– Быват, – откликнулся сын пилота.
Неожиданно Семён вспомнил о вопросе, который собирался задать ещё вчера, но как-то забыл.
– А какое сегодня число?
– А, почитай, уже восемьнацато июню, Петров пост идёт.
– Какой год?
Мальчишка рассмеялся и спросил:
– Да откудова свалилси такой чудной? Четыреста третёй уж, почитай, от сотвореня миру.
За прошедший день Семён научился не удивляться подобным новостям, вот и сейчас эту информацию он просто принял к сведению.
* * *
Хозяева пришли через час. Семёна одели в старый, но неплохо сохранившийся сюртук, некогда принадлежавший дяде Егория, и они пошли с пилотом к городскому наместнику, чьи каменные двухэтажные апартаменты виднелись на холме. Егорий всю дорогу молчал – вероятно, привычная болтливость пропала после похорон соседа.
Вход в здание не охранялся – видимо, наместник был готов принять любого из пятнадцати тысяч жителей Троеугорска. Сергий Михайлович оказался ростом примерно с Семёна – чуть больше метра семидесяти. В отличие от большинства замеченных на улице горожан, бороды и усов он не носил, лицо было гладко выбрито, волосы коротко подстрижены. Если бы землянин встретил наместника на улице Екатеринбурга, то ни за что бы не выделил его из толпы. Единственное, что немного отличало Сергия Михайловича от россиян двадцать первого века – это строгий темный сюртук странного покроя с тонкой меховой оторочкой на воротнике. На столе у городского начальника лежал деревянный аппарат непонятного назначения с красивой резьбой, вдоль стены стояли два старинных высоких шкафа с множеством книг. Над столом висел портрет какой-то пары, судя по одежде – высокого ранга.
– Садись, Семён, – городничий пожал руку землянину и указал на стул. – И ты, Егорий Иванович, садись, коль пришёл. Мне про случай ваш уже рассказал Олег Трифонович. Признаюсь, я представлял тебя, Семён, совсем другим. С Земли ты, иль с Чужеземья Северного – для меня без разницы. Одно я знаю, что таковые, как ты, люди в Поморье появлялись и век, и два назад. Один из них, по слухам, жив до сих пор.
«Это интересно, – подумал Семён. – Если есть землянин, значит, мы с Игорем не одни в этом мире». Наместник замолчал, видимо, задумался.
– Сергий Михайлович, разрешите спросить? – решился Семён. – Вы говорите практически на том же языке, на котором говорят и у нас…
– Не стоит на «вы», Семён, – покачал головой городничий. – Ты уж не ребёнок, чтобы мне «выкать». И как, прости, тебя по отчеству, иль не носите у себя отчества?
– Вячеславович. Семён Вячеславович Григорьев. Откуда ты знаешь язык?
– Так вот, Семён Вячеславович. Я учился в Новуградской академии, что находится на границе Серафимья и Крестолесья, в устье Мокшени. Там нас учили старой речи, что называлась российским языком. Как сказал мне Олег Трифонович, ты говоришь на ней?
– Да, это русский язык, если быть точным. Но почему на нем не говорят другие?
Поморец покачал головой.
– Разговаривать на нем не приветствуется, потому как это язык научных трудов. Ровно так же, как и не говорим в миру мы на старославянском, языке молитв. Ко тому же, сейчас большинство книг издаются на поморской говори. Однако, в Новуграде немало тех, кто отходит от устоев и спокойно общается в быту на сим древнем языке. Новуград вообще город странный…
Землянин кивнул. Наместник внезапно спохватился, вытащил из деревянного устройства на столе цилиндр с проводом, повернул какие-то рычажки и громко сказал:
– Мосей, будь доброй, снеси нам чайник и три стакану.
Телефон, понял Семён. У поморцев есть устройства связи, и это хорошо. Наместник упомянул много непонятных географических названий, и Семён спросил у него:
– Сергий Михайлович, у тебя есть карта?
Наместник кивнул, нисколько не удивившись подобной просьбе, поднялся и достал из глубин шкафа свернутую трубкой карту.
Стр:
– Чудной ты, Семён, – вполголоса проговорил Егорий. – У нас же во доме така истовённо карта-то и лежит. Поконал бы, и я бы дал, пошто наместника-то тревожиць.
– Ничего, пусть. Вот она, земля Поморска, – проговорил тем временем городской глава и развернул на столе большой лист. – Карта несколько устарела, ко примеру, граница Мансийского Хаканата теперь восточнее идёт, вот тут… Очень близко к нашему городу, как видишь. Сейчас там вялотекущий конфликт. Серафьмье наше – самое западное княуство… то есть княжество, восточнее по северам идет Крестолесье, и самое восточное – Синелесье. В ём много мансийцев живёт. А южнее Крестолесья и Синелесья – Приошерье, они к морю не выходят, зато снабжают половину материка зерном. Всего четыре княжества у нас. И вот здесь, в устье Мокшени – Новуград, новый город.
