Трудно допустить, чтобы Черчилль ничего этого не знал. Да ведь и сам сэр Уинстон 5 ноября 1919 года сказал в той же палате общин: «В советских учреждениях преобладание евреев более чем удивительно. И главная часть системы террора, учрежденного Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией, была осуществлена евреями и еврейками. Такая же дьявольская слава была достигнута евреями в период террора, когда Венгрией правил еврей Бэла Кун». Маяковский сказал: «Достопочтенный лорд Черчилль в своем вранье переперчил…» Но это – по другому поводу…
Мало того, в Англии существовал и «Британский союз фашистов», который в своем отношении к евреям был несколько крепче, чем безалкогольное пиво. Фюрер этого Союза известный Освальд Мосли в свое время дважды и много лет был членом парламента, а некоторое время даже членом правительства. И действовал он столь активно в пользу фашистской Германии, что во время войны хоть и не сразу, но был интернирован, а «Союз» запрещен.
А Немцов знает только одно: еврей Дизраэли был английским премьером. Из этого факта он делает вывод: антисемитизма в Англии никогда не было и быть не могло!.. Ах, милок… Во Франции еврей Леон Блюм три раза был премьер-министром и дважды его заместителем. А француз Вольтер говорил: «Евреи являются не чем иным, как презренным народом, который сочетает отвратительное корыстолюбие с неугасимой ненавистью к народам, которые их терпят и на которых они богатеют… Они пресмыкаются, когда их постигает неудача, и высокомерничают при процветании дел… Эта маленькая нация не скрывает своей непримиримой ненависти ко всем остальным народам. Они всегда жадны к чужому добру, подлы при неудаче и наглы при удаче».
Какие жуткие слова! А ведь сто лет был властителем дум всей просвещенной Европы. Другой великий француз, Наполеон, если верить источникам, говорил: «Евреи являются нацией, способной на самые ужасные преступления… Они, как гусеницы или саранча, поедают Францию… К жидам относятся с отвращением, но надо признать, что ведь они действительно отвратительны; их также презирают, но ведь они достойны презрения… Я делаю все, чтобы доказать свое презрение к этой подлейшей нации мира». Вот тебе и Дизраэли. Вот тебе и Блюм…
Должен сказать, что все приведенные выше ужасные высказывания известных и даже великих людей о евреях я, старый человек, узнал совсем недавно. В советское время они не публиковались. И уже за одно это, швыдкие, вам надо молиться на советскую власть. А сейчас бесчисленные афоризмы такого рода – в книгах, что продаются на каждом углу. И появились эти книга как ответ на разнузданную наглость и русофобское бесстыдство швыдких. Из забвения, из небытия именно они вызвали эти книги к жизни, подтверждая правоту своего великого соплеменника Спинозы, утверждавшего, что антисемитизм евреи несут в себе.
После проведенной Швыдким теледискуссии «Русский фашизм страшнее немецкого» полезно будет нам устроить дискуссию «Швыдкой страшнее Геббельса», а потом в свете двустишия поэтессы М. – «Жидовское засилье страшнее немецкой оккупации». Аудитория – весь народ, в том числе – все честные евреи…
Впрочем, нет, мы не станем перенимать их наглую манеру. Мы сформулируем тему вопросительно: «Кто страшнее – Швыдкой или Геббельс?» А так же – «Что страшнее – жидовское засилье или немецкая оккупация?».
Поздние страсти вокруг тель-авидения
В газете «Завтра» № 10 напечатано коллективное письмо «Телевидение, ты чье?» Под ним стоят имена нескольких весьма известных писателей, двух критиков, двух артистов, одного врача и даже одного протопопа, известного читателям «Дуэли» Михаила Алексеевича Ходанова.
В самом начале говорится, что авторы обращаются «ко всем соотечественникам с просьбой разделить тревогу по поводу засилья на телевидении одних и тех же персон».
