оказаться на Ветрянке и сделать выбор. И существует специальный подген, отвечающий за этот выбор. Конечно, я прекрасно понимаю, что футурогенетика – это всего лишь лженаука, вошедшая в моду в начале двадцать второго века. Но иногда так хочется всё свалить на природу; хочется верить, что люди не виноваты в том, что они такие свиньи.
– Скажи мне, почему вы сделали это?
Председатель совета миров Симагин долго молчит, потом задумчиво смотрит на меня.
– Сделали что?
– Знаешь, вот только красивые слова оставь для общественности, – взрываюсь я. – Мы оба были на Ветрянке. И ты прекрасно знаешь, что не первая, как считается официально, а именно вторая группа высадки пила из источника. Мы сделали свой выбор – остались людьми. И в качестве утешительного приза получили Нуль-Т. Вы – пили из источника, и людьми быть перестали. Что вы получили от этой сделки, трудно сказать. Но в любом случае – немало. Иначе ваша шестёрка не стояла бы сейчас на вершине власти.
– Человечество само выбирает себе правителей, – жёстко говорит Симагин. – Ты сейчас себе представил горстку инопланетян со склизкими щупальцами, в одночасье захвативших федерацию. Хочу тебя разочаровать, самое совершенное оборудование не нашло никаких аномалий. Мы люди, Максим. Люди.
– Это физически. А морально?
– Раньше с тобой было проще общаться, – вздыхает Симагин.
– А с тобой всегда было трудно, – парирую я. – Лучше скажи мне, почему в результате случайной выборки первая группа единогласно принимает одно решение, а следующая – прямо противоположное. Тебе не кажется, что здесь пахнет мистикой?
– Первооткрыватели всегда получают славу, а сливки снимают идущие следом. Таковы законы общества.
Сириус уже поднялся над горизонтом. Прозрачный купол стал слегка матовым, защищая клиентов старбара от жёстких излучений. Встаю из-за стола и перешагиваю через пространство. Хочу увидеть Ингу. Симагин меня всерьёз напугал, своими разговорами о методах непрямого воздействия. Где ты, моя дочурка?
Инга сидит в саду и обдирает кусты сирени. Ветки тугие, не хотят гнуться, Инга, прикусив губу, пытается сделать из них грубое подобие венка.
– Давай помогу!
– Папка! – восторгу дочурки нет предела. Она виснет у меня на шее и заглядывает мне в глаза. – Я знала, что ты придёшь!
– И откуда же? – спрашиваю я с долей иронии.
– Чуйствовала.
Именно так, не «чуяла» и не «чувствовала», а именно «чуйствовала».
– А что ты ещё чуйствовала? – смотрю на дочку, слегка прищурившись.
– Что ты не пил водичку.
Мою беззаботность как рукой снимает.
– Послушай Инга, это очень важно. Откуда ты это знаешь?
– Мы в вас игрались.
– Игрались? – насторожённо переспрашиваю я.
– Это Колька Аков выдумал.
Колька Аков – сынишка Димы Акова. Сколько раз я слышал от Димы о его талантах и вот на тебе…
– Инга, а кто с вами ещё играл?
– Света Лузгина, Ира Полухина, Андрей…
– Симагин, – машинально подсказываю я.
– Андрей Симагин, Ева Шнитхе… Я всех фамилий не знаю.
Инга смотрит на меня виновато.
– Расскажи, как вы игрались.
– Колька сначала придумал планету с родником. Кто выпьет из этого родника, становиться плохишом, и получает какую-то способность. Потом он объяснил, что плохиши всегда имеют способности. А кто не выпьет, тот тоже получает способность, но другую… Это чтобы плохиши сразу не победили.
– И как вы играли?
– Света сказала, что мы ещё маленькие, а с маленькими чудеса не случаются. И что мы должны играть за родителей. Я играла за тебя, папка! Я хорошо играла?
– Ты просто замечательно играла.
Крепко прижимаю дочку к себе.
– Инга, скажи мне, а как вы определяли, кто будет хорошим, а кто – плохим?
– Мы посчитались. Я была хорошей.
