Европа еще как-то выдержала нашествие, но освобождения от нашествия выдержать уже не смогла, и на много, много веков в ней воцарилось средневековье.
Гунны
Гунны, первые великие переселенцы, домов не строили, они боялись домов, как могил, предпочитая всю жизнь проводить на лошади.
Проголодался – соскочил с лошади, полоснул ее ножом по ноге, напился крови – и дальше поскакал.
У них вся жизнь была на полном скаку. Они и трудились на полном скаку, и женились на полном скаку, и даже спали на полном скаку…
Вот откуда, вероятно, пошло выражение: солдат спит, служба идет.
Утечка Возрождения в Средневековье
В середине шестого века в Византийской империи стала замечаться утечка мозгов. Утекали мозги на восток, в тамошнее средневековье, на глазах у всех превращая его в Возрождение, тогда как византийское Возрождение все больше превращалось в средневековье.
Законодатель Трибониан до поздней ночи просиживал над законами, пытаясь остановить утечку мозгов. Но законы были хорошие: все, что должно быть запрещено, было запрещено, все, что не должно быть разрешено, не было разрешено. Чего же еще? Но мозги все равно утекали.
Прямо с работы законодатель являлся к любимой, но незаконной женщине Феодоре (даже законодатели предпочитают незаконных жен) и делился с ней своими печалями. Феодора смотрела ему в рот – сначала когда он кушал, потом когда разговаривал, – а под конец говорила:
– Напридумывали законов, по которым невозможно жить, а потом удивляются, что люди утекают вместе с мозгами.
События развивались с катастрофической скоростью. Византия все больше впадала в средневековье, хотя расширила свою территорию и мозгам в ней было где развернуться.
Но они предпочитали бежать через всю территорию на восток, где царь Хосров Справедливый на своей средневековой почве заботливо выращивал их византийское возрождение.
И законодатель не выдержал. Как-то темной ночью он прокрался к любимой женщине и сказал:
– Собирай вещи, Феодора. Пора уносить мозги.
Гробовая гласность
В Китае, бывало, чтобы правдивое слово сказать, к императору являлись целой делегацией. Глава делегации толкал перед собой гроб – в том смысле, что он готов лечь костьми, но отстоять истину.
Приходилось императору уступать: не укладывать же в гроб совершенно живого человека.
Учитывая, что гроб стал орудием гласности, власти повысили налог на лес, на металл, на плотницкие и кузнечные работы.
Кинешься за гробом – досок нет, гвоздей нет. И опять воцаряется гробовое молчание.
До того дошло дело, что человека невозможно похоронить. Как появится похоронная процессия, народ набегает со всех сторон и начинает под чужой гроб говорить о своих проблемах.
Родственники плачут: никак не могут своего покойника до кладбища донести.
Одному покойнику хорошо: он пока здесь лежит, такого наслушается, что потом ему вечное молчание будет как вечное блаженство.
Юлиан Отступник
Отступник – это хорошо или плохо? Тут важно учесть, от чего человек отступает. Отступает от хорошего – плохо, от плохого отступает – хорошо.
Одни ругали Юлиана, другие хвалили Юлиана – за то, что он от христианства вернулся к язычеству. И называли его Отступник. По-ихнему – Апостат.
Нечто среднее между апостолом и супостатом.
Родина Русь
Рюрик, Синеус и Трувор, три брата из варяжского племени русов, или, как их еще называли, родов, пришли в страну, которую отныне стали называть Русью, а также Родиной.
Мы от роду русского
В своем известном послании грекам люди князя Олега писали:
«Мы от роду русского Карл Ингелот, Фарлов, Веремид Рулав, Гуды, Руальд, Карн, Флелав, Рюар, Актутруян, Лидулфост, Стемид… к вам, Льву, Александру и Константину…»
Так они писали в IX веке.
А потом все переменилось, и от роду русского кто только уже не писал! И грек Василий, и еврей Гаврила, и даже египтянин отец Онуфрий всё от того же роду русского послания и заявления шлет.
