Я был на Саур-Могиле, видел монументы, возведённые в честь героев сорок третьего года, изгонявших с Донбасса фашистов. Могучие скульптуры во славу советских пехотинцев, танкистов и лётчиков, как утёсы, поднимались к вершине горы. Они были исхлёстаны и истерзаны огнём украинских гаубиц, иссечены снарядами «Градов». У солдат были выбиты глаза, оторваны губы, проломлены скулы, но воины продолжали идти в наступление. Они не сдали этой горы атакующим украм.
Я взошёл на вершину. Там дул могучий ветер, ревел и кружился, как в жерле трубы. В этом гуле и рокоте, в этой поднебесной трубе звучали вещие грозовые слова: «Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
Русские непобедимы[5]
В моём далеком детстве во время войны я слушал домашний репродуктор – тарелку, обтянутую чёрным картоном. Звучали военные песни. Помню одну из них:
Годы пролетели,и настал тот час,тот же враг жестокийвновь напал на нас.И сегодня на нас напал тот же враг. Тот самый, который столетия назад присылал сюда конницу, закованных в броню псов-рыцарей. Тот враг, что присылал полчища поляков, которые жгли Смоленск и дотянулись своей рукой до Москвы. Тот враг, что, раненный под Бородино, дошёл до Кремля и спалил нашу священную столицу. Тот враг, который своим чёрным фашистским мечом рассёк границы и ворвался в перелески Волоколамска.
Сегодня тот же европейский враг – лютый и беспощадный – набросился на нас. Мы ведём схватку. Враг копит у наших границ свои натовские дивизии, громоздит аэродромы и ракетные базы. Он стремится разрушить наши заводы, ослабить нашу мощь, пошатнуть нашу экономику. Этот враг сеет смуту в наших душах. Он хочет вытеснить из сознания нашего человека образ ненаглядной родины. И тогда родина, потеряв народную любовь, рухнет.
Мы не сидим без дела, мы даем отпор. Дни и ночи, навёрстывая упущенное время, мы строим на наших заводах огромные лодки, самолёты, танки. Укрепляем наши подразделения по всем направлениям: в Арктике, на юге, на западе. Подставляем плечо нашей пошатнувшейся индустрии. Спасаем наши заводы, нивы и пажити. Укрепляем дух наших людей. Не позволяем, чтобы тёмная муть затмила крымское солнце.
И мы молимся на икону. Имя этой иконы – Победа. В нынешний победный год эта икона просияла дивно и ослепительно. Икона Победы является хранительницей нашего государства. Основой наших смыслов, глубинной, огненной силой, которая не дает нам упасть, не позволяет заснуть и погибнуть. Во времена Горбачёва эту икону пытались затоптать, пытались разрубить топором на мелкие щепки. Сколько тьмы, сколько грязи и клеветы обрушилось на головы красноармейцев, на головы защитников отечества, на саму Победу! Её хотели оторвать от нашей истории. Вымарать, увести в плен.
Советское государство рухнуло в момент, когда у него отняли все смыслы, все константы, все идеологические основы. Но не смогли отнять одного – икону Победы. Эту икону мы перенесли через трагический и жестокий 91-й год в наши дни. Так раненый командир, обмотав вокруг пробитой груди своё полковое знамя, выносит его через топи, овраги, через засады врага. Он выносит это знамя и, может быть, умирая, расстёгивает гимнастерку, и спасённое от врага знамя вновь начинает трепетать. Под него собираются новые полки и идут в атаку.
Каждый, кто молился на икону, знает, что когда своей страстной молитвой, страстной любовью ты обращаешься к образу, от него в тебя льются исцеляющие светоносные силы, преображая и давая невероятное могущество. Своим встречным чувством ты погружаешься вглубь этого образа. И ты, молящийся на икону Победы, вдруг оказываешься среди великих отцов и дедов. Среди подвижников, героев и мучеников. Это ты, ты садишься за штурвал истребителя и вместе с Талалихиным идёшь в лобовой таран на фашистского аса. Ты вместе с Гастелло направляешь свой горящий самолёт на колонну врага.
