Это был не только маленький домик – это был ещё и приземистый домик. К тому же он был обнесён довольно высоким забором, из-за которого едва видна была крыша. Так что издали он очень был похож на человека, упрятавшего нос в высоко поднятый воротник пальто.
Добравшись до калитки, мальчик постучался условным стуком. Тотчас во дворе послышались тяжёлые шаги, и Капитан Крокус своим густым голосом сурово спросил:
– Кто там стучится в поздний час? Что за человек? И что ему тут нужно?
Мальчик тоненьким голоском пропищал:
– Стучится Малыш! Пришёл в гости!
Вероятно, Капитан сквозь щёлку в калитке уже разглядел, кто именно пришёл, но всё равно нужно было отвечать по всем правилам. Это был условный, тайный пароль. Таким образом, в случае чего, ни один посторонний не мог без предупреждения проникнуть в дом.
Калитка приотворилась, пропуская Малыша, и тотчас захлопнулась. Малыш и Капитан Крокус молча, как полагается мужчинам, крепко пожали друг другу руки.
Прежде чем пройти следом за Капитаном в дом, Малыш, как всегда, побежал и присел на корточки перед громадной собачьей будкой, в которой жила маленькая, очень застенчивая собачка Головастик.
– Здравствуй, славный уродик! – ласково сказал Малыш, заглядывая в темноту будки. – Как ты сегодня насчёт кусочка сахарку?
В будке послышалась возня, ведь Головастик был очень стеснительный и неуклюжий. Малыш засмеялся, почувствовав прикосновение толстой мягкой губы к руке. Головастик захрустел, разгрызая сахар, и дружелюбно засопел. На мгновение его большущий толстый нос мелькнул в отверстии, но тотчас же опять спрятался в глубине.
Вообще Головастик никогда не вылезал из будки при посторонних, только высовывал иногда самый кончик толстого жёлтого носа с большими чёрными ноздрями. Конечно, у него была причина так прятаться от людских взглядов. Уж урод так урод! Именно поэтому мальчики, приходившие в гости к Капитану, и прозвали его Головастиком, хотя сам Капитан звал его Нероном.
Мальчики жалели Головастика ещё бы: всякий, у кого при таком тщедушном теле оказался бы эдакий толстенный, тяжеленный носина, постеснялся бы высовывать его на свет!
Капитан уже пододвинул к камину большое кресло и покуривал, поджидая, пока Малыш закончит разговаривать с Головастиком.
– Хлебнём добрый глоток из старой пиратской бутылочки? предложил Капитан, когда Малыш уселся с ногами в кресло прямо против весело потрескивающего огня.
Малыш подмигнул, поёжился от удовольствия, и Капитан достал из корабельного шкафчика глиняную бутылку с изображением летящего на всех парусах корабля. Потом он открыл жестянку настоящих морских сухарей и наполнил стаканчики.
Прежде чем окунуть сухарь в напиток, Малыш тщательно оглядел его со всех сторон и слегка пососал. Ведь это был не какой-нибудь обыкновенный сухаришко, какие продаются в булочной. Этот суровый твёрдый сухарь, может быть, проплыл вокруг света. Такие сухари после кораблекрушения пересчитывали и делили поровну оставшиеся в живых матросы в спасательной шлюпке посреди необозримого океана!
– Настоящее пиратское! – залихватски крякнул Малыш, с наслаждением прихлёбывая сладкий напиток и макая в него сухарь. – Вот таким вы и подкреплялись в открытом море?.. А откуда вы брали малину?
– Для приготовления напитка?.. Ну-у, разными способами, задумчиво ответил Капитан, посасывая трубку. – Иной раз удавалось отбить королевский фрегат, гружённый малиной и пряниками. Тогда нам всего необходимого хватало надолго. А то можно было под прикрытием двенадцатифунтовых пушек высадить на берег десантный отряд…
– Вооружившись до зубов? – спросил Малыш, жмурясь от удовольствия и причмокивая.