Теперь как соберутся русские люди Флелав и Лидулфост, позовут третьим Актутруяна, и пойдут у них разговоры на троих:
– Совсем запакостили русский род! Какой-то, извините, Иван – и он, понимаешь, выступает от роду русского. Правильно говорит Рюар: если эти Иваны заполонят всю страну, куда тогда русскому человеку податься?
Добрыня Никитич – первый марксист
Наш соотечественник Добрыня Никитич почти за тысячу лет до Маркса высказал гениальную мысль о пролетариях, которым нечего терять. Он советовал князю Владимиру, собирая дань, делать ставку на лапотников, а не на тех, которые в сапогах.
Потому что лапотникам нечего терять. Приобретут же они весь мир, когда их пустят по миру.
Отставной князь Абрам
Дело давнее, девятый век, но оно не утратило своей занимательности.
Проводив в последний путь князя Попеля, поляки стали думать, кого бы избрать на его место. Долго думали, долго спорили, но ни к какому решению не пришли. И тогда договорились так: выборы назначить на завтра и выбрать князем того, кто первым придет на выборы.
И так случилось, что первым пришел на выборы еврей Абрам Порховник. И не потому, что ему хотелось стать польским князем: быть польским князем – дело, вообще-то говоря, не еврейское. Просто Абрам Порховник привык рано вставать, потому что, если рано не вставать, ничего сделать не успеешь.
Казалось бы, польской общественности не трудно справиться с одним евреем. Ну, прибежал первым. Как прибежал, так и убежит. Может, даже еще быстрее убежит. Но это были не наши времена, когда еврей никуда не успеет добежать так, чтоб его не опередила его анкета. Поляки улыбнулись и сказали:
– Ну что ж.
И поздравили с избранием князя Абрама.
Абрам Порховник был рад своей победе на выборах, он даже набросал в уме план, как будет управлять польским государством. Хотя, конечно, лучше бы ему управлять каким-нибудь другим государством, более подходящим такому человеку, как он. И Абрам Порховник сказал своим избирателям:
– Братья поляки! Я, конечно, благодарен за честь, я готов и дальше рано вставать и успевать всюду, куда вы скажете. Но на всякий случай, мало ли что, чтобы не было никакой неловкости во время погромов…
– Какие погромы? Князь! – оскорбились избиратели.
– Ну, хорошо, – сказал князь Абрам Порховник. – Насчет погромов извините. Но, допустим, у нас в стране будет что-то не так… Какие-то непорядки, временные трудности… И кто тогда будет виноват? Тут уже, извините, никто не посмотрит, что еврей – князь, а посмотрят, что князь – еврей…
Поляки зашумели, но ничего внятного не ответили.
– Поэтому я, как законно избранный князь, предлагаю на свое место чистокровного пана Пяста.
Поляки вздохнули грустно, но с облегчением.
– А я буду рядом, – пообещал Порховник, – и если у князя возникнут какие трудности, пусть он только кликнет, и я уже буду тут.
Так началась династия Пястов. Она длилась четыреста лет, были у нее тяжелые времена, но что интересно: за все эти времена никто никогда не кликнул Абрама Порховника.
Выбор князя Владимира
Как свидетельствует летописец, перед тем, как принять христианство, Киевский князь Владимир какое-то время размышлял, не лучше ли остановить свой выбор на магометанстве?
Князя соблазняли гаремные радости, но в запрете на спиртное и еще в одном небольшом обряде князь усмотрел урезание человеческих прав.
«Вот так урежут и выпить не дадут!» – с горечью думал князь.
И в этот самый момент к нему явились хазарские евреи.
– Великий князь, – сказали хазарские евреи, – если вы не можете выбрать между христианством и магометанством, может быть, вас устроит иудейская религия?
Князь Владимир невесело усмехнулся. Здесь было то же урезание прав, но уже без гаремных радостей.
Делать было нечего. Пришлось принимать христианство.
