Бойцы шарахнулись во все стороны, перепуганный повар выронил черпак, а ротный шагнул к взводному и зло выкрикнул ему прямо в лицо:
– Младший лейтенант! Какого чёрта столбом стоите?
– Да я… – протянул взводный и вместо того чтоб встать смирно, совсем по-штатски принялся теребить руками ремень.
На лице ротного отразилось недоумение, и он спросил:
– Вы давно в армии?
– Пятый день… – взводный перестал дёргать ремень и, вспомнив про устав, опустил руки по швам.
Ротный оценивающе глянул на взводного и, уже спокойно сказав: – Ладно, наведите порядок с раздачей, – пошёл обратно в рощу, на ходу пряча пистолет в кобуру.
Позже, сидя на пеньке и уминая из котелка пшёнку, Сергей пытался взять в толк, почему выстрел ротного так сразу навёл порядок? Эти мысли прервало появление бывалого, который, держа за хвост, нёс большую жирную селёдку. Остановившись рядом с Сергеем, он спросил:
– Ты чего рыбу не брал? Испугался, как ротный пальнул?
– Не, я не знал, что дадут, – сглотнув слюну, расстроился Сергей.
– Не боись, – успокоил его бывалый. – Это я нам на двоих взял.
Он заставил Сергея встать, прикрыл пенёк листом лопуха и принялся резать селёдку аккуратными ломтиками. Тут к ним зачем-то подошёл кирпатый, который прямо на ходу доедал кашу.
– Ты что, с перепугу тоже полный паёк не взял? – поддел его бывалый.
Боец сразу понял, что речь идёт о селёдке, и хитро прищурился.
– С чего бы? Я своё завсегда возьму. Опять же рыбка знатная… – Кирпатый выскреб ложкой остатки каши и вдруг спросил: – Наши говорили, у немцев заместо котелков банки плоские, с крышкой. В банку первое, а в крышку второе, верно?
– Верно, – подтвердил бывалый и уточнил: – Вот только в ту манерку входит то что дадут, а в наш котелок, всё что спромыслишь…
– Вон оно как… – протянул кирпатый, но ничего больше сказать не успел.
Мимо них рысью пробежал ефрейтор и, кинув на ходу: – Кончай со жратвой! Давай бегом к старшине, там нам лопаты привезли, – помчался дальше.
Кирпатый тут же увязался за ефрейтором, а бывалый придержал Сергея, и они, быстренько доев селёдку, только тогда пошли следом. Идти было недалеко. На проходившей через рощу полевой дороге стоял селянский воз с обычными огородными лопатами, которые распоряжавшийся здесь старшина выдавал по пять штук на отделение. Старик возчик, доставивший эти лопаты, сидел, свесив ноги за край телеги, и молча попыхивал своей солдатской трубочкой-носогрейкой.
Собравшиеся у дороги бойцы, ожидая своей очереди, балагурили, и вдруг в их трепотню встрял дед, заявив:
– Вы, я вижу ребята, войско с бору по сосенке…
– Так мы ж, почитай, отовсюду, – сказал странно бледный, не участвовавший в общем трёпе боец и вроде как с намёком добавил: – Знаешь, дед, где девять месяцев зима, а остальное лето?
– Знаю, – пыхнул своей носогрейкой дед. – Сам в тех местах воевал.
– Это что, за царя Гороха? – вмешался главный балагур.
– Не за царя Гороха, а за государя императора, – нахмурился дед и пояснил: – Пекин мы брали, столица такая китайская, богатая… Слыхал?
– Мы всё слыхали, – балагур весело фыркнул и тут же прицепился к старику. – А раз богатая, чего ты там дед не остался? Или нам чужой земли не надо? Опять же, смотри, Пекин твой столица…
– Ты сам смотри. Как бы вы, вояки хреновы, Киев не просрали… – неожиданно осерчал дед и, увидев, что воз разгрузили, хлестанул конягу.
Линия обороны была намечена по краю рощи. Взвод Сергея, получив лопаты, рассредоточился и приступил к подготовке ячеек. Правда, лопат оказалось маловато, и копать пришлось по очереди. Сергею, как самому крепкому, лопату дали сразу в надежде, что он отроет свою ячейку раньше других и передаст шанцевый инструмент товарищу. Именно поэтому кирпатый всё время крутился вокруг Сергея, нетерпеливо ожидая, когда тот управится.