– Правильно, до зубов, и никак не меньше. Иной раз можно было позволить себе вооружиться и полегче, но тут-то дело было нешуточное… Через ловких лазутчиков нужно было найти самый лучший малинник со спелой малиной и неожиданно окружить его со всех сторон! Главное было – ни на минуту не терять присутствия духа.
– А кто же потом собирал малину?
– Ну, тут уж нужно было действовать самим пиратам. Военная хитрость! Приходилось брать в руки корзинки, повязываться бабьими платочками и тонкими голосами распевать глупые песенки, чтобы не привлекать к себе внимания местных жителей…
– А то ведь они могли бы заподозрить неладное? – рассудительно заметил Малыш.
– Вот именно. А когда малина вся собрана…
– Вам надо было не забыть развязать хозяев малинника. Ведь вам же пришлось их связать?
– Кому ты подсказываешь? Ты что, думаешь, пираты своего дела не знали, что ли? Самым первым делом было развязать перепуганных хозяев, со смехом бросить им кошелёк, полный двойных золотых испанских дублонов, чтоб они могли себе купить пять таких же малинников… Ну и айда под прикрытием тех же пушек обратно на родной корабль!
– А они-то, чудаки, перепугались сначала! А после зато вот обрадовались!
Оба собеседника тихонько рассмеялись и подмигнули друг другу, точно это они сами только что так ловко обтяпали славное пиратское дельце с малиной и двойными дублонами.
Малыш принялся вымакивать сухарём уже второй стаканчик пиратского малинового сока, когда у калитки снова раздался стук.
– Кто там стучится в поздний час? Что за человек и что ему нужно? – спросил Капитан.
– Стучится Ломтик. Пришёл в гости! – ответил тонкий голосок. Ломтика впустили, и все трое обменялись молчаливым рукопожатием.
– Как дела, уродик? – сказал Ломтик, просовывая руку в маленькие воротца собачьей будки, чтоб погладить кончик носа собачки. – Тяжело тебе? Всё таскаешь на своих тонких лапках этот носище? Помнишь, в прошлый раз я хотел тебе принести большой ломоть пирога, да нечаянно съел его, как только вышел из дому. Зато сегодня я его почти до полдороги донёс. И только откусил совсем маленький кусочек. А знаешь, как идёт дальше дело, когда откусишь маленький кусочек?.. Вот то-то! Просто руку не успел отдёрнуть, смотрю – одни крошки остались. Ну уж в следующий раз лопну, а донесу. Ладно? Ты уж не обижайся.
Уладив дело с собакой, Ломтик побежал в дом, чтоб получить свою долю напитка с сухарём.
– А где мы вчера с Ломтищем были-и! – загадочно протянул Малыш. – Никогда не угадаете… А? В цирке! – и, вытащив из кармана цирковую афишку, подал её Капитану.
Ребята знали, что Капитан очень интересуется цирком, хотя сам туда никогда не ходит. Он был странноватый старик, и дети подозревали, что за всю жизнь ему так ни разу и не удалось побывать в цирке.
Задумчиво разглаживая на столе помятую афишку, Капитан, улыбаясь, с интересом слушал рассказ мальчиков.
Они рассказали ему всё, что было вчера, по порядку, с того момента, когда они садились в автобус, собираясь ехать в цирк, и заканчивая тем, что кому приснилось после представления. Капитан сочувственно таращил глаза и ахал, когда какому-нибудь артисту грозила опасность свалиться с проволоки или сорваться с трапеции, и посмеивался над проделками клоунов. Но больше всего ему понравился рассказ про клоуна Коко.
Малыш гудел и извивался, изображая Чучелище, а Ломтик тряс головой, отплёвывался от соломы и дудел, показывая, как маршировал поросёнок Персик.
Капитан вытирал слёзы от смеха и всё кивал головой, приговаривая:
– Ах, до чего же славный поросёнок!.. Наверное, он один изо всех на свете поросят, когда вырос, не сделался свиньёй. Замечательный поросёнок!
Потом мальчики заметили, что Капитан как-то приумолк и приуныл. Ему, видно, взгрустнулось, и они догадывались почему.
– А вам бы самому хотелось, Капитан, когда-нибудь побывать в цирке? – сочувственно спросил Малыш.
