Вот здесь ей и подвернулся Берг. Он уезжал на Север, и ему срочно нужна была жена. К тому времени Людмила уже достаточно знала об арестах и расстрелах. Громкое дело Ягоды закончилось. Михаил там явно не фигурировал. (Очевидно, потому, что я не подписал протокол признания, а до конца отрицал свою вину.) Она считала, что меня нет в живых. На сердце – непроглядная тоска. И фактически ей было всё равно, что делать со своей жизнью. Подруга Мария старалась вытащить её из ямы уныния. Людмила и сама понимала, что жизнь продолжается и надо её как-то устраивать. Предложение выйти замуж и иметь серьёзный статус жены было для неё спасением. В том обществе, где Людмила постоянно вращалась, она не могла быть воспринята иначе, как девушка для развлечений. С этим надо было кончать. Подспудно Мария заронила в ней маленькую искорку надежды встретить меня на Колыме.
Она рассказала о своих поисках и переживаниях. И заключила свою исповедь словами:
– Берг помог мне в трудный момент моей жизни. Он хороший друг, заботливый и ненадоедливый. И какое это удивительное событие, что мы с тобой встретились!
– Да, Людмила, земля круглая, – сказал я, выслушав её рассказ.
– Мне было страшно. Это здорово, что мы всё-таки встретились! Могли быть рядом и не знать этого. Всё-таки есть Бог на свете!
– Людмила, прошло достаточно времени. Ты его жена. И ваш брак не фиктивный, как я понимаю.
– А что ты хочешь? Ты понимаешь, в каком я была состоянии, когда узнала, что тебя, возможно, расстреляли! Но потом Мария сказала, что ты можешь быть на Колыме. Я не надеялась. Так, маленькая искорка надежды тлела в душе.
Её глаза наполнились слезами. Лицо побледнело.
Мне стало стыдно. Я сам готов был заплакать.
– Брось, не переживай. Главное, что мы живы и встретились. Остальное переживём.
– Да, наш брак не фиктивный. Но это не любовь. Это сожительство. А что ты хочешь услышать? Я ведь согласилась быть его женой. Он не навязывает мне постоянно своё присутствие. У каждого из нас своё жизненное пространство. Он – моя защита здесь. Отто порядочный человек. Но он пока закрыт для меня. Я не имею доступа к его мыслям, планам, мечтам. Даже о вас он не сказал мне. Я могу судить только по его поступкам.
– Но мне не нравится, что он имеет на тебя право.
– Однако ты женат, и твоя жена имеет на тебя право. А я, зная это, никогда не предъявляла тебе претензий. Нас связывает добровольный союз, он не исключает того, что мы живём в мире других людей и имеем с ними связи. Ты ведь не бросишь из-за меня свою жену и детей?
– Нет, не брошу.
– А я не только не поссорюсь с тобой из-за этого, но помогу тебе и ей найти друг друга. Ты ведь сам всегда говоришь: «Семья – это святое».
– Да, я очень тоскую по жене и детям.
– Вот видишь, наша связь не имеет будущего. Пойми, Михаил, я не могла завербоваться и искать тебя здесь. Я женщина, а женщина на Колыме должна иметь защиту. Нас здесь очень мало. И мы уязвимы. Надеюсь, ты это понимаешь. Берг – моя защита, моя стена. Я защищена только вблизи своего дома, пока считаюсь порядочной женщиной. Вот почему мы должны быть очень осторожны.
Она была права. Но ревность не отпускала. Я терзался, просыпался в холодном поту, представляя Людмилу в объятиях Берга. Если, живя в Москве, я мог дать ей какую-то радость, и вполне можно было мириться с тем, что я принадлежу ещё семье, работе, отдельной от неё жизни, то здесь я ничего не мог дать ей, кроме опасности и забот. Мы полностью зависели от Берга. Я очень тосковал по жене и детям. Если Людмила поможет связаться с семьёй, я должен ей в ножки поклониться. «Господи, помоги нам вырваться отсюда». Я молил Бога только об одном. Тоска по воле и по семье не оставляла. И Людмила это чувствовала.