И Сергей старался. В считанные минуты сняв слой дёрна и отложив нужную для маскировки зелень в сторону, боец так рьяно принялся копать, что спина у него тут же взмокла, зато и ячейка быстро углубилась больше чем на полметра. А если принять во внимание и образовавшийся из выброшенной наверх земли бруствер, то это было уже вполне надёжное укрытие.
Решив наконец малость передохнуть Сергей опёрся о черенок лопаты и вдруг услыхал странный свист. Боец недоумённо закрутил головой, но тут вдруг где-то позади грохнуло, послышался треск ломающихся веток, воздушная волна швырнула Сергея на бруствер, и он, поспешно выскочив из ячейки, начал испуганно озираться, пытаясь сообразить, что произошло.
В роще грохнуло ещё пару раз, оттуда донеслись суматошные крики, которые тут же перекрыла зычная команда:
– Всем в укрытие!
Сергей кинулся к ячейке, но его внезапно оттолкнул всё ещё бывший рядом кирпатый и, прыгнув вниз, сам вжался в землю. В полной растерянности Сергей стал дёргать товарища за ноги, однако кругом загрохотало так, что боец просто перестал соображать. Он метнулся в одну сторону, в другую, вроде бы налетел на дерево, а что было дальше, позже вспомнить не мог…
Боец пришёл в себя, когда кругом стало тихо, и с удивлением обнаружил, что лежит на каком-то картофельном поле. Сергей поднял голову и увидел спокойно стоявшего рядом бывалого, а чуть дальше взводного. Боец вскочил и услыхал, как бывалый вроде как сочувственно хмыкнул:
– Что, цуцик, очунял?.. Хорошо хоть винтарь не бросил…
Сергей только сейчас заметил, что всё ещё держит в руках трёхлинейку и совсем уж глупо забормотал:
– Что командир подумает…
– А, ничего, – успокоил бойца бывалый. – Я сам видел, как он из своей ячейки тоже рачки лез.
Сергей недоверчиво глянул на бывалого, потом на взводного, который, вдруг словно стряхивая с себя наваждение, встрепенулся, затоптался на месте, а потом как-то по-штатски крикнул:
– Товарищи красноармейцы! За мной в атаку! – и, выхватив из кобуры лоснившийся от необтёртой смазки наган, первым побежал к роще.
Как оказалось, на картофельном поле была чуть ли половина роты. Команда подняла всех, и устремившиеся за командиром бойцы даже начали кричать «Ура». Сергей не кричал. Уставя штык, он шёл в атаку с одним страстным желанием – встретить врага. Но немцев в роще не оказалось. На бегу Сергей замечал тела погибших товарищей, перескакивал через поломанные стволы и лишь у своей прежней позиции встал как вкопанный. Он увидел посечённую осколками спину, осыпавшийся бруствер и понял, что кирпатый боец навсегда остался лежать в ячейке, которую он, Сергей, рыл для себя…
* * *
Новенькая полуторка пылила просёлком. Водитель, разгоняя машину, то чуть ли не до отказа вдавливал в пол пуговицу акселератора, то шёпотом матерился и жал на тормоз, когда колёса грузовика срывались с плохо наезженной колеи. Сидевший в кабине рядом с шофёром старший лейтенант-артиллерист пропускал мимо ушей ругань бойца и, думая о своём, неотрывно смотрел на вившуюся полем дорогу.
Имевшаяся у командира карта показывала, что впереди ни перекрёстков, ни ответвлений нет, а значит, опасаться, что идущая следом батарейная колонна куда-нибудь заедет, не приходилось. Правда, время от времени старший лейтенант, наклонившись к лобовому стеклу, на всякий случай поглядывал вверх, но небо оставалось чистым, и командир снова возвращался к своим мыслям.
Вот только мысли эти были совсем не весёлые. Война шла уже третий месяц, и всё складывалось совсем иначе, чем представлялось раньше. Конечно, старший лейтенант уже не был мальчишкой и знал, что на войне случается всякое, но чтобы вот так, проиграв приграничное сражение, непонятно почему отступить в центре, а на юге вообще откатиться до Днепра… Нет, после Халхин-Гола и Финской кампании это просто не укладывалось в голове!
Тем временем казавшаяся бесконечной дорога наконец-то пересекла поле и углубилась в довольно густой лес прифронтовой полосы. Здесь колея стала менее накатанной, колёса полуторки запрыгали по корневищам, и водителю всё чаще приходилось крутить баранку, чтобы благополучно миновать то крутой поворот, то узкий проезд между деревьями. Так по лесу довелось петлять минут двадцать, прежде чем машина выехала на весьма обширную поляну.