Тебя, тебя пытают гестаповцы в Краснодоне вместе с молодогвардейцами. Ты стоишь рядом с генералом Карбышевым, и тебе на голову льют чёрную ледяную воду, которая, касаясь твоего тела, вдруг превращается в воду святую.
Икона Победы является хранительницей и залогом нашей неодолимости, нашей священной силы, нашей непобедимости. Ты, сегодняшний молодой человек, ты, юнец, ты, седовласый старец, это ты – победитель. Это ты водружал над Берлином красное знамя Победы.
В Москве 9 мая состоится восхитительный грандиозный парад. Парады Победы пройдут во всех городах России. И пусть они пройдут в сражающихся Луганске и Донецке. И пусть победный весенний парад пройдёт в Мариуполе.
Русские непобедимы.
Кто подставит щёку?[6]
Общественная жизнь России переполнена гневом и ненавистью. Напоминает адский кипяток, где бурлящий свинец вот-вот наполнит латунные оболочки пуль и вонзится в чьё-нибудь сердце, пылающее лютым негодованием.
В Священном Писании гнев приравнивается к убийству. Порыв гнева, исходящий из сокровенной глубины человека, несёт в себе такую первобытную и слепую силу, которая может убить. Человек во гневе – это убийца и, одновременно, самоубийца, получающий реактивный удар собственного гнева. В Священном писании дан рецепт, преодолевающий гнев и ненависть. Там предлагается подставить правую щёку обидчику, хлестнувшему по левой. В обидчике умаляется гнев: волна ненависти, не встречая сопротивления, увядает. В русской культуре родилось великое вероучение Льва Толстого о непротивлении злу насилием. Зло, которое перестаёт питаться ответным злом, ослабевает и меркнет.
Однако оба эти рецепта оказались невостребованными человечеством, и распри, рассекающие людей, окутывают планету облаками ненависти. Земля наша из космоса кажется не синей, а чёрной, покрытой копотью сгоревших цивилизаций.
Неужели положение столь безнадёжно? Неужели враждующие стороны не могут договориться? Неужели человечество обречено продуцировать ненависть, от которой гибнут биологические виды, испепеляется культура, тают в Антарктиде льды, и всемирный потоп готов остудить раскалённые очаги ненависти?
Это не так. История изобилует примерами, когда среди людей появляются миротворцы, о которых сказано, что «они будут наречены сынами Божиими». В советское время уровень конфронтации с Америкой достиг пределов, когда тысячи термоядерных ракет готовы были покинуть шахты и полететь навстречу друг другу. Быть может, за год, за месяц, за неделю до этой роковой минуты соперники очнулись и решили снизить уровень опасности, обуздать гонку ядерных вооружений, уменьшать количество ракет и боеголовок. Одновременно решено было понижать уровень ненависти, сопровождавший гонку вооружений. Ибо каждый этап этой гонки, каждый её взлёт сопровождался взлётом взаимной ненависти.
Переговоры по снижению количества боеголовок одновременно снижали уровень ненависти. В конце концов, этот уровень снизился почти до нуля. Во время горбачёвской перестройки ненависть улетучилась, сменилась блаженным состоянием взаимной любви, которым, увы, воспользовались американцы, нанеся сокрушительный удар беззащитному пацифистскому Советскому Союзу, уничтожив его.