Вот вам и стопроцентная выборка, ниспровергающая теорию вероятности. Они посчитались. Долго рассматриваю Ингу. У неё действительно есть способности. Через пару десятилетий этим детишкам будут принадлежать звёзды. А может и раньше.
В голову приходит бредовая мысль.
– А сегодня вы будете ещё играть? – спрашиваю у Инги.
– Ага, – девочка энергично кивает.
– Хочешь, я научу тебя играть в войнушку?
Достаю глокк и протягиваю его девочке. Почему я чувствую себя в этот момент последним мерзавцем? Наверное, потому что сумел остаться человеком. Не иначе.
Коты не умеют улыбаться
Олег Медведев – «Корабельный кот»Сквозь какой-то там тыщу-лохматый год,Протоптав тропинку в судьбе,Полосатый, как тигр, Корабельный КотНаучился сниться тебе.И ползли по норам ночные крысы твоих невзгод,Если в лунный луч выходил Корабельный Кот.
****
Инга читала «Алису в стране чудес», временами бросая косые взгляды в сторону иллюминатора. Там всегда царила кромешная тьма – ни единой, даже самой маленькой звёздочки, только клубы тумана, из шлюза казавшегося буроватым. Снаружи были мрак и смерть, внутри – обитаемый островок и безысходность.
«All right, – said the Cat; and this time it vanished quite slowly, beginning with the end of the tail, and ending with the grin, which remained some time after the rest of it had gone». – Прочитала Инга и захлопнула книгу.
– Интересно было бы посмотреть на висящую в воздухе кошачью улыбку, – вслух подумала девушка.
– Коты не умеют улыбаться…
Голос прозвучал где-то рядом, хотя в шлюзе никого не было. Инга пробиралась сюда именно из-за возможности побыть в одиночестве – отгородившись от всего звездолёта, остаться наедине с собой и с книгами. С книгами о Земле, на которую они уже никогда не вернутся.
– Кто это сказал? – спросила Инга, требовательно оглядывая пустоту.
– Банальный здравый смысл, – тут же ответил голос.
– Да нет, я имею в виду, не «кто сказал эту мысль первым», а «кто со мной сейчас разговаривает», – произнесла Инга, нахмурившись.
– Это же очевидно, – ничуть не смутился голос. – С тобой разговариваю я.
– Правила вежливости предполагают, чтобы собеседник представился, – возразила Инга.
– Но ты же не представилась… – фыркнул невидимка.
Этот довод Ингу смутил, однако она тут же взяла себя в руки:
– Но ты начал этот разговор первым!
– Правда? – невидимый собеседник отчётливо хмыкнул. – А кому хотелось посмотреть на висящую в воздухе улыбку? Не тебе?
Инга быстро оглянулась, словно ожидая увидеть эту самую улыбку. Но увидела только голые стены шлюза.
– Ты видишь меня, а я тебя нет! Это нечестно!
– Это, наверное, всё потому, что ты не там смотришь!
– А где надо смотреть? – Инга заинтересованно уставилась в пустоту. – Где можно увидеть привидений?
– Почему ты решила, что я привидение? – голос незнакомца прозвучал обиженно.
– Потому что на корабле кроме меня всего пять человек. И все они женщины. Я же сейчас отчётливо слышу мужской голос.
– Да, как у вас всё запущено… – Инга услышала в голосе разочарование. – Хорошо, если ты действительно хочешь меня увидеть – выгляни в иллюминатор.
– Логично! – девушка улыбнулась. – Если тебя не может быть на корабле, значит ты снаружи. Вот только ты одного не учёл, таинственный незнакомец. Мы сейчас находимся в гиперпространстве, и снаружи корабля по определению нет ничего.
– А ты всё-таки выгляни, – голос звучал загадочно и чарующе.
Инга подошла к иллюминатору и обомлела – снаружи в клубах бурого тумана отчётливо просматривались очертания полупрозрачной кошачьей мордочки. И Инга могла дать руку на отсечение – эта мордочка улыбалась.
****
– Мне кажется, она слишком много читает, – голос Мариэлины Велидоровны был сух и твёрд. – Это может плохо кончится.
– Ой, и не говорите!