Судя по всему, КП дивизии размещался здесь. С противоположной стороны поляны, на которую вывела лесная дорога, виднелось несколько замаскированных проросшим дёрном блиндажей, возвышавшихся едва приметными холмиками. В стороне от них, глубже в лесу прятались штабная «эмка» и связной броневичок, а возле него кто-то одетый в танкистскую кирзовую куртку, возился с мотоциклеткой.
Сразу за блиндажами стоял ЗИС-5 с откинутыми бортами, и бойцы сгружали с него какие-то ящики. Метрах в тридцати от грузовика пряталась за маскировочной сетью радиомашина, для надёжности до половины зарытая в землю, и почти там же старший лейтенант высмотрел большую армейскую палатку. Очень походило на то, что штаб обустраивался основательно.
Оставив полуторку под деревьями, старший лейтенант прошёл в штабную палатку, где, как оказалось, почему-то находился только один полковник, сидевший за складным столом. Внутри было душновато, и даже окна, все с отстёгнутыми клапанами, не добавляли прохлады. Через ближайшее, перекрещенное парусиновыми лямками окошко, старший лейтенант увидел поставленные неподалеку ещё две палатки со свежеотрытой возле них щелью и вскинул руку к козырьку.
– Товарищ комдив, командир батареи старший лейтенант Бахметьев прибыл в ваше распоряжение…
Сидевший за столом полковник глянул на новоприбывшего и, подняв руку, нетерпеливо перебил его:
– Хорошо, что прибыл. Мне уже звонили. Где пушки?
– На подходе, товарищ комдив…
– Что значит на подходе? – возмутился полковник. – Вы что, прибыли сюда один, без орудий? Где батарея?
– Моя батарея отсюда в двенадцати километрах, – доложил старший лейтенант и обстоятельно пояснил: – Мне приказано прибыть к 24.00. В целях скрытности колонна начнёт движение в сумерках.
– Выходит, немецких самолётов боишься?.. – Полковник внимательно посмотрел на командира батареи.
– Не то чтоб боюсь, но наслышан, а потому решил не рисковать, товарищ комдив, – коротко пояснил старший лейтенант.
– Гляди-ка, наслышан он… – хмыкнул полковник и, заметно поменяв интонацию, спросил: – Тяга-то у тебя какая?
– Четыре специальных артиллерийских тягача СТЗ-5-Нати. И ещё один тягач запасной, – доложил старший лейтенант.
– Значит, за три часа должны дотянуть ко времени… Да, выходит ты, старший лейтенант, правильно рассчитал, – заключил полковник и вдруг спросил: – Орудия-то у тебя в батарее какие?
– Четыре 107-миллиметровых образца 1910/30 года.
– Боекомлект?
– Полтора БК!
– Лишку, значит, прихватил… Хвалю, а то мало ли что…
Не спуская испытывающего взгляда с командира батареи, полковник довольно долго барабанил пальцами по столу и вдруг поинтересовался:
– Ты, я вижу, кадровый. Что кончал?
– Второе ЛАУ, товарищ полковник.
– Так, выходит, ты в Ленинграде учился… – для самого себя уточнил полковник и неожиданно продолжил расспрос: – Ну а сам из каких мест?
– С Поволжья, товарищ комдив, – коротко ответил старший лейтенант, а потом уточнил: – Жил в Саратове.
– Я слыхал, там у вас немцев много, – с неким упором заметил полковник и, как бы делая вывод, заключил: – Ты-то, я гляжу, русский…
– Я белорус, товарищ комдив, – не понимая, куда клонит начальник, старший лейтенант недоумённо посмотрел на полковника.
– Это откуда же в Саратове белорусы? – не унимался тот.
– Семью отца эвакуировали, товарищ комдив.
– Как это эвакуировали, когда? – удивился полковник.
– В 15-м году, товарищ комдив. Ещё от той войны.
– А, ну это другое дело… – почему-то решил полковник, потом немного подумал и приказал: – Ладно ступай, а пока твоя батарея прибудет, зайди в штаб к капитану Астахову. Он тебе всё пояснит.
– Есть, товарищ комдив, – чётко ответил старший лейтенант и, по-уставному повернувшись через левое плечо, вышел наружу.