Ещё один пример примирения, – пример укрощенной ненависти. Вражда красных и белых, которая чудовищно обострилась в девяностые годы, – после крушения Советского Союза. Красные, потеряв свою советскую империю, и белые, ещё раньше утратив православную монархию, две эти силы продолжали сражаться и ненавидеть, продлевая гражданскую войну к великой радости либералов. Захватив власть в России, либералы пользовались этой враждой для укрепления своей власти. Примирение красных и белых, союз красных и белых – такова была огромная идеологическая задача, поставленная в недрах патриотического движения. Задача эта ценой неимоверных усилий, договорённостями, усмирением страстей была выполнена. Недавнее выступление патриарха фиксировало эту договорённость, закрепило примирение между красными и белыми в недрах новой государственной идеи, объединяющей энергии всех государственников.
Так что же, может быть, теперь, когда пистолеты Макарова заряжены и взрывные устройства снабжены таймерами, попробуем договориться? Патриоты и либералы, власть и оппозиция встретятся за столом переговоров, делегировав на эти переговоры самые умные, просвещённые головы, пока они ещё не прострелены? В обстановке исследования, в дни изнурительной прилюдной полемики изучим силовые линии ненависти, проходящие через нашу историю. Кропотливо и тщательно проложим линии разграничения, от которых затем станем отводить тяжёлые вооружения. Составим карту, на которой будут отмечены зоны конфликтов. На этой карте будут нанесены огненные события, которые взрывают наше миросознание, события, вокруг которых ведётся беспощадная брань смыслов. Из этих центров в общественную жизнь России изливаются огненные яды раскалённой энергии истребления. На этих силовых линиях ненависти должны быть нанесены такие события, как церковный раскол XVII века или сегодняшняя война в Новороссии.
Наш русский раскол кажется почти непреодолимым. Потому что все линии раскола смочены кровью. Спор, который ведётся в недрах русской идеологии, – это спор о пролитой крови. Поэтому такой спор и не носит кафедральный характер. Не укладывается в «круглые столы» и симпозиумы высоколобых. Спор о пролитой крови рождает ненависть, реванш, чувство мести, которая является кровной местью. И, садясь за стол переговоров с противниками, мы должны сознавать, что этот стол щедро забрызган кровью.
История, в том числе и русская, сильнее тех, кого принято называть творцами истории. Эти творцы суть функция истории. Самые заметные персонажи, подхваченные историческими бурями, выносятся на историческую поверхность. С историей нельзя договориться.
Русская история хлюпает кровью. На виолончель русской истории натянуты струны из человечьих жил. Мы все, сразившиеся сегодня друг с другом, являемся людьми истории. Мы не сильнее её. Крутимся в её кровавых водоворотах, залипаем в её хлюпающих сгустках, мчимся среди раскаленных потоков.
Как вырваться из истории? Встать над ней? Как обрести сознание, которое поднимет тебя над исторической схваткой? Для этого ты должен стать духовидцем, блаженным, святым. Иначе выход из истории будет бегством из неё. Беглецам из истории незачем встречаться друг с другом, не о чем рассуждать и договариваться. Они не горячие и не холодные, они – тепло-хладные. И в их тепло-хладном мировоззрении не могут родиться формулы великого вселенского примирения.
Сегодняшняя Россия остановилась в развитии. Она не устремилась вперёд. В ней отсутствует поток, вовлекающий в себя всех живущих в нашей стране: левых и правых, красных и белых, православных и мусульман, татар и евреев, чеченцев и русских. Рывок, долгожданное развитие – обещанное постоянно откладывается. Модернизация, философия общего дела – это и есть исходный момент для гражданского примирения. Развитие, о котором мы говорим, выведение России на новый цивилизационный уровень потребует усилий всех, всеобщей созидательной работы. Прекратит изнурительное копание в прошлом, устремит сознание в грядущее.
В русской религиозной философии грядущее занимает огромное место. Грядущее – лучезарно, обещает человечеству цветение, одухотворено райскими смыслами. Примирение, о котором мы говорим, не может быть механическим. Оно связано с преображением, с великой осиянной победой, той, в которой каждый из нас найдёт своё восхитительное место. Как это было в Победе сорок пятого года.
