Вяло пожевав невкусную кашу вприкуску с черствым хлебом, я слегка ожила, но потом поняла, что долго прохлаждаться не могу. Пришлось вставать, сворачивать лагерь, спускаться к реке, чтобы наполнить кожаный бурдюк водой… фляги у ведьмы просто не было… затем снова подниматься, пыхтя и отдуваясь на крутой горке. Наконец, прийти к оставленным вещам и… обнаружить, что какая-то наглая сволочь с чавканьем пожирает мою еду!
– Ах ты зараза!..
От моего вопля внезапно нашедшийся Барсик подлетел аж на полметра, во всей красе продемонстрировав свое раздувшееся пузо. Истошно мяукнул прямо в полете. На пару секунду завис в воздухе, как дельтаплан, широко растопырив лапы и неистово вертя пушистым хвостом. Но наконец земное притяжение пересилило: кот с оглушительным хрустом свалился в сочную траву. После чего развернулся, припав на полусогнутых, затем поднял перемазанную в каше морду и гневно посмотрел на меня.
– Ты где шлялся, нахал? – возмутилась я, осознав, что теперь придется спускаться к реке в третий раз и отмывать котелок. – И по какому праву трескаешь чужое?
Кот громко зашипел, прижав уши к голове. А уж глазами меня буквально прожигал, будто не он сейчас нагло мою еду воровал, а я у него из миски свежих сливок отхлебнула. Правда, длилось это недолго – смерив меня злобным взглядом с головы до ног, он презрительно фыркнул, выпрямился, а потом неторопливо ушел, слизывая с морды остатки моей несоленой каши.
Я едва удержалась, чтобы не запустить в него наполненный бурдюк.
– Барсик!
– Ш-ш-шр!
Скотина какая! Он еще и недоволен! Я с утра чуть голос не сорвала, пытаясь до него докричаться, потом решила, что топать мне придется без проводника, а он, оказывается, все время был неподалеку! И наверняка ведь слышал, гад, что его зовут! Вон как хвостом дернул – понял, сволочь, что я к нему обращаюсь, но даже ухо не повернул! Зараза!
Я со злостью проводила глазами исчезающую в траве черную спину, борясь с острым желанием догнать и оттрепать гаденыша за шкирку, но потом плюнула и с ворчанием отправилась отмывать котелок. Хрен с ним. Раз явился сейчас, значит, не обманула бабка – пойдет со мной и дальше. А раз так, то убивать его пока не стоит – может, и правда пригодится. Но уж если он только жрать горазд и настроение мне портить, то пусть пеняет на себя: хамство терпеть я даже от кота не стану. А уж от демона – тем более. Хотя какой он, к черту, демон? Так, бесенок мелкий. Нечисть сопливая. Скотина мохнатая, которую никто не учил правилам хорошего поведения.
Будет время – займусь, а пока руки в ноги и – вперед.
К вечеру я устала еще больше и, признаться, даже начала подумывать о том, что здорово запустила себя в плане физической формы. Надо было хоть фитнесом позаниматься или на аэробику походить. Глядишь – и не была бы сейчас как выжатый лимон.
Шапку я сняла уже давно – после полудня стало жарко. Плащ вообще стянула почти сразу – неудобно, а куртку распахнула до пупа. Но вот ботинки, к сожалению, деть было некуда, потому что босиком по шершавым плитам не больно-то погуляешь. К тому же я так и не успела выяснить, есть ли тут змеи. А если есть, то какие из них ядовиты. И вообще я почти ничего не знала про местное зверье, кроме того, что вблизи людского жилья крупные звери вроде как не водятся.
В общем, невеселый у меня выдался вечер. А когда над Трактом сгустились плотные сумерки, я обнаружила очередной свой промах и запоздало сообразила, что зря так долго шла. Привал на ночь надо было делать раньше. Еще когда глаза могли различить в чаще какое-нибудь подобие полянки, и к ней не пришлось бы продираться почти в полной темноте, потому как следопыт из меня неважный, а заблудиться в незнакомом лесу – проще пареной репы.
Вот же засада.