Капитана Астахова Бахметьев нашёл в одной из тех двух, стоявших в стороне палаток. В отличие от комдива у капитана раскладного стола не было и его заменял обрезок широкой доски, уложенный на два чурбачка. Там лежали какие-то бумажки, которые Астахов, едва увидав Бахметьева, тут же отложил в сторону.
Выслушав обстоятельный доклад старшего лейтенанта и узнав о вероятном времени подхода колонны, капитан сказал:
– Мы твою батарею с утра ждём, позиции основная и две запасных намечены, что же касается рекогносцировки, хоть тебе этой ночью так и так спать не придётся, думаю, её лучше провести утром. Возражений нет?
– Никак нет! – улыбнулся Бахметьев, отметив про себя, что капитан чем-то располагал к себе.
И словно подтверждая это первое впечатление, капитан Астахов с улыбкой предложил Бахметьеву:
– Ну что, старший лейтенант, по-моему, самое время подкрепиться? Небось на марше пообедать не случилось?
– Ясное дело нет, впрочем, поесть никогда не мешает, – весело заметил командир батареи и выжидательно посмотрел на Астахова.
– Правильно, – капитан быстро собрал разложенные на столе бумаги, сложил их в ящик и поднялся. – Давай, потопали.
Астахов провёл Бахметьева в глубь леса, туда, где на небольшой прогалине дымила походная кухня, а недалеко от неё примостился сколоченный из досок обеденный стол. Повар в отличительном белом колпаке принёс макароны по-флотски, и какое-то время командиры сосредоточенно ели. Потом, когда на столе появился и свежеиспечённый хлеб, Астахов, взяв ещё тёплый кусок, как бы между прочим сказал:
– Твои корпусные пушки это хорошо, фронт уплотняется… – И только потом спросил: – Тебе-то как, повоевать уже пришлось?
– Ещё на Финской, – отозвался Бахметьев.
– А-а-а… – с заметным разочарованием протянул Астахов.
Это не укрылось от Бахметьева, и он, догадавшись, что капитан имеет в виду характер войны, отложив ложку, попросил:
– Расскажи мне, капитан, что тут, а то я всё слушаю, как «Совинформбюро» заканчивает сообщение фразой: «Наши потери незначительны»…
– Ну да, весьма незначительны, – сделав упор на слове «весьма» ответил Астахова, и его лицо исказила злая гримаса. – От дивизии почитай едва полк остался и то если кашеваров считать. Пополнения только за Днепром подходить начали, но уж тут нам, кровь из носу, удержаться надо…
Какое-то время командиры сидели молча. То, с какой интонацией капитан упомянул Днепр, говорило о многом. Бахметьеву уже приходилось слышать, что немцы гораздо сильнее, а потому и прут безостановочно, но верить в это никак не хотелось, и он спросил о другом:
– Я вот одного не пойму, капитан. Комдив, как меня расспрашивал, узнал, что я белорус, и вроде как коситься начал. С чего это вдруг?
– А чего тут понимать? – Астахов кривовато усмехнулся. – Просто комдив наш западенцев на нюх не переносит.
– Каких западенцев? – не понял Бахметьев, но, сообразив, что речь идёт о жителях, присоединённых в 39-м областей, с жаром возразил: – Я разве западенец? Я вообще саратовский, на Волге вырос.
– Не о тебе речь, – успокоил его Астахов и с горечью пояснил: – Как немцы нас у границы прищучили, то местные, кто мобилизован был, почитай все драпанули. Вот комдив и остерегается…
Раньше о таком Бахметьев не слышал и сейчас попытался узнать больше:
– Скажи, капитан, как получилось, что мы на Днепре? Может, из-за того, что эти самые западенцы драпанули?
– Не знаю, я над этим, честно сказать, и сам голову ломаю, – глухо отозвался Астахов и как-то сразу замкнулся.
Разговор явно прервался, и тогда Бахметьев, ничего больше не спрашивая, а, наоборот, всем своим видом показывая, что пора заняться делом, решительно поднялся из-за стола…
* * *
Бойцы тесно, плечом к плечу, стояли в каземате Киевской цитадели. Рота, присланная, чтобы деблокировать замолчавший дот, ждала сигнала к атаке. На серых бетонных стенах каземата тускло светили электрические лампочки, позволявшие рассмотреть чётко выделявшийся вход в потерну. Стоявший на фоне этого тёмного прямоугольника ротный кричал: