– Вы имеете в виду роковой выстрел из окна?
– Именно так, ваше величество.
– Неужели вы и есть тот самый дворянин, который защитил меня от пули убийцы?
– Немудрено не узнать меня, ваше величество, ведь прошло столько времени.
– Это он, теперь я вспомнил его! – вскричал юный Генрих, бросаясь к дворянину. – Ле Лон сказал тогда, что этот человек выживет, и он выжил, мама!
– Я действительно плохо запомнила тогда черты вашего лица, мсье, – мягко проговорила Жанна д’Альбре, с интересом глядя на молодого человека. – Но если это и в самом деле были вы, у вас должен остаться шрам от пули, которую выпустил в меня убийца.
Дю Барта расстегнул камзол, потом рубаху, и все увидели маленький, давно зарубцевавшийся шрам пониже правой ключицы.
– Клянусь чревом девы Марии, это действительно пулевая отметина! – воскликнул Конде. – У меня есть точно такая же на левом плече.
– Я вспомнил, у того человека не было мизинца на левой руке! Покажите, сударь, вашу левую ладонь, – возбужденно попросил Генрих Наваррский.
Дю Барта медленно поднял руку. На левой ладони не хватало мизинца.
– Я потерял его около пяти лет тому назад в одном из поединков, – пояснил он.
Жанна встала и подошла вплотную к смущенному под устремленными на него со всех сторон взглядами дю Барта.
– Так это были вы, мсье, – повторила она. – Это вас я должна благодарить за свое спасение!
– Жизнь нашей королевы много дороже для моих собратьев, чем моя, – тихо, с поклоном ответил дю Барта.
– Настоящий ответ дворянина и истинного сына нашей церкви, – заметил Колиньи.
– Объясните все же, как это произошло, – попросила Жанна.
Все потребовали того же, ибо лишь слышали о неудавшемся покушении на королеву, но никто не видел незнакомца из Бордо.
Дю Барта неловко улыбнулся и, слегка покраснев, рассказал:
– Все объясняется очень просто, ваше величество. Никому из ваших людей не пришло в голову взглянуть на окна особняка, расположенного напротив вашего дома, поскольку все взоры были устремлены на вас, на юного принца и свиту. На окна этого дома я смотрел потому, ваше величество… потому что…
– Почему же? – с любопытством спросила королева Наваррская.
– Потому что там живет дама моего сердца, – вздохнув, признался Дю Барта.
Жанна улыбнулась. За столом послышался негромкий смех. Дав время ему умолкнуть, рассказчик снова заговорил:
– Но ее муж был ревностным католиком и грозился убить меня, подозревая о наших свиданиях, которые происходили порою в стенах этого дома. Он ненавидел гугенотов и всегда нелестно отзывался о наших вождях, а однажды даже признался, что, выпади ему случай, он, не задумываясь, отправит на тот свет любого из них. А поскольку он был хорошим стрелком и в доме у него была пищаль, я и подумал, что такой фанатик не упустит удобный случай пустить пулю в грудь королеве протестантов и тем прославиться. Добрую четверть часа я смотрел на эти окна, надеясь увидеть либо мою возлюбленную, либо ее мужа-изувера. И вдруг, глянув в очередной раз, – о ужас! – увидел дуло пищали, направленное прямо на вас, ваше величество. Что же мне было делать в подобной ситуации, как не броситься вперед и не защитить грудью мою королеву? Так я и поступил, об остальном вам известно. Остается добавить, что мужа моей Алоизы в последствии поймали и разорвали на части; об этом мне рассказали позже, когда сознание вернулось ко мне.
И он умолк. Несколько секунд длилось молчание, которое как всегда нарушил Конде, любивший вставить острое словечко и этим разрядить обстановку:
– Надо полагать, ваша любовница не долго горевала о муженьке, ибо быстро нашла утешение в объятиях любовника-гугенота?
Жанна, взглянув на принца, укоризненно покачала головой.
– Ваша правда, монсиньор, она забыла о нем на другой же день, – улыбнулся дю Барта.
Комната содрогнулась от дружного хохота.
Когда смех утих, королева произнесла:
– Как мне отблагодарить вас, сударь, за то, что вы сделали для меня и во имя нашей веры? Скажите, чего вы хотите, и я исполню ваше желание, если это в моих силах.
– Чего мне еще желать, кроме того, чтобы верой и правдой служить вашему величеству и нашему общему делу.
Она кивнула, но спросила:
– У вас есть мечта?
– Да. Умереть за ваше величество!