– А он кому принадлежит? К Серафимью, или к Крестолесью?
– А ни к кому ён не принадлежит, – встрял Егорий. – Ён вольной град, его все княуства вдруг строили, с вогулами в придачу.
– В смысле, «вдруг»?
– «Вдруг» – означает «вместе», «совместно», – пояснил наместник. – Вероятно, ты ещё каких-то слов не понимаешь?
– Никак не могу понять значения слова «порато», – признался Семён. – При чём здесь порка?
Поморцы рассмеялись. В этот момент вошел Мосей с подносом, молча пожал всем руки и так же молча удалился. Являлся ли он слугой, либо просто кем-то из сотрудников, Семён не понял.
– Это слово переводится как «много», «чересчур», – пояснил Сергий Михайлович и разлил зелёный чай по стаканам. – Ты давай, вопросы-то задавай, мне понравилось быть учителем и переводчиком!
Они просидели у наместника около часа, выпив по три стакана чая. Лишь пару раз во время разговора их прерывал звон (не звонок, а именно мелодичный звон) телеслова, и городской начальник отвлекался на свои дела. Семёна интересовало всё – начиная от истории Новомирья и заканчивая причинами войны.
– Причины войны просты и понятны, – сказал Сергий Михайлович. – Ферьярцы, они же сами называют себя мидгардцами, лишь пятнадцать годов назад стали производить дизели и машины на бензиновой тяге. Развитию их активному мешает, во-первых, малое количество нефтяных месторождений на своей земле. Наилегчайший способ перестать их закупать из-за рубежа – присоединить земли Саранпала и Мансипала к себе.
– Что это за земли?
Наместник описал рукой большой полукруг над картой.
– Это две половины Мансийского Хаканата, западная и восточная части огромной вогульской империи. Империи, что занимает больше половины Материка и, по сути, нами созданной, поморцами. Без технологий наших они так бы и остались такими, каковыми были в начале.
– Остались бы дикими? – предположил землянин, вспомнив о земных мансийцах, которых иногда показывали по областным каналам.
– Нет, ну почему ж дикими. Их древняя культура своеобразна, а религия сложна. Но без нас бы они остались таким же закрытым лесным народом, разбитым на сотню родов. Мы не стали нести им свою веру, как это, если не путаю я, делали когда-то на Земле. Мы принесли им… государственность, вроде бы, так это зовётся?
Семён кивнул.
– А сколько всего поморцев, ферьярцев и манси?
– Ферьярцев, почитай, около восьмидесяти пяти мильонов, не считая рабов. В Хаканате народу – мильонов сто пятнадцать, но из них двадцать тувы и примерно десять – переехавших с южного архипелага маорийцев.
«Маори? Они-то здесь каким боком затесались?» – подумал Семён, но решил ничего не говорить.
– А нас – тридцать шесть, коли не путаю? – спросил Егорий.
Наместник кивнул и убрал карту.
– Да, не считая колонистов по всему свету.
– Это в Серафимье? – не понял Семён.
– Нет, это всё Поморье. В Серафимье живет одиннадцать мильонов. Мы – малый народ, зажатый между двумя империями.
– Зато – самый развитый, как я понял?
Сергий Михайлович кивнул, допил стакан чая и громко поставил его на стол, перевернув.
– Именно так. Но мы заговорились. Сёдня же я отправлю с телеграфной станции быстрое письмо дьяку Василю Аристарховичу Солодову, главе Особого Приказа при Совете Миров… то есть Общин. Не сомневаюсь, назавтра же будет приказ доставить тебя в Пятилахтинск, потому готов будь к переезду.
– А как быть с документами? – спросил Семён. – Меня пропустят в столицу без документов?
– Да, Сергий Михайлович, у его и копейки нема, – добавил Егорий Иванович. – Мы уж думали-то всем миром ему деньгу собраць, но, быват, ты споможешь? Как-никак, иномирец Семён, дело важно.
– Да, разумеется, временную метрику мы тебе составим, и денег на неделю воперёд дадим, – наместник кивнул и поднялся. – Билеты, ежели всё получится, на переезд купим. Ну что, господа, меня дела ждут, надобно перестройку стены городской осмотреть будет.
– Ещё один вопрос, Сергий Михайлович. В самом начале вы… то есть ты упомянул о чужеземце, который жив до сих пор. Кто он такой?
Городской наместник покачал головой.