Еще одно слово о полку Игореве
Князь Игорь был наполовину половец, но предпочитал об этом не распространяться и во всех документах писался русским. А хан Кончак был наполовину русский и тоже об этом помалкивал. Сколько они пролили крови, не разобравшись, у кого какая кровь!
Повернувшись друг к другу половецкими сторонами, князь Игорь и хан Кончак ходили вместе на русского князя Всеволода Большое Гнездо. А повернувшись друг к другу русскими сторонами, они ходили вместе на печенегов.
И надо же было случиться так, что в какой-то момент они повернулись друг к другу разными сторонами. И князь Игорь подумал: «Этот половец мне не друг!». А Кончак подумал: «А Игорь-то, оказывается, русский!».
И началась между ними война, та самая война, о которой так хорошо написано в «Слове о полку Игореве».
Попав к половцам в плен, Игорь из княжеской гордости повернулся к ним русской своей стороной, но хан Кончак зашел с другой стороны и просватал за его сына свою дочь. А другие половцы, повернувшись к пленному русскими сторонами, помогли ему бежать из плена половецкого.
Все-таки разносторонность – хорошая вещь, она заставляет человека в жизни поворачиваться.
Сын князя Игоря женился на дочери Кончака, и в семье у него родилось столько половцев, что хоть из дому беги. Но если поворачиваться, можно не бежать, можно построить замечательное семейное счастье.
Анекдоты о Чингисхане
Родители Чингисхана
Преступления, связанные с именем Чингисхана, начались задолго до его рождения. Для того, чтоб родить Чингисхана, его отец украл чужую жену.
Он не увел ее тайком и не добыл в открытой схватке. Он из кустов подсмотрел, какая она красивая, потихоньку поехал за подкреплением и, напав на ее мужа целым отрядом, отбил у него жену.
Но, видно, любовь ее осталась с другим человеком, и сыну своему, будущему Чингисхану, она могла передать только ненависть. И от этой ненависти много смертей родилось и умерло множество жизней.
Закон гостеприимства
Ехал отец Чингисхана по жаркой степи, и захотелось ему пить. А на пути только враждебный татарский улус, где он незваный гость для любого татарина.
Татары ненавидели этого монгола, но ничего не поделаешь – закон гостеприимства.
Следуя закону гостеприимства, татары налили проезжему человеку ведро воды, но сделали уступку и ненависти: сыпанули в ведро отраву.
Так остался Чингисхан сиротой. Нельзя злоупотреблять законом гостеприимства.
Рыцарь со страхом и упреком
На покоренных землях Чингисхан старался не оставлять никого в живых. Чтобы никто под его властью не мог поднять голову, считал он, головы должны быть отдельно, а люди отдельно.
Потому что он боялся живых людей. С мертвыми ему было спокойнее.
Десятитысячная гвардия окружала юрту Чингисхана, охраняя его от живых людей. И вся эта гвардия была умерщвлена на его могиле, чтоб его и на том свете было кому охранять.
Государственная деятельность Чингисхана
«Аккуратность – вежливость королей» – это сказано не о Чингисхане. Не довольствуясь тем, что монголы не умываются, не купаются и вообще стараются не прикасаться к воде, почему-то опасаясь, что их убьет молния, Чингисхан издал указ, запрещающий его народу стирать одежду и мыть посуду. Одежду следовало носить, пока она не сгниет, а посуду просто вытирать травой или коровьим пометом.
Собирание русских земель в единое татаро-монгольское государство
Великий князь Московский Иван Данилович Калита ходил с сумой по свету, но не побирался, а наоборот, деньги раздавал, потому что в те времена, чтобы делать дела, нужно было постоянно кому-то совать в лапу. Так он ходил и совал, ходил и совал, собирая русские земли в единое пока еще татаро-монгольское государство.
Повелителем всея Руси в то время был хан Узбек. Не по национальности узбек, а по имени. И такой это был выдающийся хан, что его именем назвали целую национальность.
В России в то время только хан был всея Руси, а русские князья – каждый своего отдельного, или, как их называли, удельного княжества. И распределял эти княжества между князьями хан Узбек. Вот почему ему приходилось и в лапу совать, и доносить на своих родных и близких, чтобы им не досталось княжество. Поедешь в орду, настучишь на князя Владимирского, присоединишь к Москве Владимир. Настучишь на князя Тверского – присоединишь Тверь.
Замечательный был князь Александр Тверской, добрейшая, честнейшая душа, а что делать? Нужно же русские земли в единое государство собирать. Пусть пока не русское, а татаро-монгольское, но это ничего. Тем более что татаро-монголы тоже народ не чужой, они внесли свой вклад в будущую историю России. Например, друг Ивана Калиты татарский мурза Чет внес огромный вклад в лице самого царя Бориса Федоровича Годунова, который был прямым потомком мурзы, что сказалось на его государственной деятельности.
Если б не татаро-монголы, неизвестно, удалось ли бы собрать русские земли в единое государство. Тут нужно было татаро-монгольское иго, чтобы собрать сначала все земли под игом, а потом сбросить иго – и вот она, навеки сплоченная единая великая Русь. Плохо только, что иго сбросить никак не удастся. Татаро-монголов сбросим, это да, но иго-то, иго – оно останется!
Темные люди
Борьба за власть ослепляет человека. Достаточно вспомнить русских князей Василия Косого, Шемяку и великого князя Василия. Косой и Шемяка хотели отобрать у великого князя его великое княжество, и началась у них великая междоусобная война. Поймал однажды великий князь Василия Косого и говорит:
– Глаза бы твои меня не видели.
Ну, и приказал выколоть двоюродному брату глаза.
Был Косой косым, а стал вдобавок слепым. Или, как тогда выражались, темным. Но это еще был не тот Василий Темный, которого мы знаем из истории, тот Василий Темный еще впереди.
Как говорят римляне, подобное излечивается подобным. Поймал Шемяка великого князя и говорит:
– Глаза бы твои меня не видели.
Одним словом, око за око. Выкололи великому князю глаза, и стал он Василием Темным, украсившим этим именем страницы истории.
Василий Темный правил страной хорошо: после того, как вокруг него стало темно, в голове его вроде бы просветлело.
И сразу кончилась великая междоусобная война. И жизнь началась спокойная, мирная, замечательная жизнь, – если, конечно, не считать, что под татаро-монгольским игом.
Дружба, скрепленная кровью
Варяги и татаро-монголы встретились посреди могучей и славной державы и выпили за дружбу народов, которые сплотила навеки великая Русь.
Летопись
Рукописные, рукописные… И когда это все написать, чтоб узнали далекие присные то, что ближним не велено знать?
Зря ты, Пимен, ушел в писатели, грозный царь на расправу крут. И ко времени ли, и кстати ли этот Богом завещанный труд о вещах, от которых бы спрятаться, о которых бы лучше молчать?
Ох, не скоро тебе печататься – ведь когда еще будет печать!
И когда еще будут издания и читатели этих книг…
Но сказанья идут за сказаньями… И последнего – нет среди них.
Цена свободы
Каструччо Кастракани вышел из Пизы, взял по дороге Пистойю и находился на пути к свободной Флоренции. Свободная Флоренция решила выслать ему навстречу войско под командованием доблестного капитана Раймондо ди Кардоны, но этот главнокомандующий не спешил выступать в поход, а завел долгий и утомительный спор о дополнительных полномочиях. Он считал, что нельзя отделять военную власть от гражданской, что прежде чем воевать, нужно ввести чрезвычайно военное положение, ограничить свободу высказываний, чтобы все молчали и слушали команду.
Пока шли эти споры, Каструччо Кастракани в боях набирался сил, и, когда капитана наконец раскачали на военные действия, Каструччо наголову его разгромил, а свободный город подверг позору и разграблению.