Я быстро огляделась, выискивая хоть какой-то просвет в буйно разросшихся вдоль обочины кустах, но тут, на мое счастье, из-за тучки выглянула желтая луна. А вслед за ней появилась и вторая – красновато-рыжая. Удивляться я уже не стала – видела вчера эту красоту, а сейчас меня тем более никакие прелести лесного пейзажа не волновали. Мне нужен был привал. И нормальное место для ночевки. Без муравьев, болота и пиявок под боком. Без туч голодных комаров. И хоть с каким-нибудь укрытием от возможного дождя. Что-то небо к вечеру нахмурилось…
Через полчаса мытарств подходящую поляну я все же отыскала, но мысленно сделала зарубку на память, чтобы больше не попадать впросак. И еще напомнила себе, что надо серьезно разобраться со своим мохнатым проводником, который, разумеется, после обеда даже не подумал показаться на глаза.
Костер у меня тоже получился далеко не сразу: за дровами пришлось лазить по всем ближайшим оврагам, то и дело чертыхаясь и оставляя на колючках клочья единственной чистой рубахи. Она и так-то на ладан дышит, а если я ее еще и изорву, то вообще дальше придется голышом идти. Ну или собраться завтра с духом и выстирать ту, которую я сняла этим утром.
Ур-ра! Загорелось!
Боже, как мало иногда надо для счастья… блаженно завернувшись в плащ и подтянув под себя голые пятки, я завороженно уставилась на огонь, попутно отскребая от котелка остатки каши. Да, я ее все-таки не выкинула, как собиралась, потому что решила, что пищей в моей ситуации разбрасываться – грех. Пусть черный нахал успел слямзить оттуда совсем немного, но я ту часть тщательно отделила и выбросила, а остальное накрыла чистой тряпицей и взяла с собой, уже точно зная, что с такими прогулками к ночи оголодаю, как столетний вурдалак.
Это оказалось мудрым решением (единственным, наверное, за целый день!), потому что сил и желания готовить не было никаких. Поев, я плеснула в котелок воды, вскипятила, решив, что отдраю прилипшую кашу завтра поутру, благополучно свернулась калачиком и, накрывшись плащом, закрыла глаза.
Как ни странно, но за весь день у меня почему-то не возникло чувства сиротливого одиночества. Я не ощущала себя здесь лишней. Наоборот, почему-то показалось, что я именно сейчас получила возможность открыть себя заново. Именно здесь. В каком-то странном мире. В лесной глуши, где, кроме меня, не было никого на сотни километров вокруг. Тишина, красота, благодать…
Впрочем, шумные компании я уже давно не любила. Просто не видела в этом смысла. Да и вообще, если подумать, вся моя прежняя жизнь была сплошной цепочкой разочарований. Сперва – в маленьких детских радостях, от которых взрослые почему-то хмурились и вполголоса ругались. Потом – в собственных устремлениях, потому что, как говорили все вокруг, они у меня совершенно неправильные. Потом – в учебе. В работе. В недолгих приятельницах, которых, как правило, не интересовало ничего, кроме побрякушек и тряпок. В молодых людях, рядом со многими из них мне было скучно, а с особо настойчивыми – неприятно. В едва не случившейся любви, в которой мне пророчили волшебное будущее и с которой нам в итоге оказалось не по пути. В маленькой квартирке на окраине одного из спальных районов, снимаемой из извечного юношеского упрямства и желания полной независимости от предков. В работе, где не было почти ничего заслуживающего внимания. В коллегах, в соседях, в отношениях с рано постаревшими родителями, с которыми мы год от года находили все меньше тем для совместных разговоров… пожалуй, в той жизни не осталось почти ничего, что держало бы меня на прочной привязи. Я всегда искала чего-то необычного. Всегда стремилась к чему-то новому. А сейчас…
Я устало зевнула и вдруг поймала себя на мысли, что ни о чем не жалею. И не испытываю особого душевного дискомфорта. Все мои неприятности – это мелкие неудобства городского жителя, неожиданно попавшего в тайгу. Но их, как оказалось, можно пережить. Для этого даже жилы рвать не потребуется – просто немного терпения, загнать подальше гордыню и брезгливость, и пожалуйста. Дойду я до этих эаров. За две недели уж точно дойду.
Одиночество мне не внове – последние годы выдались у меня на редкость пустыми. Никаких привязанностей. Никаких близких друзей. Даже родители еще год назад решили уехать в Болгарию, поближе к морю и красивой жизни. В ближайшие несколько месяцев они меня даже не хватятся: Интернет пока не освоили, а письма у нас в Россию до сих пор, бывает, теряются по пути. Так что за них я не волновалась. Пока. А уж за себя как-нибудь постою.