Шли дни. Мы привыкли к Врангуле и его посещениям. С наступлением холодов свободного времени стало больше. Врангула не хотел коротать его в одиночестве. И то сказать, собеседников у него было маловато. В гости он никуда не ходил. Людмила и Берг с ним разговоры не вели. А вот с Лёвой порассуждать на житейские и философские темы ему было интересно. Я редко ввязывался в их разговор. Теперь уже втроём устраивали шахматные турниры. Оказалось, Врангула был до них большой охотник.
В этот раз Берг уехал по делам в Сусуман. Врангула пригласил нас к себе. Лев взял шахматы и отправился в гости, а я остался дома. Была надежда увидеться с Людмилой.
Она пришла, слегка запыхавшаяся, румяная с мороза, пахнущая снегом и морозным воздухом. Мгновенно ушли все тревоги. Я схватил её в охапку, закружил по комнате.
– До чего же хорошо, что ты пришла! Если бы ты только знала, как я был разочарован, когда увидел тебя в первый раз при дневном свете. Я надеялся увидеть твоё лицо. Ты его закрыла сеткой. А я так натосковался, так хотел утонуть в твоих глазах!
– В нашем распоряжении есть часа два. Давай их потратим с толком. Мы так давно не говорили с тобой ни о чём. Всё как-то наспех, скомкано. Я не знаю, чем и как ты живёшь.
– Брось, Людмила. Какая разница, чем и как я живу. Мне порой кажется, что я вообще никак не живу. Всё пустое. Только когда ты придёшь, оживаю.
Мы сели рядом на узкую железную кровать. Я потянулся к ней, обнял за плечи, губами захватил её ухо.
– Ну вот, опять тебе нужно от меня только одно.
– Нет, милая. Не только одно. Ты это на что намекаешь? Мне ты вся нужна. Но мы же не в Москве. Ни в театр, ни в ресторан, ни в весёлое общество я тебя не могу пригласить. Остаётся только самое сильное и радостное – желание. И так редко это бывает.
Я стал её целовать, тискать руками, раздевать и узнавать знакомые места. Так что Людмиле пришлось подчиниться.
Когда я, разнежившийся, успокоенный, томный, молча лежал, прижимая её к своему боку, она спросила:
– Тебе никогда не бывает страшно?
– Страшно отчего?
– Ну, скажем, оттого, что нас могут увидеть ненароком люди в пиковой ситуации.
– Господи, Люська, я уже все страхи прошёл.
– А когда было страшнее всего? Когда только арестовали или позднее?
На мгновение я ощутил себя в комнате следователя. Я лежал на полу, меня окатили водой, чтобы привести в сознание. Тело одеревенело, и я ощутил боль в голове. Потом медленно появился потолок. Она поняла.
– Нет, Михаил, молчи! Не говори ничего. Не вспоминай, не рассказывай, не надо! Прости меня!
Я молчал. Не произнеся ни слова, встал, оделся, закурил и вышел в соседнюю комнату.
Людмиле было невыносимо стыдно за свой нечаянный вопрос. Она оделась и подошла, подняла руки, чтобы обнять, утешить. И вдруг мы услышали за той уличной стенкой, где была потайная дверца, шорох, шевеление.
– Там кто-то есть, – прошептала она и указала большим пальцем на стену.
Её глаза округлились и руки задрожали.
– Иди! Иди скорее домой. Я выйду с тобой и посмотрю, чтоб тебя не обидели.
– Нет, я сама.
Людмила вышла и бегом побежала домой. Я быстро накинул телогрейку и выскочил на улицу. Около потайной двери было натоптано. Если кто-то был, он уже ушёл. А следы можно поглядеть завтра утром. Это уже ничего не изменит. Теперь ясно, что это не Берг и не Врангула.
Но тогда кто? Кому нужно знать, как они здесь живут? Радость от встречи стёрлась. В душе появилась тревога. Есть кто-то, владеющий их тайной. Этот человек может воспользоваться ей в любое время. «Придушить, придавить бы этого стервеца. Бергу теперь об этом не скажешь». Да и где гарантия, что за ними следят не по поручению Берга? «Если Берг будет спокоен, значит, это не его поручение. Кто за нами следит? Кому стало известно о нашей связи с Людмилой? Как он воспользуется этим? Это очень тревожно и неприятно. Последствия могут быть очень серьёзны».