Полиандра Симариловна вязала свитер, искоса поглядывая в сторону флэтскрина, на котором показывали семьсот сорок третью серию «Возвращения любимого».
– Мне кажется, то о чём я говорю, гораздо важнее сериала! – Мариэлина Велидоровна подняла лежащий на кушетке пульт и нажала на паузу. – Мы теряем Ингу.
– Запретить ей читать – вот и всё! – В кают-компанию вошла Ниниэль Джалиновна, в бытность свою супруга капитана корабля, а сейчас председатель корабельного совета. – Нечего с молодёжью цацкаться. Ещё не хватало, чтобы она вышла наружу. Думаете, так просто она всё время отирается в шлюзе? Наверняка код подбирает.
– Ну, код-то, положим, она не подберёт, десять триллионов вариантов – это вам не шутка, – Мариэлина Велидоровна грузно опустилась на кушетку. – А вот полоснуть себя по венам… Медкомплекс на последнем издыхании, можем и не спасти.
– Сколько их было – самоубийц-то? – вздохнула Полиандра Симариловна. – И чего им только не хватает? Всё не могут смириться, что никогда не увидят Землю. А что мы забыли на этой самой Земле? Ничего хорошего. Сплошная грязь и антисанитария. По мне, так нам и тут неплохо живётся. Всегда сытые, всегда чистые, да и за здоровьем нашим медкомплекс как-никак присматривает.
– А шут их знает, чего им не хватает! – сказала Мариэлина Велидоровна.
– Это всё книги, это всё их тлетворное влияние, – Ниниэль Джалиновна высоко подняла указательный палец.
– Их с самого начала надо было скормить утилизатору.
– Хорошо, хоть потом спохватились.
– Спохватились, да поздно… Инга вон позапрятала их по всему кораблю…
– Найти и уничтожить! – твёрдо сказала Ниниэль Джалиновна.
– И найдём! И уничтожим! Пусть сериалы смотрит! Её ведь в кают-компанию не затащишь.
– Это она нами брезгует! Пороть её надо было больше!
– Поздно уже.
– Воспитанием заниматься никогда не поздно.
– Вот вы, Мариэлина Велидоровна, и займитесь её воспитанием, а я посмотрю, как у вас это получится.
– И не сомневайтесь, Полиандра Симариловна, ещё как получится. Посадить на недельку на хлеб и воду – сама свои книжонки утилизатору скормит.
– А как вы, Мариэлина Велидоровна, её собираетесь на хлеб и воду посадить? Мы же её личный код синтезатора не знаем. Как сделать, чтобы она котлетки да блинчики себе не заказывала? А?
– А мы просто запрём её в каюте, – Ниниэль Джалиновна достала из кармана стопку ключей и победоносно потрясла ей у себя над головой. – Но сначала с Ингой надо поговорить. Вдруг одумается?
– Да не одумается она, уж я то её знаю, – фыркнула Полиандра Симариловна. – Она вся в отца, тот таким же непутёвым был. На первый год путешествия вены себе вскрыл. «Не могу, видите ли, оставаться в четырёх стенах, они на меня давят». Помяните моё слово, Ниниэль Джалиновна, Инга так же кончит. У неё ведь вместо мозгов в голове сплошной сквозняк.
– Совсем как у Валенсии из «Мексиканки». Помните, на прошлой неделе она из окна выпрыгнула? А этот толстый Антонио даже в больницу к ней не пришёл…
– Ну, положим, у него были на то свои причины, хотя в предыдущей серии он уверял её, что готов умереть за любовь…
Разговор плавно перетёк на другую тему.
****
Инга смотрела, как кошачья морда растворяется в буром тумане. Впервые на корабле Инга столкнулась с чем-то необъяснимым, что не вписывалось в привычные законы обыденности. И Инга растерялась.
– Интересно, что это было? – спросила девушка, надеясь, что тихий голос ответит и объяснит ей всё происходящее.
Но ей ответила только тишина и прерывистый стук собственного сердца. Чудесам иногда свойственно кончаться. Инга вернулась в свою каюту и прижала коленки к груди. Кошачий голос ещё стоял в ушах у девушки, и было в нём что-то необычное, таинственное. Незабываемое.