Жанна рассмеялась:
– Этого не потребуется, любезный дю Барта. Один раз вы уже умирали, но смерть отступилась, не посчитав возможным препоручить вашу душу седому паромщику. Больше она не придет. Но довольно об этом. Надеюсь, вы простили меня за то недоверие, которое я только что выказала по отношению к вам? Теперь я вижу, что ошибалась.
– О, ваше величество, – пылко воскликнул Огюст дю Барта, – ведь это не вам надлежит просить прощения, а еще раз мне.
– Вам? – Жанна вскинула брови. – Почему это?
– Потому что я принес сок вместо вина.
Оба юных принца рассмеялись.
– Ничего, мсье, – сказал Генрих Конде, – иногда даже бывает полезно выпить сок вместо вина. Мы нисколько не обиделись, уверяю вас.
– Хотите служить у меня? – спросила Жанна. – Что вы скажете, например, о месте телохранителя при особе принца Наваррского?
– Прекрасно, матушка! – вскричал будущий король. – С этого дня я начну обзаводиться своей личной гвардией, и первым из моих будущих боевых друзей и соратников будет господин дю Барта. Что вы скажете на это, мсье?
– Скажу, что буду счастлив, сир, участвовать с вами во всех ваших походах…
– На том мы и порешим, – заключил Генрих Наваррский. – А господин д’Эскар найдет себе нового адъютанта.
Все так и случится, как решилось на этом собрании. С нынешнего дня Огюст дю Барта будет неотлучно находиться при особе принца Наваррского, потом станет одним из его верных друзей, будет участвовать во всех битвах своего короля за престол и за веру и погибнет при Иври. Три мушкетных пули вопьются в его грудь, но он найдет еще в себе силы, чтобы подняться и заслонить собою короля Генриха IV, которого беззаветно любил. Но до этого пройдут двадцать два года…
А пока Дю Барта, поклонившись всем сразу, вышел, довольный своим новым назначением, и Жанна д’Альбре стала рассказывать о том, как она оказалась здесь.
– Положение не из веселых, господа, – произнесла Жанна. – Католики активизировались, и теперь, разбившись на отряды, рыщут по дорогам Франции в поисках инаковерцев.
Конде кивнул и добавил:
– А ваша добрая приятельница Екатерина даже объявила награды за головы гугенотских вождей.
– Со мной она обошлась проще: она приглашала меня ко двору. Причем делала это так настойчиво, что это стало казаться мне подозрительным.
– Вы, разумеется, догадались, что это всего лишь ловкий ход с ее стороны?
– Я долго сомневалась и тянула время, но потом поняла, что она старается заманить меня к себе, и когда я, как муха, запутаюсь в ее паутине, она уже не выпустит меня, ибо я окажусь сильным козырем в ее игре. Кроме того, мне донесли, что Монлюк со своим войском совершает обходной маневр вокруг Гаскони. Стало ясно, что он намеревается захватить меня с Генрихом в плен и силой увезти ко двору. Единственным, что оставалось – немедленно бежать из Нерака на север, в Ла Рошель. Я могла бы укрыться в горах Наварры, но, отрезанная от всего мира, я не принесла бы никакой пользы нашему делу и походила бы на узника, живущего в королевской тюрьме на правах короля, не смеющего сделать из нее ни шагу. Верно, Анри? – и она повернулась к сыну.
Принц поцеловал матери руку и ответил:
– Мы стали бы походить на медведя, обложенного со всех сторон охотниками в своей берлоге. И вроде жив и невредим – и выбраться нельзя.
Жанна продолжала рассказывать, как она пробиралась по дорогам Гаскони и Сентонжа, лавируя между отрядами католиков, будто между Симплегадами, и как ей помог в этом сенешаль Гиени, увеличив ее войско.
Тем временем оба юных принца переглянулись и отошли в сторону, где стоял столик с книгами.
– Мне кажется, нам с тобой есть о чем поболтать, Генрих, – вполголоса проговорил принц Наваррский.
– Совершенно верно, и эта минута настала, ваше величество, – ответил Генрих Конде.
– Величество? – переспросил принц. – Полно, брат, ведь мы по-прежнему добрые, старые друзья.
– Да, но ты – король.
– Пока жива моя мать, она – королева Наварры, я же только принц.
– Ты – король с тех пор, как умер твой отец. Разве Карл IX не король своей страны при живой матери – королеве?
– Тот не монарх, который позволяет своим подданным убивать друг друга только потому, что они по-разному молятся одному Богу.
– Это другой вопрос, и в твоих словах есть правда, но хотел бы я знать, Анри, что делал бы ты на месте Карла?
– Прежде всего заточил бы мадам Екатерину в крепость.
– Собственную мать? – Конде усмехнулся.
– Я ведь не сказал, что отправил бы ее на плаху.
– Ну а потом?
