Потом во сне я умер.
Сначала я увидел себя лежащего на кровати, и смотрел я сверху.
Нет, не так, что-то лежало на полу у кровати, а я смотрел на это сверху. Стени зашла в комнату и стала махать руками и причитать. В комнату стали приходить по очереди родственники и качать головой. Нечто лежащее на полу переложили на кровать, сняли веревку. Мой мерзкий младший брат Ральф тут же полез в ящик моего стола, к его радости, в этот раз он был открыт. Я висел у него над головой и говорил ему не лезть туда, там лежат мои бумаги. Это мои записи, мои стихи и поэма, а не его. Украсть ему её не удастся, все знают, что он не умеет писать хорошие стихи. Он умеет только рифмовать слова. Он меня не слышал, озирался беспокойно, правда, при этом продолжал копаться в моих бумагах. Наконец-то отец заметил его действия и остановил жестом. Ральф с недовольным видом отошел и сел в углу. Я знал, что он не успокоится и при первой же возможности украдет мою поэму, чтобы выдать её за свою.
Потом в комнате стала собираться семья и прислуга, открылась дверь, и вошел наш священник Домениан. Он долго гундосил что-то, неразделенное на слова. Все со скорбными и скучными лицами его слушали. На самом деле никто не слушал, а все ждали конца его речи и хотели уже сесть за стол. Родители сидели молча с каменными лицами. Одна Стени искренне горевала и плакала. Надо же, а я никогда раньше не замечал эту маленькую служанку. Священник пособолезновал моим родителям о безвременно усопшем сыне и ободрил их: ведь у них есть ещё дети, которые поддержат их на старости, а Богу было угодно забрать такую светлую поэтическую душу.
Этот вороватый Ральф поддержит, что ли? Какой цинизм, а я? Как это безвременно? Я знаю, сколько мне лет.
Стоп.
Без временно.
Я огляделся. Действительно, пропал звук от огромных башенных часов, который всегда был слышен в моей комнате, окно которой было под крышей дома и выходило на площадь как раз рядом с часовой башней. Скрежет часового механизма был всегда слышен. Я выглянул в окно. На башне был просто круглый диск без стрелок и цифр. Я кинулся вниз по лестнице из дома на улицу, по улице к дому часовых дел мастера. Его дом был одним из самых богатых в нашем местечке. Его семья делала, продавала и чинила часы всем в округе. И в его доме все стены были в часах. Я влетел туда, даже не обратив внимания на дверь. Была ли она открыта или закрыта, не знаю. Я оказался внутри и замер от ужаса. На всех часах исчезли стрелки и цифры, они все были с пустыми циферблатами.
Время было стерто.
Ладно, подумал я, солнце встанет и снова будет день и кончится эта ночь. Придёт время дня вместе с солнцем.
Темнота тем не менее не проходила, и, сколько я ни ждал, солнце не вставало. Тогда я решил пойти ему навстречу. Мы всегда знали, с какого холма надо смотреть на вершину Альп на востоке, чтобы встретить рассвет. Я много раз ходил туда с детства, так что даже и на ощупь в темноте мог дойти до холма в предгорье. Я быстро пошел по улочкам, они были пусты и темны. Я вышел за город. Дорога вела меня к холму через туннель, который пробили под скалой, чтобы обойти опасный кусок дороги. Туннель был короткий, но как только я в нем оказался, он стал невероятно длинный, и ничего не было видно в конце его. Ничего не происходило, постепенно темнота становилась все гуще и скрывала очертания знакомого прохода. Если бы солнце взошло, оно осветило край туннеля. Но солнце не всходило.
Я замер.
Боже, я попал туда, где нет времени. Мысль, как жало, пронзила меня и пригвоздила к месту, как бабочку на булавку, которую я поймал летом и прикрепил к раме около зеркала в подарок маме. Нет времени, значит, ничего не может начаться. Утро не может наступить, и день не может начаться. Как же я глуп, что полез в этот туннель. Это фатально. Это конец без начала.
Это смерть.
Пусто.
Нет ничего движущего, спешащего, думающего и страдающего.
Нет мысли и нет движения, пусто и тихо.
Вечно.
Темнота полная.
Я не могу сказать, что это рай или ад. Там есть явные признаки хорошего или плохого для моей плоти, которая так бестелесно плыла в этом странном пространстве без время. Странная протяженность, не ровная в черноте своими сияющими бликами была неизменной. Нет времени, ничего не подвержено изменению и разрушению, так же, как и созиданию.
Бог, наверное, первое что создал так это место, оно вместилище всего. Если это так, то оно было именно таким безвременным.
Потом…
Нет, потом не было. Весь парадокс в том, что потом может быть там, где есть время, а его нет. И нет этого потом.
Бог создал сразу и место, и время, иначе Бог есть сама смерть.
Ужасные мысли.
Хорошо, что дневники, никто кроме пишущего, не читает, иначе, уже было бы мне аутодафе.
Ужас.
Я в аду и раю одновременно, вернее, одноместно, так как времени тут нет.
Вечность.
Тут ничего не меняется, тут все постоянно. Как ошибаются люди, думая, что есть вечная жизнь. Это скорее вечная смерть.
Смерть.
Она возникла передо мной сразу, как будто только и ждала, чтобы её позвали. Она двулика. У неё прекрасный и безобразный лик, слитый в улыбке и гримасе. Я увидел самое главное – у неё в глазах пустота и нет надежды. Она обнимает тебя в кокон и воплощает твои мечты. Ты спишь в её объятиях или в неге на перинах, или на кольях в мучениях, и нет надежды на избавление от её крепких рук и её сладких губ, как кровь.
Боже, как ты мог породить такой мир без времени? Зачем? ТЫ ЕСТЬ ВСЁ… и даже сама смерть – это тоже ТЫ. Из твоих объятий нет выхода, мы загнаны в круг вечности твоей плёткой всевластия.
Зачем?
Я осознал, что беззвучно громко орал об избавлении от безвременья, что я не хочу вечности, так громко и сильно, что круг темноты вокруг меня рассыпался полутёмными волнами в черноте и начал пульсировать. Мой беззвучный крик начал отдаваться эхом тишины. Я почувствовал это. Сначала тихо, почти незаметно, потом волнами и всполохами, и вдруг взорвался множеством искр, которые двигались.
Потом.
Боже, оно появилось, это потом, и что-то началось…
Движение было неловким и беспорядочным, но оно было…
Я видел его там, где была только темнота. Я слышал шевеление там, где ничего не было. И это было начало там, где не было ни начала, ни конца, где было всё всегда и неразделенное.
Свет надежды разлился по мне. И я проснулся…
Мне всего лишь приснилось, что я умер.
Я был жив, я щурился под лучами солнца, которое заглянуло ко мне в комнату через открытое окошко. Я слышал скрип шестеренок на башенных часах. Я помнил, что было вчера до сна.
Странно болит шея…
Боже, спаси меня от богохульных мыслей и убереги от соблазнов сомневаться в Тебе.
Я не знаю, что будет теперь после того, как я познал, что такое быть без времени.
Я точно вернулся с того света на этот.
И первым вздохом выдохнул сей стих:
Я записал эти строки в дневнике. Мой мир изменился. Я напишу новую поэму и назову её «Первозвук». Время начало свой бег с неслышного первозвука в темноте вечности.
Я знаю теперь, что сначала было не слово, а был звук, как набат колокола на звоннице, что зовет прихожан на проповедь.
Бо… о… о… ом…
После него было начало, только после него было слово, и это было слово «потом».
По… о… т… ом…
Ужасное богохульство, меня четвертуют, но это не было слово «Бог». Я слышал и видел, как из первозвука сложились звёздами в темноте звуки в слово «по… о… т… ом…». Я осознал и оценил время жизни, только потеряв его. Ни за какие блаженства в раю или муки в аду, за обещания о рае в загробной жизни я не отдам этот бесценный дар – возможность жить сейчас. Я жив и буду каждое мгновение до последнего вздоха петь гимн жизни во все времена и во веки веков. У каждого человека есть время для этого сейчас. Живи полной жизнью и твори, как Бог, во времени своём!
Время – это жизнь для всего.
Узел времени 2. Первооснова
Из дневника художницы начала ХХ века, Монмартр
Часть 1. Художественная
Когда я начала писать дневник? Я уже не помню, но в детстве мне подарили красивый альбом с замочком. Я могла в нем писать и рисовать всё: про то, что думаю, или про то, что произошло со мной за день. Так день за днём я его писала и рисовала свои дни и никогда не думала, что есть другие пишущие и рисующие своё время.
Не думала, пока не увидела чёрный квадрат Вселенной в «Победе над Солнцем».
Не думала, пока не закрутилась в узел времени, в котором я и время слились воедино без места и формы.
Вся Вселенная скрутилась передо мной в победе над солнцем в один чёрный квадрат Малевича, увиденный мной.
Всё мгновения как «Вечность в победе над Временем» скрутились в один узел человеческих судеб.
Время до сих пор не разгаданная загадка человеческого бытия.
Когда все началось? Что было начало? Не верю, что это был Бог… Не верю, что было начало…
Всё всегда было, есть и всегда будет.
Время – это победа!
Победа будетлян над Солнцем в футуристической фарс-опере, которые, издеваясь над старым романтизмом и многопустословием, одержали победу над старым привычным понятием о солнце как о красоте. Солнце было всегда, есть и будет. Новое будущее может быть построено только после разрушения старого привычного мира, после победы активного человеческого творчества над пассивной формой природы, поэтому и чёрный квадрат вместо привычного солнечного круга.
Время – это революция! Ивсё!
Просто форма у этого «всё» разная. Время – это не линия от начала до конца. Время было всегда, и оно первооснова всего, потому что как могло что-то быть, если времени не было?
Я знаю. Я влетела в футуристический узел времени, стоя перед чёрным квадратом Вселенной, в узел первоосновы всего бытия.
Это невозможно было бы нигде прочитать и невозможно написать, зато я могу это нарисовать. Понятнее всем от этого не станет – «Чёрный квадрат» уже есть. У Малевича в нем слились все картины прошедших времен, начиная со скальных рисунков через реализм греков и эпохи Возрождения до импрессионистов, кубистов и символистов – и вот «Победа над Солнцем» реальности – слитый разными тенями неровный, с широкой стороной вверху чёрный квадрат Виртуальности.
Время художника – это отражение жизни на холсте его картины.
Рисующий время художник – это отражение Вселенной на холсте реальности остановленного Времени.
Если реальность отражается через человека в его желаниях есть, спать, в его движениях, эмоциях и связях, то наличие мечты и грёз у человека порождает мир идей и фантазий. Глаз художника видел, а рука отражала реальный мир на холсте. Глаз и рука художника точили своё мастерство веками. Он видел и рисовал солнце как круг. Когда ум достиг таких высот, что породил устройства лучшее, чем глаз и рука художника, тогда ум породил камеру в руках фотографа. Художнику осталось сдать свои позиции перед техникой в точности передачи мира и уйти в мир фантазии и чувств. Там аппарат пока бессилен, там человек творец! Только так мог родится чёрный квадрат!
Малевич вышел в иную реальность, где есть своя единица «черного квадрата», которую он назвал «суперматизмом», от латинского «супермация», что значит преодоление, преобладание.
«Я долгое время не мог ни есть, ни спать, и сам не понимал, что такое сделал».
Казимир МалевичОн нарисовал квадрат, а я нарисовала узел. Теперь придётся преодолеть в себе художника и понять, как и Малевич, что я такое сделала. Придётся дать узлу словесное описание, придётся пофилософствовать, поискать первооснову времени.
В конце концов, ну чем человек нынешнего века хуже древних греков? Там каждый мог стать философом, а вот художником надо было родиться и уметь нарисовать виноград так, что птицы пожелали его клевать.
Меня учили рисованию лучшие художники из Академии. Как только карандаш и кисти появлялись у меня в руках, я исчезала в тишине пространства чистого листа на много часов подряд. Мне это никогда не надоедало. Я творила чудеса на бумаге… Потом меня уже учили лучшие мировые художники Италии и Франции.
Теперь, раз я уже художница и живу в Париже на Монмартре, то рисую на потребу дня под заказ, но капелька греческой крови плавает в моей крови от моих предков. Вечерами, глядя на чёрное звёздное небо через окошка на своей мансарде, я становлюсь философом.
Желаешь познать время, придётся понять, придётся пофилософствовать о первооснове мироздания. Это справедливо как для человека, так и для истории.
Часть 2. Философская
Цепочка рассуждения:
«Если есть начало отсчёта времени жизни мироздания,
значит, есть и первопричина существования всей Вселенной и уже как частного случая и жизни на планете Земля.
Чёрный квадрат материи можно увидеть только на белом фоне, в белом квадрате обрамления полотна.
Есть дата, когда я сделала первую запись в этом дневнике. Значит, дневник – это мир мною созданный от конкретной даты начала написания, и… значит, я существую. И когда закончатся листы в дневнике или, когда пишущего не будет, этот мир фантазии моего ума погаснет».
Так я могла думать раньше, в таком примитивном мышлении по линейке рассуждений, при котором время означает лишь длительность, последовательность и интервалы.
Чёрный квадрат на белом фоне изменил мою точку зрения.
Я считаю, что начала отсчёта нет, причин и следствий нет, а вот первооснова есть всегда.
Белое не фон, это как раз БЕЛОЕ является ВСЕМ, а не чёрный квадрат. Чёрный квадрат закрывает основу, вернее первооснову из которой сам же и возник. Квадрат является частью отделенной от основы, проявленной материей от светлого духа. Отделен от целого, единого. Произошло деление на части из одной основы.
Странно, что такую модель деления навязали человечеству столь продвинутые древнегреческие философы. Атомы вещества с их эпохи мы называем атомами, и это знают практически все, а вот, что у них были атомы пространства, называемые амерами, и атомы времени, называемые хрононами, только узкий круг специалистов.
Слово «chronos» обозначало у греков время. От хронона, как неделимой и самой малой единицы времени, у нас в ходу слово «хроника». Любое явление у них является простой хроникой событий. Этакой линейкой времени от начала до конца с отметками на ней. Хрононы наследили в хронике. Греки делили, делили реальность до бесконечности и придумали, что время и место имеет ноль, к которому сходится бесконечный ряд уменьшающихся отрезков. Время, по Аристотелю, есть или движение, или нечто связанное с движением. Время не движение, но ему необходимо быть чем-то связанным с движением, оно некий атрибут движения.
А раз так, то по грекам получается, что никто не сотворял Вселенную своим божественным вмешательством. Чёрный квадрат, как часть белого, отделился сам и существует. Будет существовать и будет двигаться вечно. Будет будетлянин этакий.
Вот в этом я с ними точно согласна, я тоже так думаю. Слишком непосильное дело кому-то сотворить такое. Зато про ноль, деление, время и движение я не согласна.
Потому что можно задать вопрос: «А в каком месте этой линейки хроник этот ноль?»
А если конца и тем более начала не видать, а если эта линейка, как лента, как гибкий шланг закручивается, извиваясь, и образует узлы, те самые узлы времени, то что же в них происходит?
Я с детства увлекалась древнегреческими мифами, героями и богами, позднее у меня была возможно оценить их философию, в которой мир, как завершенный космос, с его гармонией и цикличностью. Везде круговорот. Нет прямых линий. Даже там, где на небе среди звёзд они чертили карту из прямых, созвездия-то обрисовывали кривыми и давали им имена – Персея и Андромеды, Лебедя и Кассиопеи. Гармония и цикличность во всем. Касалось ли это космоса, или жизни человека, или катастроф, которые есть суть разрушения равное концу, но и суть начала нового цикла развития. Начал также бесконечно много, как и концов света.