– Мне мало о том ведомо, но ещё когда учился я в Новуграде, десять годов назад, поговаривали у нас о некоем старце учёном, что трудится в Доме Науки. Дескать, прибыл он неизвестно откуда, ровно как и ты. Звали его Александр, но было ему уже за восьмой десяток. Не ведаю, жив он, иль нет. Вроде как сын у него оставался…
Егорий так же резко поставил пустой стакан на стол – вероятно, так обозначали конёц чаепития.
– Пойдём, Семён, нечего Сергия Михайловича задерживаць.
И Семён тоже стукнул перевёрнутым стаканом по столу.
Глава 5
.
Игар очень смутно помнил то, что произошло после столкновения с всадниками. Первым, что он осознал спустя долгое время, была тупая, грызущая тело боль. Боль барахталась всюду – в ушибленной груди, в избитых дорогой ногах, в суставах, которые стягивала веревка. Последняя мучила немилосердно, Игорь почти не чувствовал пальцев и как-то отвлеченно подумал, что если пытка продолжиться, то пользоваться ими он не сможет никогда. Чье-то колено, уперевшись сначала в шею, затем в поясницу прижало его к земле. С него грубо сорвали шлем, едва не лишив носа, перчатку и пояс, забрали меч. Мужские голоса, комментируя странное одеяние незнакомца, говорили между собой сначала удивленно, затем откровенно насмехаясь над доспехами реконструктора. Сильные руки подняли студента над трактом, поставили на ноги. Очень странным казалось Игорю непосредственность и быстрота, с которой его разоблачали. Ему подумалось, что люди чужого мира, встретившие на дороге незнакомца, облаченного столь странно, как он, должны проявить большее удивление и растерянность. Но темным всадникам, по всей видимости, путники в средневековых кольчугах были совершенно не интересны либо … они встречали их не впервой.
С ним никто не разговаривал, ни о чем не спрашивали. Били скорее для порядка, чем по-настоящему. Очень скоро варяг осознал себя бредущим по дороге за вихляющим конским крупом. Вероятно, ему повезло, и подкованные копыта не прошлись по голове и телу. Лошадь сшибла Игоря грудью, он отлетел на несколько метров, врезался спиной в жесткий грунт, но остался, в общем, цел. Сильный ушиб, и, возможно, сломанное ребро причиняли ужасную боль, но двигаться реконструктор мог.
Следующие несколько часов он со связанными руками ковылял за лошадью. Никто не удосужился прикрепить конец веревки к седлу, а потому, движение пленника подстегивал только подгоняющий его с боку и сзади конный конвоир, время от времени тыкающий в спину чем-то тонким и жестким. Ружейным прикладом это быть не могло, а оборачиваться, чтобы посмотреть, у Игоря не было сил. Наконец, крайние изнеможение и подавленность сделали свое дело. Чувствуя, что просто не в состоянии идти дальше, Игорь повалился сначала на колени, затем упал лицом вниз. Спрыгнувший конвоир перевернул его сапогом. На фоне постепенно разгорающегося над головой Игоря гигантского светила, возникла широкая фигура с «бейсболкой» на голове.
– Farnasen?[9] – спросили сверху.
Игорь закрыл глаза.
Самым странным являлось то, что, шагая с конной колонной несколько часов и слыша многочисленные команды, веселый смех, и просто разговоры всадников между собой. Игорь не уловил, что говорили вокруг на одном из северных диалектов. Только сейчас, очнувшись в «красно-серой» комнате с полуголой девицей, он осознал это четко. Речь всадников являлась непривычной смесью фарерского и исландского диалектов, а значит его облачение «под варяга» в некотором смысле тут не подходило. Местные общались вовсе не на языке скандинавов – шведов, датчан или норвежцев. В ходу была речь более дикая, древняя, насквозь просоленная рыбой и северным океаном, – то была речь оркнейцев, шетландцев, фарерцев и исландцев – дивный говор атлантических островов, ранней Гренландии и Америки «до Колумба».
Примечания
1
Прозвища «Одина» – Бёльверк (злодей, предатель), «Свидур» (обманщик), Игг (ужасающий, страшный). Весьма специфический набор имен для верховного Божества.
2
«Рекон» – реконструктор, член молодёжного движения, занимающегося воссозданием культуры, быта и боевого искусства того или иного исторического периода.
3
Здесь – в значении «разыскиваешь».
4
«Я знала, что жив, если Герсен кого-то штопает, то уж наверняка» (староисланд).
5
«Жди» (староисландский).
6
«Порато не находит на ходока» – (поморск.). Сильно не похож на разведчика.
7
«Инде» – Даже
8
Как (поморск.) здесь – в значении «если».
9
«Farnasen» – Кончаем? (староисладнд.)