Ну, разделил я вашу тревогу. И что? Да не только разделил! На страницах этой же газеты, как и других, я неоднократно писал и о засилье «персон», и – что гораздо важнее – о засилье дремучего невежества, злобной антисоветчины, клеветы на наше прошлое, похабщины. И что, говорю? Да разве я один! Мало того, Виктор Анпилов уже давно и неоднократно устраивает народные протестные шествия к стенам «империи лжи» в Останкине. Кто-нибудь из вас, подписанты, скажем, Владимир Крупин, Игорь Золотусский или Валентин Курбатов принимали участие в этих народных шествиях? Сомневаюсь, вы скорее предпочтете дать по телефону согласие на свою драгоценную подпись под таким обращением к соотечественникам, чтобы на страницах газеты выглядеть бесстрашными зачинателями борьбы. Как с неба свалились!
Разумеется, всех названных в обращении «персон» давно пора гнать с телевидения, а таких провокаторов, как Швыдкой, и судить надо. Но дело не только в этом.
Надеюсь, ни Василий Белов, ни Валентин Распутин, ни Юрий Назаров и другие письмо это не читали, ибо оно составлено кустарно, неграмотно, напичкано злобной клеветнической антисоветчиной, – словом, оно не только бесталанно, но и отталкивает читателей. Я имею в виду не тех чистюль, которых отталкивает уже одно неумение борца за справедливость правильно запятые расставить или то, что он пишет «одни и теже персонажи». Вопрос серьезней.
Нет никаких сомнений, что писал обращение – видно по манере – давний и постоянный сотрудник газеты искусствовед Савва Ямщиков, закоснелый антисоветчик, в прошлом приятель – не знаю, чей больший – то ли Познера, то ли Швыдкого, которым, по его собственным рассказам, оказывал некоторые деловые услуги.
О Ямщикове надо сказать особо. Впервые он заинтересовал меня гневным протестом против второго памятника Достоевскому в Москве по той причине, что, во-первых, писатель был «скромен до болезненности»; во-вторых, в Москве он всего лишь «только родился и жил маленьким». Я был изумлен. Да разве памятники ставят лишь таким нескромникам, как Пушкин, писавший, что к нему «не зарастет народная тропа», или Маяковский, восклицавший: «Славьте меня! Я великим не чета!» Да и никакой особой, тем паче болезненной скромностью Достоевский не отличался, он знал себе цену – чего стоит хотя бы его возмущение тем, что Толстому издатели платили по тысяче рублей с листа, а ему только пятьсот. А кроме того, неужели и в шестнадцать лет, окончив московский пансионат Леонтия Чермака (это, грубо говоря, вроде нашей десятилетки), писатель все еще оставался «маленьким»?.. Позже я был тронут взволнованным рассказам Ямщикова о гневном осуждении Кровавого воскресенья 1905 года А. П. Чеховым, которого тогда уже не было в живых.
Ямщиков напечатал в газете много бесед с известными и малоизвестными людьми главным образом антисоветско-церковного склада. Разумеется, иногда это интересно, но порой кое-что в них просто ошарашивает. Вот, допустим, примечательная беседа с тележурналистом Виктором Правдюком, о лживом, невежественном и прогерманском фильме которого о Второй мировой войне обстоятельно писала «Завтра» три или четыре раза. Для общего уровня беседы характерен, например, такой эпизод. Правдюк говорит: «У меня Маяковский вызывает большие сомнения». Для антисоветчика это естественно. Но о каких сомнениях речь – о биографических, художественных, политических? Молчит. Однако тут же выясняется, что речь идет о сомнениях морально-политических. Какие же основания? Оказывается, говорит, «под некрологом Маяковского первой стоит подпись Якова Агранова, заместителя Ягоды», а последней – какого-то Эльберга. Допустим, да, оба они были мерзкими людьми, за что в 1938 году Агранова и расстреляли. Но Маяковский-то какое отношение имеет к подписям под своим некрологом? Это ж не послесловие к прижизненному собранию сочинений. Или Правдюк думает, что перед тем, как застрелиться, поэт позвонил Агранову и сказал: «Яков, тут такое дело. Я, видишь ли, через полчаса уйду в мир иной, так ты, пожалуйста, не забудь свою подпись поставить под некрологом. И Эльбергу передай мою просьбу. Уж, пожалуйста. Век не забуду… Ну, пока!»