Через час вернулся Лев с шахматной доской.
– Ну и как игра? Чья победа?
– Победила дружба, – засмеялся Лев.
Он пристально взглянул на меня. Моё тревожное заострившееся лицо насторожило его.
– Что случилось? Ты как будто не в себе.
– Ты же знаешь, приходила Людмила. А за стенкой был наблюдатель. Мы поздно услышали. Я понял, это не Врангула. И по поручению Берга навряд ли кто может быть. В общем, какая-то стерва нас пасёт.
– Придушить бы паразита, – возмутился Близинский. – Конечно, это не Врангула. Мы же с ним играли в шахматы.
Эта ночь была тревожной. Мне снился лагерь, драки, поножовщина. Бригадир подходил с деревянной злой мордой и шипел на нас:
– Утаили от меня самородок, да? У, суки, убью!
И он замахивался заточкой и смотрел с презрением. Появился Берг. Он с жалостью смотрел на меня и качал головой.
– Я всё знаю. Я отдам вас в лагерь. Там зэки вам покажут, как соблазнять чужих жён.
– Это ты у меня украл её. Я не виноват.
Мы стояли друг против друга. Что-то ужасное должно было произойти. И я проснулся. На душе было тревожно и противно.
Немного истории
– Здравствуйте, старатели! – сказал весело Берг. Он неожиданно утром появился в дверях гостевого дома, весёлый, уверенный в себе, довольный жизнью.
– Здравствуйте! – откликнулись они. – Что за вести вы нам принесли, начальник?
– А вести вот какие: забой, где вы нашли самородок, закрыт как выработанный. И по плану, утверждённому в Магадане, лагерь переводится на новое месторождение. Но мы с вами завтра с восходом солнца пойдём в наш интересный забой. Тяжелый самородок не мог прилететь издалека. Значит, где-то поблизости есть пласт кварца, содержащий золотую жилу. Будем анализировать, искать, смотреть отвалы, стенки забоя. Надеюсь, вы готовы к работе?
– Понятно. Мы не боимся работы. Но всякое может быть. А если мы её не найдём, эту золотую жилу? – спросил Лев Близинский.
– Почему?
– Потому что её может вообще не существовать. Самородку может быть тысяча лет. Когда-то здесь кипела лава, варился металл и застыл в воронке. Да, кварца там много. Но металл мог уйти в глубину, куда мы за ним не пройдём. К тому же не исключены единичные самородки, особенно крупные.
– Убедительно. Но убеждаться окончательно будем в поиске. Вы поняли? – Берг помолчал.
– Поняли, – ответил Романов.
– Необязательно золото должно быть на поверхности. Повторяю ещё раз, надо искать обилие кварца. А потом в кварце будем искать золотую жилу. У меня предчувствие, что нас ждёт успех.
– Раскопки гробниц в Долине Фараонов показали невероятные золотые сокровища. Однако в течение двадцати лет, исследуя отвалы и россыпи бывших месторождений Египта, геологи и горняки ничего не нашли, – возразил Близинский.
– Откуда вы знаете?
– Я интересовался минералогией и историей открытий месторождений золота, нахождением золотых самородков.
Берг с интересом посмотрел на Близинского.
– Вхождение золота в жизнь началось в Египте, самой богатой и культурной стране Древнего мира. Вы это, безусловно, знаете. Именно здесь золото было открыто вторым после меди и сразу же широко использовалось для украшений и бытовых предметов. Сказочное количество золота обращалось в нём на протяжении тысячелетий. Впоследствии оно было в значительной степени захоронено. Золото Египта и Нубии было исчерпано полностью уже к Средним векам.
Близинский был академичен. Его так и тянуло показать свои знания по этому вопросу.
– Но мы находимся не на выработанных месторождениях Египта. Мы на Колыме. Здесь ещё не было систематической организованной выработки золота. Здесь золото встречается в самородках и иногда значительных. Знаете ли вы, что на золотых приисках Колымы было добыто несколько золотых дендритов весом от десяти до двадцати килограммов.
– А что это за золотые дендриты? – спросил Романов.
Пришёл черёд Берга выложить свои знания.