Кстати, права была бабка: упрямство у меня в крови. Как и неистребимое любопытство, впрочем. Его уж точно не убьешь никакой усталостью и никакими трудностями. Пожалуй, даже наоборот: чем сложнее задача, тем она интереснее. А уж если дело касается той загадочной игры, в которую втянул меня умирающий эар, то это еще надо посмотреть, кто в итоге пострадает больше. Может, я еще благодарить его стану за этот неожиданный подарок судьбы. А может, и нет. Кто знает?
Уже засыпая, я по обретенной недавно привычке потеребила серебряный браслет, но убедилась, что он прочно сидит на запястье, впиваясь краями в уже побелевшую от давления кожу, и оставила его в покое. Пока не болит, и ладно. Да и холода я уже почти не ощущала. Привыкла, что ли? В любом случае носить мне это украшение долго. Главное, успеть до того, как неизвестный срок полностью истечет. Но, наверное, эар не дурак был, давая мне всего несколько суток форы? Знал ведь, наверное, что от того места, где его шлепнули, требуется две недели… в смысле, примерно дюжина дней, чтобы добраться до его родичей. Ему же не нужен бесполезный труп? Соответственно, и срок должен быть хотя бы равен полумесяцу, иначе и начинать не стоило. А за такой период я уж в любом случае что-нибудь придумаю. Или коня найду, или попутку какую подхвачу, или на эаров наткнусь… чем черт не… ах да! – надо теперь говорить не «черт», а «Айд», чтобы не проколоться. Так вот – чем Айд не шутит? Вдруг мне опять повезет, как в той черной дыре? Или, может, кот на что-то сгодится?
Успокоившись таким образом, я снова зевнула, подложила под щеку ладонь, со снисходительной улыбкой вспоминая свои турпоходы в Подмосковье, – сюда бы нашего говорливого инструктора, пусть бы посмотрел, каким бывает настоящий дикий лес! Но потом расслабилась и постепенно уснула, даже не ощутив, как в какой-то момент что-то изменилось вокруг, не услышав, как над головой что-то тихо зашептали склонившиеся до земли сосновые ветки, и не почувствовав, как к ногам что-то осторожно прикоснулось. Что-то мягкое, теплое и восхитительно живое.
Глава 5
Проснулась я рано, почти с рассветом. И проснулась, что удивительно, сама, хотя обычно мне надо часов до десяти поваляться в постели, чтобы почувствовать себя отдохнувшей. А поскольку на работу надо было тащиться к восьми, то сами понимаете, какой доброй я бывала по утрам. Здесь же – словно заново родилась. Никакой сонливости, вялости в теле. Даже мышцы не болели, представляете?! Хотя вчера я их неслабо натрудила! В общем, мне отчего-то хотелось глупо улыбаться, скакать по поляне бодрым козликом и орать походные песни, радуясь непонятно чему.
За ночь, вопреки ожиданиям, я ничуть не замерзла и вообще не почувствовала, что спала на голой земле – одеяло не в счет. И это было довольно странно: в Валлионе сейчас начало осени. Даже со скидкой на более мягкий, чем в России, климат я вполне закономерно опасалась стать «счастливой» обладательницей заложенного носа. И пусть зимы здесь не в пример более теплые, пусть снег тут выпадает лишь на северной части территорий, пусть меня выбросило заклятием ближе к центру, где природа никогда не теряет сочной зелени, все равно – честно вам скажу: я приятно удивилась.
А потом протянула руку скинуть оказавшийся теплым плащ и удивляться перестала: мирно сопящий Барсик был таким горячим, что сразу стало ясно, почему я не замерзла. Шейри лежал смирно, свернувшись калачиком у меня под животом, и тихо сопел, блаженно закрыв глаза и даже, кажется, немного подмурлыкивая. Сейчас он выглядел милым и почти домашним зверьком, ничуть не напоминая вчерашнее взъерошенное, встопорщенное и озлобленное существо.
Я осторожно приподнялась и нерешительно поскребла кошачий затылок. Мурлыканье в ответ стало громче и отчетливей. Ну надо же…
Я немного приободрилась и почесала уже за ухом, надеясь, что не получу в ответ сразу двадцатью когтями по руке. Потом наконец совсем осмелела и погладила лоснящуюся шерсть.
– Барсик!
Реакция у кота оказалась отменной: подпрыгнув как ужаленный, он с громким шипением взвился на ноги. Затем увидел меня. Понял, что происходит. И с таким свирепым мявом метнулся в сторону, что я даже опешила.