Капитан ответил не сразу. Он подумал и неуверенно пробормотал:
– Иногда мне кажется, что я не прочь бы туда заглянуть… А иногда… – Капитан отошёл к окошку и, распахнув его настежь, облокотился на подоконник. – Когда вы мне так хорошо рассказываете про всё, что там увидели, я думаю, что мне уже не стоит идти туда самому…
Ребята подошли и тоже облокотились на подоконник рядом с Капитаном.
Под самыми окнами домика берег круто спускался вниз, к воде, и слышно было, как далеко внизу, у старых причалов с заброшенными ржавыми баржами, журчала река, окутанная вечерним туманом.
Несколько минут все молчали, глядя на проплывающие в тумане цветные огоньки кораблей, неторопливо пробиравшихся по реке к близкому выходу в море. Справа полыхало в темноте зарево большого города, а слева цепочкой убегали вдаль фонари автострады.
Корабельные сирены подвывали в тумане, а на пустыре, в маленьком болотце, лягушки из себя выходили, стараясь переквакать друг друга.
– И о чём это они всё квакают? – спросил Малыш.
Капитан, видно, уже приободрился, потому что усмехнулся и весело ответил:
– Сейчас у них всего только небольшой концерт. Вот – слышите? – притихли. Наверное, объявляют следующий номер. Одна лягушка отквакает весёлую песню про слякоть, дождик, лужи, грязь и туман, а все остальные хором будут приквакивать припев… А потом двое приезжих из соседней лужи станцуют модный танец кваковяк, и все поскачут по домам спать. Да и нам пора тоже!
Глава 3
Как сделаться исторической личностью в кратчайший срок
Город этот считался одним из самых современных и автоматизированных городов в мире, и, понятное дело, его обитатели совершенно автоматически этим очень гордились.
В Тайном совете, управлявшем городом, долгое время шли разные полезные споры.
Например, одни считали, что время идёт слишком быстро и нужно принять меры, чтобы его, по возможности, задержать, а другие находили, что оно тянется слишком медленно и его надо подгонять.
Одни считали, что у них в городе всё уже совершенно достаточно автоматизировано и механизировано, другие настаивали на том, чтобы автоматизация продолжалась полным ходом до тех пор, пока всё на свете не будет автоматизировано, кроме них самих, конечно!
Эти и разные другие споры длились много лет. До тех самых пор, пока в городе не появилась Историческая Личность.
Город (как и многие другие) состоял из домов, дома состояли из этажей, а дома и этажи принадлежали владельцам. Чем большим количеством этажей владел человек, тем более уважаемым гражданином он считался.
Какая-нибудь жалкая старушка, владевшая всего-навсего одноэтажным домиком, занимала самое низкое положение в обществе и прямо так презрительно и называлась Этажеркой. Владелец десятиэтажного дома именовался Почтенным Десятником. А тот, у кого было сто или больше собственных этажей, получал звание Досточтимого, Достоэтажного члена Тайного совета многоэтажников.
Заседания Тайного совета, конечно, происходили всегда в самой глубокой тайне. Иначе ведь это не были бы тайные заседания!
У каждого Достоэтажного члена совета был свой секретный золотой жетончик с номером, вроде тех, что дают в обмен на пальто в гардеробах, только тайный и с секретными, очень сложными зубчиками.
Явившись на заседание, он проходил в Пусковую камеру, усаживался в своё кресло и, опустив жетончик в щёлку автомата, покрепче вцеплялся в ручки кресла. Раздавалось лёгкое чмоканье, кресло всасывалось в трубу и тотчас, со свистом пролетев двести сорок один этаж, оказывалось на крыше.
Тут его подхватывал реактивный вертолёт и, пронёсшись над городом, опускал посреди морского залива, где уже поджидала подводная лодка. Она ныряла вместе с креслом и, повернув обратно к берегу, входила под водой в туннель, находившийся прямо под Домом заседаний, и там высаживала кресло в лифт, который поднимался вверх. Слегка обалдевший заседатель, сам того не зная, оказывался в десяти шагах от того места, откуда начал путешествие, собственно говоря, попросту в соседней комнате, в Тайном зале. Всё это было, возможно, несколько сложно, но зато уж секретно, дальше ехать некуда!
