Есть еще одна категория – родители-теоретики. Эти часами могут обсуждать различные системы: то они слышали о каком-то необыкновенном обучающем аппарате, то о великолепных результатах чудо-педагога, живущего где-нибудь за океаном. Они пробуют то одно, то другое, ни на чем подолгу не задерживаясь. Достижения других детей они относят не на счет кропотливого труда и подвижничества, а на счет особой исключительности преуспевшего ребенка, у которого между тем тот же синдром Дауна, что и у их малыша. Как правило, такие родители заядлые спорщики. И своего ребенка они постоянно критикуют: он и ленивый, и агрессивный, и головка-то у него – поглядите! – маленькая или, наоборот, большая при тщедушном теле, он вообще не такой, как все, – но попробуйте, шутки ради, согласиться с матерью в том, что да, действительно ее ребенок похуже других!
Вместо того чтобы наговорить на рубль, лучше сделать что-то на копейку. Маленькое чудо совершается на каждом уроке – но критически настроенная мать этого не замечает или ей этого недостаточно. Нетерпение мешает ей оценить пусть не такое быстрое, как ей хотелось бы, продвижение ребенка на его трудном пути. Ее не увлекает процесс, ей нужен конечный результат – и как можно скорее. Она донимает педагогов бесконечными «когда?». Когда ребенок заговорит, когда он начнет читать, когда он научится что-то делать сам?…
Рост ребенка, его развитие нельзя подогнать насильно. Мы поливаем дерево, взрыхляем вокруг него почву, удобряем, уничтожаем вредителей. Но разве нам придет в голову тянуть его за вершину, чтобы оно скорее росло? А разве мы раскрываем бутон у распускающегося цветка? Природа сделает это за нас, природа определяет срок вызревания плодов. Природа вложила в растения таинственную энергию роста.
Исключите слово «когда» из своего лексикона! «Когда» наступит само собой, и наступление его целиком зависит от того, что вы делаете сегодня, сейчас, в данный момент.
Ибо какие бы героические усилия ни совершал педагог, как бы он ни был добросовестен и талантлив – без активнейшей родительской помощи ему не справиться. Все навыки, требующие наработки автоматизма, нуждаются в упорной тренировке, и если ваш ребенок лишь два раза в неделю на уроке отрабатывает произношение звуков, слогов, слов, то хорошего результата можно и не дождаться. Все, что делается от случая к случаю, не оставляет прочных следов. Вспомните тренировки спортсменов, каждодневные многочасовые упражнения музыкантов. А репетиции артистов цирка?
Добиться виртуозности в любом деле – значит добиться автоматизма, доведенного до совершенства. Не говоря уже о том, сколь многого не знает ваш малыш по сравнению с нормальным ребенком того же возраста, сколько приходится наверстывать, преодолевая этот разрыв.
Да и кроме того – педагог ведь тоже совершает маленькие и большие открытия на уроках: их подсказывает ему поведение ребенка, его реакция на ситуацию, которая может никогда уже не возникнуть. Постоянство усилий – залог успеха. Урок не состоялся – и что-то может быть утеряно навсегда.
«Я мог бы многое услышать в мире, если бы сам поменьше шумел…» Присмотритесь и прислушайтесь к тому, что говорит ваш ребенок, к тому, что на первый взгляд кажется вам несущественным и малозначащим. К его реакции на ваши слова и действия. К собственным его побуждениям.
Как часто, не умея ни видеть, ни слышать, мы пропускаем то, что может послужить зерном для дальнейшего роста, стать ключом к разгадке многих секретов. Мы привыкли к своей роли ведущих, мы все знаем, мы – взрослые. Мы всегда правы, мы – образец для подражания. Главное действующее лицо – это мы сами.
Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, сколь многого мы требуем от ребенка и как мало – от самих себя? «Дети ведь все разные», – со вздохом говорит мне мама неуспевающего ученика. Такого рода жалобы мне приходилось слышать неоднократно – и ни разу не довелось услышать от родителей, что разные не столько дети, сколько они сами.