Бог мой, да что с ним такое? Будто кипятком его ошпарили. Неужто я ему ТАК сильно не нравлюсь?!
Кот, отпрыгнув на край поляны и отгородившись от меня давно прогоревшим костром, юркнул в траву. На мгновение показалось, что опять сбежит, махнув на прощанье роскошным лемурьим хвостом, однако он только спрятался в местном варианте осоки, выставил оттуда недовольную морду и настолько гневно сверкнул желтыми глазищами, что я снова нахмурилась.
– Ну? И что на тебя нашло?
Тихое шипение в ответ.
– Что я тебе сделала?
Снова – шипение, а взгляд стал еще более яростным и лютым.
– Чего рычишь? – раздраженно спросила я, поднимаясь и отряхивая покрывшийся за ночь иголками плащ. – Я тебя, между прочим, с собой не звала. Не хочешь – скатертью дорожка. И так проблем хватает. То ты прячешься по полдня в лесу, то кашу мою жрешь без разрешения, то вопишь, едва дотронусь, и близко не подпускаешь, словно я тебя на живодерню сдать обещала… а потом под бок пристраиваешься, будто так и надо. Ты хоть сам-то знаешь, чего хочешь? Нет?
Кот утробно заворчал, по-прежнему не отрывая от меня горящего взгляда.
– Тогда, может, хоть сейчас определишься? – уставилась я в ответ.
Молчание.
– Слушай, – вздохнула я, отбросив плащ на слегка помявшийся мешок, использованный ночью вместо подушки. – Мне это не нравится. И ты мне не нравишься тоже. Моя персона, я так полагаю, тебя также не радует. Так, может, не будем портить друг другу жизнь? Может, разойдемся по-хорошему? Как в море корабли? И не делай вид, что не понимаешь, – я знаю, что это не так, Айна предупредила. Так что скажешь? Будем сотрудничать или нет?
Кот снова зашипел.
– Да черт возьми! Хватит уже, а? Можешь ты ответить по-человечески?!
– Могу, – неожиданно внятно сказал шейри, недобро сузив глаза.
Я от неожиданности чуть не села.
– Что?
– Я много чего могу, только тебе с твоим куцым умишком не понять.
Я завороженно наблюдала за тем, как шевелится кошачья морда и как гуляет в маленькой пасти розовый язычок, воспроизводя человеческую речь. Ух ты! Вот же попала! Ах да, он же шейри. Демон. Почему бы ему не говорить?
Я ошарашенно помотала головой.
Бред какой. Может, я еще сплю?
– Дура, – фыркнул Барсик, без труда прочитав отразившиеся на моем лице мысли. – Была дурой, дурой и останешься. Нормального шейри от кота отличишь не можешь. И понятия не имеешь, за что он тебе достался.
Я тихо села обратно на землю и обалдело воззрилась на болтающего зверя.
– Охренеть… ты разговариваешь…
– Я же сказал: дура, – Барсик с непередаваемым достоинством отвернулся. – Дура, что наткнулась на мага-эара. Дура, что отправилась в лес одна. Дура, что выбрала Заброшенный Тракт. Дура, что испортила отличную кашу. И дура, что не умеешь правильно выбрать место для ночлега. Надо было еще три оборота в потемках прошарить, чтобы до тебя дошло, что пора остановиться.
Я обалдела вдвойне. Но когда этот мерзавец развернулся ко мне тылом, продемонстрировав свой роскошный черный хвост и свое же отношение к моим действительно титаническим усилиям не рассмеяться истерично и не стукнуть себя по голове дубиной, чтобы отпустило, внутри что-то будто щелкнуло. До меня внезапно дошло, что этот мохнатый гад не только все время тащился следом, как привязанный, не только следил за всем, что я делаю, и ехидно комментировал про себя, не только мог предупредить насчет привала и той грешной щепотки соли, но еще и смеет высказывать свое мнение касательно тех нелепых ошибок, которые мне, как городскому жителю, были вполне простительны. А как несведущей в лесной жизни девушке, только день прожившей в совершенно чужом мире, простительны вдвойне. Тем более что про свои ошибки я отлично знала и, к слову сказать, вчера не раз обругала себя за недальновидность. Но я-то ладно, я уже зарубила на носу, как не надо поступать в будущем и каких подвохов можно ожидать от долгого путешествия по девственно пустому лесу, но когда мой же собственный кот норовит ткнуть носом в эти огрехи да еще с таким презрением смотрит издалека…