Зал заседаний назывался Стёганым, потому что, хотя стены его были сложены из толстенных броневых плит, изнутри он от пола до потолка весь был обит стёгаными подушками, матрасами и пуховиками, чтобы ни один секретный звук не мог проникнуть наружу.
Освещалась комната витыми восковыми свечами, и Секретный Секретарь вёл протокол, макая гусиное перо в четырёхлитровую серебряную чернильницу.
Только какой-нибудь чудак мог бы удивиться, что тайные советники, среди которых было так много сторонников всеобщей повальной автоматизации, сами заседали в такой обстановке. Но дело в том, что господа тайные советники были убеждены, что автоматизация всей жизни штука полезная, необходимая и даже благодетельная, но только для рядовых, безэтажных и малоэтажных жителей города.
И вот однажды Председатель совета многоэтажников, пробираясь по мягким пуховикам, как по сугробам снега, к своему председательскому креслу, с изумлением обнаружил, что кресло кем-то занято. Он осведомился у сидящего: кто позволил ему занять чужое место?
– Сам! – свирепо рявкнул человек в ответ.
Тогда председатель подошёл поближе и спокойным, величавым жестом взял незнакомца за шиворот, но тут же с пронзительным визгом отскочил и, шлёпнувшись среди пуховиков, долго, испуганно, непонимающе моргал, глядя на свирепого незнакомца.
Тогда человек, занявший его место, выпрямился во весь рост и произнёс, вернее, выпалил, выпустил, как пулемётную очередь, речь.
В первые минуты она показалась многим грубоватой и нахальной, слегка бессмысленной и похожей на лай собаки со скверным характером.
– Я требую! – орал он, выпучив глазищи. – Немедленно и сейчас же автоматизировать! Добиться всеобщей механизации! Срочно! Всех до одного! Поголовно и повально! Тут же! Быстро! Что? Кто не согласен?..
Тут его речь перестала быть похожей на лай и стала похожа скорее на злобный визг собаки, которая уже вцепилась кому-то в ногу. В конце концов он всё-таки выпустил изо рта ногу воображаемого противника и внятно пролаял:
– Кто не согласен – всех пустить на чучела! Выпотрошить! Набить опилками! Очучелить всех до одного! Не допущу! Автоматизировать всех!
И тут сторонники полной, и повальной, и поголовной автоматизации поняли, что получили мощную поддержку, и стали издавать приветственные крики, подскакивая на пуховиках. Особенно радостно подпрыгивал и издавал особенно восторженные крики один очень влиятельный член Тайного совета, носивший громкий титул Почётного Ростовщика Республики.
Для тех, кто не совсем ясно представляет себе, что может означать такой титул, поясним: ростовщик – это одна из худших разновидностей банкира, а что такое банкир, лучше всего определил долго живший среди банкиров писатель Марк Твен: «Это человек, одалживающий вам зонтик, когда ярко светит солнце, и отбирающий его в тот самый момент, когда начинается дождь».
С тех пор каждое заседание Тайного совета многоэтажников открывалось (и закрывалось) речью своего Председателя. Речь была всегда одна и та же (что, как известно, служит вернейшим признаком великого человека), и уже на десятом заседании все поняли, что перед ними Историческая Личность.
Люди, хоть немного знакомые с историей, знают, как один древний римлянин завоевал себе такое почётное звание. Когда соседи ему говорили: «Доброе утро!», он в ответ рявкал: «А Карфаген должен быть разрушен!» Обсуждался вопрос о починке городской мостовой или о строительстве новой бани, а он долбил своё: «А Карфаген должен быть разрушен!» Его просили не лезть без очереди за финиками или оливковым маслом, а он, не обращая ни на кого внимания, бубнил своё: «Карфаген…», и так далее. Наконец этим бедным римлянам, его согражданам, просто житья не стало – так он допёк всех своим Карфагеном. Чтоб положить этому конец, им не оставалось ничего, кроме как пойти и разрушить этот несчастный Карфаген.