Ребенок у нас и ленивый, и рассеянный, и упрямый, и неаккуратный. А мы сами? Часто ли взрослые совершают над собой усилие, стараясь исправить собственные недостатки? Мы давным-давно примирились с ними. Мало того, желаем, чтобы окружающие принимали нас такими, какие мы есть, нравится им это или нет. Но что касается детей – о, это совсем другое дело! Тут мы бескомпромиссны. Ругаем, требуем, наказываем. А ведь часто ребенок ленив потому, что родителям лень приучать его к труду, неряшлив потому, что дом вверх дном, упрям… – а сами-то мы признаем свои ошибки? Легко соглашаемся с чужим мнением? Ребенок забыл все, о чем говорилось на занятиях? Но ведь это папа с мамой, развлекаясь на даче у друзей, пропустили с ним два последних урока и теперь наспех, в последнюю минуту, стараются втиснуть в его голову то, что было задано в расчете на несколько дней. «Я сам!» – кричит ребенок, он непременно хочет самостоятельно снять ботинки, но мать решительно отстраняет его: не времени у нее нет – нет терпенья. Опоздав на пол-урока, злимся, что в оставшиеся полчаса ребенок не может втянуться в работу, ибо, стараясь все-таки уложиться в это время, педагог спешит, нервничает и тоже не дает ему спокойно подумать.
И так далее и тому подобное. Упиваемся собственной речью, без конца поучаем, многословно, многоречиво, подавляя несогласие, протест, инициативу. У ребенка нет права голоса. Наши «беседы» с ним, особенно в конфликтных ситуациях, – это всегда наш монолог и почти никогда – диалог. Наши обвинительные речи в случае конфликта затягиваются до бесконечности. Моря и океаны слов – никому не нужное красноречие. На все лады ребенку повторяют одно и то же, взывая к его совести, разуму, чувству ответственности и тому подобным абстрактным понятиям. Вот и бабушка подключилась, вмешалась тетя. Семейный хор, многоголосие, в котором ребенок не выделяет самостоятельных партий. То главное, на что вы хотели обратить его внимание, утонуло в словесном потоке. И с чего, собственно, все началось? Сами-то вы помните?
Разговаривать с ребенком, выяснять с ним отношения лучше без посторонней помощи. Tête-а-tête, как говорят французы. Вы не успеваете завести с ребенком разговор, как целый сонм заинтересованных лиц вмешивается в вашу с ним беседу, на все лады варьируя ваш вопрос, замечание и т. п. Вы хотите быть авторитетом для ребенка, хотите, чтобы он воспринимал сказанное вами? Тогда зачем нужны переводчики?
Вас должно быть двое, только двое. Ребенок реагирует не только на слова, он реагирует также на взгляд, интонации вашего голоса, мимику, жесты, паузы. И если вас слишком много, если, как глухому, все разом кричат ему каждый свое, ничего этого он не улавливает. Контакт между вами потерян.
Заметьте, насколько авторитетнее для ребенка замечания отцов. Мужчины, как правило, не столь многословны, их требования лаконичны, и мыслью по древу они в большинстве случаев не растекаются.
Чтобы речь была выразительной, доходчивой и убедительной, она должна быть краткой. Не мешайте друг другу. Не будьте многословны. Вспомните: разве опытные, пожилые педагоги бывают многоречивы? Никогда.
Я вела занятия на втором этаже небольшого детского клуба. Уроки окончились, и я спустилась вниз. В гардеробе одевались ребята 9-10 лет. Они вышли из кинозала. Никто не рвался в бой, чтобы первым получить свое пальто, не молотил приятеля по голове портфелем, не кричал петухом, не скатывался по перилам. Тишина была абсолютной. Среди детей незыблемо возвышалась пожилая учительница. Тихим голосом она направляла поток в нужное русло. «Сколько же здесь классов?» – поинтересовалась я. «Три». Три класса! Около ста человек! И никто не издал ни единого звука! А ведь среди детей наверняка находились сорвиголовы, от которых горькими слезами плакала вся школа.