Религия Победы[7]
Мой отец погиб под Сталинградом в 1943-м году. И мама, уже вдова с бесцветными от слёз глазами, повела меня, шестилетнего мальчика, на трофейную выставку, что была развёрнута в Парке культуры и отдыха. Я помню немецкие бомбардировщики со свастиками, помню тяжелые гаубицы, пятнистые, как жабы, помню бронетранспортеры с растерзанными гусеницами. Я помню огромный, как дом, страшный немецкий танк, с уступами, с выемками, с орудием. Этот черный танк был для меня тем чудовищем, что убило моего отца, что принесло горе мне и моей маме. А потом в этом танке, в его бортовине я увидел громадную, с оплавленными, сверкающими белой сталью краями, пробоину – от удара нашей бронебойной пушки. И эта невидимая пушка была тогда для меня той силой, что отомстила за убитого отца, что отвернула от меня, от моего дома, от моей мамы этот чудовищный танк, эту темную силу. И с тех пор всю мою долгую жизнь я несу в себе этот образ как образ нашей победы.
Теперь, в XXI веке, когда в народное сознание вернулись религиозные чувства, религиозные представления, мы смотрим на нашу победу иначе, нежели тогда, в огненном XX веке. Конечно, победа и теперь для нас – это великое воинское свершение. Это великий геополитический триумф. Это великое идеологическое одоление. Но сегодня победа для нас – это еще и огромный религиозный праздник, победа окрашена религиозными представлениями о мироздании, о его судьбах, о его ценностях. С первых дней воины появилась грозная, прекрасная и беспощадная песня «Священная война». Война священная, победа священная, народ, победивший в этой войне, – священный народ, он осиян, окружен святыми таинствами и святыми деяниями. Это священное чувство, отсвет святости лежит на всех, кто принимал участие в этой войне: на рядовом пехотинце, на генералиссимусе, на командире взвода или командующем армией. На мальчике, который стоял под открытым небом на морозном поле и точил гильзы для будущих снарядов, а чтобы он доставал до станка, ему под ноги подставляли ящик. Все были святы. Весь народ был святой – святой народ-победитель. И сама победа сегодня смотрится как великая, нетленная, божественная чудотворная икона.
Эту икону в дни перестройки пытались разрубить топором, пытались осквернить, истерзать, сжечь огнемётом, как и многие ценности, которые тогда испепелялись перед крушением великого красного государства. Сколько наветов было на нашу армию! Что она не так сражалась в начале войны, что она не так освобождала Польшу, что она не так входила в Германию. Сколько наветов было на наших командармов, офицеров! Сколько наветов было на сам народ и на сам смысл этой победы! Ее хотели испепелить, чтобы она исчезла бесследно.
Но как во время тяжелых боев через линию фронта из окружения выносят знамя полка, обмотав его вокруг простреленной груди, надевают на древко, и под этим знаменем вновь собирается воюющий полк, так и победа была перенесена нашим народом через чёрную пропасть 90-х годов. И эта икона опять воссияла. Мы ее отмыли, отмолили, и она сегодня для нас – нетленная святыня, драгоценная сила. Ее и теперь пытаются поругать, осквернить, пытаются вырвать из народных рук. Потому что победа – та чаша, из которой пьет наше молодое государство российское. В ней вся идеология, все символы и смыслы сегодняшнего нашего государства. И государство подходит к этому водопою, пьет эту святую живую воду.
Победа драгоценна для нас сегодня не только своим прошлым, но и своим грядущим. Потому что в этой победе сконцентрировались великие технологии, великие достижения, великие прорывы. Победа олицетворяет в себе драгоценное общее дело, по которому истосковался наш народ. Общее дело, которое соединяет в себе штрафника и генералиссимуса, ополченца и командующего, раскулаченного крестьянина и офицера НКВД. Победа соединяет в себе все воевавшие тогда народы: и русских, и украинцев, и узбеков, и евреев, и татар. Тогда был один народ – народ-победитель.