Да разве нормальный человек может судить об усопшем по некрологу. Гораздо вероятнее допустить, что какие-то мелкие и гнусные людишки, ухитрившись поставить свои подписи под некрологом великого поэта, надеялись хоть так примазаться к его имени. А людям моего поколения до сих пор памятно, что, когда скончался Пастернак, «Литературная газета» написала: «умер известный член Литфонда Б. Л. Пастернак». Вы, Правдюк, знаете стихи этого члена Литфонда? И учтите, что еще вопрос, кто подпишется и под вашим некрологом. Я думаю, что уж Чубайс и Хакамада – обязательно. И напишут: «В золотой фонд нашего искусства вошел его невероятно правдивый 90-серийный фильм о войне. Что ни серия, то и подарок. Что ни подарок, то и радость для наших чистых антисоветских душ» и т. д.
Разумеется, Правдюка, как и многих других антисоветчиков, еще до сих пор гложет мысль об авторстве «Тихого Дона». Как Бенедикт Сарнов, Солженицын, Вознесенский – не верит он, что это Шолохов. Когда-то, теперь уже давно под руководством до сих пор памятной Белы Курковой он со своим подручным Александром Зайцем провел по ленинградскому телевидению («Пятое колесо») множество передач: не Шолохов! И все они были на таком же мыслительном уровне, что новость о Чехове и рассуждения о некрологе Маяковского – а где иной-то уровень взять? И обнаружение рукописи «Тихого Дона» Правдюка не угомонило, он продолжает многолетние кропотливые изыскания. И что же? Слушайте! «Нам удалось собрать интереснейшую информацию. Например, поговорить с другом детства Шолохова по фамилии Солдатов». Прекрасно, повезло. Но разве кто-нибудь утверждал, что Шолохов писал роман в детстве? Разве этот Солдатов заявил: «Как сейчас помню Машку, пас он гусей, ездил в ночное – и никаких романов!»
Какая еще «интереснейшая информация»? Вот: «Мы выяснили, что Шолохов родился не в 1905 году, а в 1903-м. Сделано открытие! Но литературоведы не захотели этим заниматься». А чем тут заниматься? Такие факты встречаются не столь уж редко. Вон кто-то доказывает, что Сталин родился не в 1879-м, а в 1878-м году. И что из этого следует?.. Так что, Правдюк, ешьте свое «открытие» сами.
Но главное в этом эпизоде то, что энтузиаст шолоховедения не соображает, на кого и против кого работает его «открытие». Ведь один из главных доводов ниспровергателей Шолохова состоит в том, что он, дескать, был слишком молод для «Тихого Дона». А Правдюк щедро прибавляет ему два года. Прекрасно! Спасибо. Может, иные крикуны теперь перестанут вопить о молодости гения.
* * *
Вот на таком умственном уровне написано и письмо о телевидении. Прежде всего надо заметить, что жанр коллективного письма имеет свои законы, например, в нем, недопустимы фельетонные выверты такого эстетического пошиба, как «А че? Ниче». Или: «Они друг перед другом оттопыриваются»(?). А что такое какие-то «антоши с клепами»? Что за антоши? Что за клепы?
Верю, что С. Ямщиков хороший реставратор, но писать, увы, он не умеет. Это воззвание к согражданам он задумал в духе сатирического изобличения «персон». Но как убоги его сатирические средства! Главное из них – кавычки. Да это же нищенское средство, а он думает, что если слова «герои», «гвардейцы», «демократы», «знатоки», «безвозмездно» и т. п. взять в кавычки, то тем самым лиц и явления, которые они означают, пригвоздил к позорному столбу навеки.
Или вот, желая уязвить академика Гинзбурга, именует его не лауреатом Нобелевской премии, а «нобелистом». То-то уязвил!
А затем позорит доктора каких-то наук Швыдкова тем, что Геббельс тоже был доктор. Боже мой, с одной стороны, не соображает, что, как и в предыдущем случае, бросил камень в огород множества честных и добросовестных людей – докторов разных наук, в том числе иных авторов «Завтра». С другой стороны, не может вообразить, что в ответ ему кто-то скажет: «Вы с издевкой пишете в своем обращении о «бескомплексной» Маше Распутиной. Но ведь среди подписавших обращение тоже есть Распутин – Валентин. Пожалуй, тут больше общего, чем между двумя докторами. Тут и родство возможно». К слову сказать, эти строки о Распутиной совершенно невразумительны, как и об Архангельском, о каком-то Пономареве, а еще здесь и несколько Соловьевых, в которых без пол-литра не разобраться. Ну разве так пишут обращения к народу?