«Фиона! Сегодня ты хорошо занималась. Но если, выйдя в коридор, ты ляжешь на пол, будешь колотить ногами, выхватишь ключ из шкафа, высунешь язык и скажешь мне „кака“, в следующий раз никакого чая с вареньем ты не получишь», – я говорю это очень серьезно, глядя девочке в глаза, впечатывая в ее сознание каждое слово.
Обычно отдаленные перспективы для детей не существуют, но я стараюсь, чтобы Фиона поняла – так и будет. «И Витя тебя не будет любить. И к тете Ире на дачу мы не поедем – кому нужна такая плохая девочка?» – подключается мама.
А вот это уже лишнее – сколько бед на одну голову! Достаточно того, что не будет чая с вареньем. Фиона живет далеко, и после урока перед дальней дорогой она всякий раз подкрепляется чем бог послал. Угощение нехитрое, но обязательное. И Фиона знает, что я говорю всерьез. Рука ее тянется к ключу. Я молчу, не сводя с нее глаз. Нет, не взяла. Дверь за Фионой тихо закрывается. Никаких эксцессов.
Авторитет родителей и педагогов… Если он не завоеван с самого начала, очень трудно поставить отношения на другие рельсы. Возможно, вы не умеете сдерживать себя, когда следует сдержаться, уступаете, когда уступать нельзя, вы непоследовательны, настроение у вас часто меняется, вашу реакцию трудно предугадать. Вы живой человек, вас одолевает множество забот, помимо ребенка с синдромом Дауна в семье есть еще дети, которые тоже требуют внимания. Все время контролировать себя невозможно. И вообще вам трудно. Трудно быть педагогом все двадцать четыре часа в сутки. Ибо педагог – это ведь не просто тот, кто учит читать и писать. И все-таки, как сказал замечательный учитель Шаталов, «любите детей педагогической любовью». Учитесь быть педагогом.
Кто пользуется у детей авторитетом? Чьи команды и просьбы они беспрекословно выполняют? Вспомните дворовые игры, внутришкольную иерархию ребят. Кто у них лидер? Сильный, независимый, отнюдь не сентиментальный парень. По возрасту он старший, он командует, ему охотно подчиняются. Дети гордятся тем, что он удостаивает их своей дружбой.
Для ребенка с синдромом Дауна не существует системы ценностей, которой придается значение в коллективе нормальных детей. Хорошая успеваемость, физическая сила, симпатичная внешность – они не способны вынести всему этому оценку, им незнакомо соперничество, желание выдвинуться на первый план. Очень рано, к сожалению, приходит к ним осознание своей неполноценности, но они не анализируют причин и принимают это как данность. Как правило, силою обстоятельств они очень привязаны к родителям, целиком от них зависят. Но авторитетны для такого ребенка, тем не менее, не всякий папа и не всякая мама.
Для того чтобы быть для ребенка непререкаемым авторитетом, надо стать ему настоящим другом – в том смысле, который вкладывают в это понятие дети. Не каждый это может. Если вы присядете на две минуты, чтобы снизойти до игры в куклы или постройки теремка из кубиков, два-три раза прокатите по полу машинку, ребенок совершенно справедливо воспримет это как мимолетный интерес к его делам, в мире его фантазий вы случайный гость, не более того. Да и играть-то он не умеет, ваш ребенок. Вы никогда его этому не научите, если сами не умеете играть. Он слоняется за вами и канючит, либо рвет бумагу в углу, либо отрывает обои, а может, бесцельно роется в каком-нибудь ящике, который вы по недосмотру оставили открытым.
Множеству взрослых людей мир маленького ребенка, его характер, его интересы совершенно чужды – до тех пор, пока не появится собственный забавный малыш. Но и тогда мир этот кажется им несерьезным, кукольным, а сами дети хоть и людьми, но какими-то не совсем еще настоящими. Занятный, милый, но – маленький. Настоящие отношения, дружба – это все впереди, позже, когда подрастет. «Вот тогда на рыбалку вместе сходим. А сейчас – какая дружба? Мне 32, ему 4», – сказал мне папа одного маленького мальчика. Этот папа страшно увлекался жизнью муравьев – что, конечно, вполне оправданно. Он любил ребенка, но о муравьях мог рассказать гораздо больше, чем о собственном сыне. Этот папа, увы, не был рожден педагогом!