– Это растущие кристаллы золота, представляющие особый научный интерес и величайшую музейную ценность. Их можно встретить раз в сто лет. Они похожи на деревце. Представьте себе, что золото в кварцевых жилах не всегда можно даже увидеть. Чаще всего оно находится в распылённом состоянии. Пылинки с течением времени объединяются в кристаллы, а кристаллы образуют сложные срастания. Сначала это золотые прозрачные кружева необычайной красоты. Они возникают в результате роста кристалла в направлении одной-двух граней. В дальнейшем дендрит может не увеличиваться в длину и ширину, а начинает толстеть. Промежутки между кристаллами, иначе сказать веточками, затягиваются золотом, зарастают, и дендрит превращается в пластину. Из освободившегося золота по мере его накопления и росли эти гиганты. Они почти всегда у поверхности земли. Какое огромное количество золота осаждается иногда в одной точке!
Берг замолчал. Взгляд его говорил, как далеко он сейчас находится. Мысленно он представлял это чудо природы – тонкое золотое деревце с прозрачными золотыми лепестками.
– Ну и где же эти найденные на Колыме золотые деревья?
– Разумеется, в музее. Я хочу вам рассказать ещё одну историйку. В октябре тысяча девятьсот тридцать пятого года старателю Симонову неожиданно пришло в голову забить шурф среди посёлка, буквально в нескольких метрах от двери дома. Но он не мог снять промёрзший слой земли. Две девчонки-хохотушки проходили мимо. Перемигнулись, забрали у него инструмент и моментально сняли замёрзшую землю. Убежали, даже не оглянулись. Симонов буквально окаменел. Почти у самой поверхности возле его ног лежал сверкающий самородок необычной формы, буквально красавец! Представляете, вес самородка был три килограмма триста сорок пять граммов! Он тоже находится в музее. Его назвали «заячьи уши».
– Наш самородок тоже больше трёх килограммов, – тихо, как бы вскользь, сказал Романов.
– Так что ж, вы считаете, нам ещё раз повезёт? – с сомнением спросил Близинский.
– Непременно. Начнём работать завтра же. И будем верить в удачу. Наша цель – найти не единичный самородок, хотя и он не помешает, а месторождение.
Он помолчал, потом продолжил:
– Ваше время до середины октября, максимально. А там сезон закончится. Начнутся морозы.
– Что мы будем делать в морозы?
– Вы хотите вернуться в лагерь? – прищурился Берг.
– Это самое ужасное, что может произойти.
– Я не хочу возвращать вас в лагерь. Но я не всемогущ. Я не могу дать вам волю. Я могу сдать самородок государству. Вам зачтут в сокращение срока. Пока ещё зачтут. Могу оставить вас у себя для проведения каких-либо работ. Я не могу сделать вам документы для выезда на материк. Вольными вас может сделать только реабилитация.
– Что же можете нам предложить вы, начальник? – спросил Лев.
– Пока могу предложить пребывание у меня в гостевом доме, то есть вне лагеря. И это только при вашем безусловном старании и с соответствующей санкции лагерного начальства. Ещё я могу предложить вам написать в Москву письма с просьбой о пересмотре дела и либо сокращении срока, либо о реабилитации. От заключённых обычно такие письма в лагере не принимаются. Поэтому их можно постараться передать с оказией. В почтовый ящик их надо опустить в Москве. Решайте. Если самородок сдать в зачёт уменьшения срока, то я его сдам в течение этой недели, и вы снова будете ходить строем в золотой забой.
– Нет! Я думаю, нет. А ты как думаешь, Лев?
– Я думаю, что даже сокращённый срок в золотом забое мы не выживем.
– Тогда ваша задача – в этом старом забое найти месторождение, или я зря учился в горном институте. Поблизости должно быть большое золото. И его надо найти.
Друзья молча кивнули. Задача была ими понята: Берг хочет иметь «большое золото».
Берг женится
Когда Берг завербовался, то есть заключил договор с управлением Дальстроя в Москве, его предупредили, что одинокие женщины на Колыме практически редкость. Хорошая женщина, на которой можно жениться, вообще величайшая и, можно сказать, не существующая ценность. Ему посоветовали срочно жениться в Москве: договор заключался на три года. Жить три года одному в глуши на маленьком прииске очень тяжело.