Провокатор Швыдкой ему напоминает, видите ли, Ленина и Мао Цзэдуна, названных «душителями прогресса». Тут пример многократного тупоумия. Во-первых, в отношении Ленина и Мао утверждение тупоумно само по себе, что доказывать просто смешно. Во-вторых, ты же обращаешься ко всем соотечественникам, а должен бы знать, что среди них многие миллионы относятся к Ленину с великим уважением. Кто ж тебе дал право оскорблять того, кого они почитают, а значит, и их самих? Что побудило оскорбить и великий китайский народ? Ты хотел этого? Нет, не хотел. А оскорбил то той причине, что просто не соображаешь, что делаешь.
Наконец, ведь под оскорблением Ленина с радостной готовностью подпишутся, пожалуй, все, кого Ямщиков проклинает в своем письме: и Швыдкой, и Познер, и Ерофеев, и какой-то Соловьев… Таким образом, Ямщиков показал свое генетическое родство с этой публикой. Никаких сомнений! Как те творят свои мерзости, не считаясь с убеждениями, взглядами и чувствами миллионов родного народа, так и Ямщиков плюет на эти же миллионы.
Да ведь косвенно об этом свидетельствует и сам заголовок обращения. Всем давно ясно, чьим стало наше телевидение, а он все вопросики задает, все сомневается. Так вот сообщаем вам, Савва Ямщиков: телевидение уже почти двадцать лет – еврейское. В народе его давным-давно называют тель-авидением. Передайте это Белову, Гостюхину, Золотусскому, Крупину, Курбатову, Ходанову, Назарову, Недоступу и Распутину.
Вот они удивятся-то!..
О национальной кротости великороссов
И вдруг меня осенило: ведь «лицо еврейской национальности» это же не что иное, как бывшая «жидовская морда».
Б. Сарнов
У критика Бенедикта Сарнова три больших влечения: любит порассуждать на военную тему, неутомим в борьбе за культуру вообще, за русскую в особенности, за русский язык в частности, и, конечно, не может жить без обличений антисемитизма. Во всяком случае именно эти «три кита» резвятся в его книгах – «Перестаньте удивляться!» (М., Аграф. 1998) и «Наш советский новояз» (М., Материк. 2002).
С двумя последними из названных трех страстей все понятно: первая объясняется литературным образованием и профессией, вторая – национальностью. А вот страсть к военной теме в самых разных ее аспектах от довоенных знаков различия до вопроса о профессионализме наших военачальников и событий Великой Отечественной войны, – весьма загадочна. В армии человек не служил, на войне не был, а вот поди ж ты, судит-рядит.
Хотя бы со знаков различия и начать. Они, читаем в «Новоязе», были до войны такие: четыре кубика – капитан, одна шпала – майор, две шпалы – подполковник, три шпалы – полковник… И кто это ему сказал – Войнович, что ли, знаток армии? Ведь здесь все – чушь. Четырех кубиков вообще не существовало, а остальное было так: капитан – одна шпала, майор – две, подполковник – три, полковник – четыре…
В другом месте, не моргнув прозорливым глазом, пишет, что у нас «вчерашний полковник становился маршалом». Это кто же? Когда? Приведи хоть один пример. Где тот таинственный полковник? Сказать он ничего не может. А ведь опять чушь! Даже Булганин прошел необходимую иерархическую лестницу: будучи членом Военного совета Западного фронта, он, естественно, 6 декабря 1942 года получил звание генерал-лейтенанта, затем, оставаясь на фронте членом Военных советов других фронтов, стал 29 июля 1944 года генерал-полковником, 17 ноября 1944-го – генералом армии. И только 3 ноября 1947 года, после того, как был назначен министром Вооруженных Сил СССР, ему присвоили звание Маршала Советского Союза. А Берия стал маршалом, будучи наркомом, членом ГКО. Даже Брежнев попал в маршалы не из полковников, а все-таки из генералов.