Настоящему педагогу интересно читать детские книги, интересно смотреть детские фильмы, интересно играть в детские игры. И какое счастье, когда папа и мама еще и друзья, когда ребенок ощущает их как людей, с которыми у него возникают отношения более высокого уровня, чем просто родственная – пусть даже самая горячая – привязанность.
Как хорошо, когда мы всё – интересное и неинтересное – делаем вместе. Восхищаемся вместе, удивляемся вместе, напуганы происходящим на экране вместе. Так, и только так, вы станете другом своему малышу. Вы – свой, такой же, и при этом располагаете тем неоценимым достоинством, что вы – старше, опытнее, можете все объяснить, на вас можно положиться.
«Никого!» – говорит Вера и плотно закрывает дверь в комнату, когда я прихожу к ней заниматься. Никто больше не нужен. Как гласит английская пословица, «наилучшую компанию составляют двое». «Это ко мне», – на ходу бросает 5-летний Ваня К., беря меня за руку. Мы проходим с ним в соседнюю комнату мимо маминых и папиных гостей, сидящих за столом. Взрослый человек приходит не к папе и не к маме, а к нему. Приходит не в качестве только учителя, а в качестве друга – вы представляете, что это значит для ребенка, в особенности если это ребенок с синдромом Дауна?
Сидя под накрытым ватными одеялами столом, я зимовала за полярным кругом, опускалась на дно морское в батискафе, ловила акул и китов. Какой уют, хоть и суровый, царил в нашей с Женей «палатке»: фонарик, спальный мешок, книги, оружие на стенах! В наших планах намечался поход в пески необозримой пустыни. Придя домой, я бросилась вытаскивать полосатые шнурки из всех кроссовок – желтые с черным, голубые с оранжевым… Прекрасные получатся змеи!
Этого Женю я один раз, по предварительной с ним договоренности, ударила. Он имел обыкновение посреди урока ни с того ни с сего набрасываться на меня сзади, запуская ногти мне в шею, либо хватал меня за руки, оставляя ногтями саднящие ссадины.
«Женя! – сказала я ему. – Твои припадки мне надоели. Есть такие люди – называются они истериками, – которым приходится во время приступа дать хорошую пощечину. И в следующий раз я это сделаю».
Мы сидели на нашем обычном рабочем месте под столом, накрытым одеялами, и читали книгу, когда Женя, заскрипев зубами, впился в меня мертвой хваткой. «Мы договорились», – сказала я и довольно-таки сильно хлопнула его по щеке. «Только не уходить!» – быстро ответил мне Женя. И как ни в чем не бывало мы продолжили чтение, не обменявшись больше ни единым словом по поводу инцидента.
Прошло минут сорок – и приступ повторился. «Скорее, скорее, дайте мне что-нибудь! Дайте газету!» – завопил Женя, дико озираясь. Я сунула ему газету, он вцепился в нее зубами и ногтями, разорвал пополам, сунул клочок под подушку. «Это на ужин», – сказал он. Больше Женя меня не царапал.
Если бы я ударила Женю в сердцах, он не простил бы мне этого никогда. Наши занятия пришлось бы просто прекратить. Никто не смел не только шлепнуть – пальцем его коснуться. Никто и никогда не мог навязать Жене свою волю. Когда 7-летний Женя выходил из своего подъезда и, не глядя ни направо, ни налево, шел по двору, направляясь «посмотреть памятник Чайковскому» – худенький, темноглазый, – старушки с собачками, дети, строившие теремки, разбегались во все стороны. Он не был избалован. Он просто был создан таким. Не хулиган, нет – маленький диктатор, Наполеон.
Женя въезжал на урок на сервировочном столике. Он лежал на нижнем подносе и греб руками. Либо влезал на шведскую стенку, хватался за канаты и кольца и, вися вниз головой, уверял, что заниматься можно и в таком положении. «У меня никогда не было такого ученика», – сказала я Жениной бабушке. «У вас? Ни у кого в мире не было такого ученика!»