– Потом таким же образом расправился бы с Гизами и в первую очередь – с кардиналом.
– Все?
– Нет. После этого я издал бы эдикт о свободе вероисповедания для гугенотов всей Франции и объявил бы протестантскую религию легальной наряду с католической.
– Сразу видно, если тебе и довелось бывать при дворе Екатерины Медичи, то на военных советах ты не присутствовал.
– Разве я сказал что-нибудь не так, кузен?
– В твоих трех ответах – три грубейшие ошибки.
– Вот как? – изумился Генрих. – Что ж, любопытно послушать, что думаешь об этом ты.
– Прежде всего следует твердо усвоить одну простую истину: государством правит мадам Екатерина, без нее Карл – ничто, как цветок, сорванный с куста, на котором рос. К тому же она всегда была сторонницей мирных соглашений, и только наш мрачный южный сосед вместе с Гизами да римской церковью заставляет королеву-мать быть непримиримой с нами.
– Полно, кузен, уж не сочувствуешь ли ты дочери герцогов Медичи?
– Напротив, – горько усмехнувшись, ответил Конде, – мне ее жаль, ведь она лишена всякой свободы и всецело зависит от своих аристократов, которые и поддерживают ее в этой войне, да от церкви, субсидирующей ее военные операции. Мы, в отличие от Екатерины, не зависим ни от кого. Наша партия свободна.
– Достаточно вспомнить о королеве Елизавете, – горячо поддержал брата Генрих, – и ее отходе от католицизма. Теперь Англия – протестантская страна, и все притязания правнучки Генриха VII на английский престол обречены на провал. Шотландские кальвинисты подняли восстание против Марии, и теперь она вынуждена искать спасения у своей соперницы.
– И нашла его, заметь, – продолжил Конде, – к большой радости мадам Екатерины, которой Елизавета пишет о том, что не даст в обиду протестантам ее невестку. Однако мы-то, брат, знаем больше об этом, нежели флорентийка. Королева Елизавета заключила свою соперницу в замок Лохливен, и той теперь уже не выбраться оттуда, если только в другую тюрьму. Королева не простит ей посягательства на свой трон и не отдаст его, хоть и говорят, что Мария имеет более законное право на царствование.
– Ну а что же во-вторых? – спросил Генрих, желая выяснить вопрос с Гизами.
– Очень просто, – ответил Конде. – Мадам Екатерина пользуется Гизами как противовесом в борьбе с протестантами. Но вот посмотришь, как только лотарингские герцоги начнут брать верх, она станет заигрывать с нами, потом искать замирения и, наконец, призовет нас ко двору. Но, едва наша партия усилится, она снова приблизит Гизов. Кстати, они – это весомая часть ее армии, без которой не может существовать государство.
– Думается мне, – заметил Генрих, – что здесь все происходит как раз наоборот. Вспомни, как адмирал с твоим отцом едва не осадили Париж, и чем это кончилось? Миром в Лонжюмо. А потом, едва рейтары Казимира ушли из Франции, католики снова нарушили договор.
– Согласен, – кивнул Конде, – похоже она и сама запуталась в этом вопросе.
– Ничуть. Эта хитрая лиса знает, что делает. Уверена, что все беды в ее государстве – от Реформации, а потому она будет бороться с нами до победного конца. Убежден, она что-то замышляет против нас, и очень скоро мы все убедимся в этом. Что же касается эдикта. Пойти на это – значит рассориться с Испанией и Римом, а сие идет вразрез с ее политикой. Но вот что я тебе скажу, кузен: когда я стану королем Франции, я такой эдикт издам и пойду войной на Габсбургов, ежели они станут мне перечить.
Конде удивленно, с некоторой долей недоверия и с оттенком насмешки на губах посмотрел на Генриха Наваррского:
– Неужто ты и в самом деле надеешься стать французским королем?
Примечания
1
Согласно библейской легенде, жадный царь Ахав и его жестокая жена Иесавель, возжелав отобрать у Навуфея виноградник и сделать его своим, приказали его убить. Мудрый старец Илия предрек им в отместку за это скорую смерть. Так и случилось. Ахав вскоре был убит стрелой, пронзившей ему сердце, а несколько дней спустя слуги коварной и несправедливой Иесавель выбросили ее из окна.
2
Помона – богиня садовых плодов (греч.).
3
Юдифь – библейская героиня. Когда на ее родину напали враги, она хитростью пробралась в их лагерь и убила полководца Олоферна, что заставило вражеское войско отступить.
4
Согласно библейской легенде, царь Навуходоносор по ложному обвинению и согласно своему же указу бросил верного слугу Даниила в яму со львами. К удивлению и радости царя, львы не тронули Даниила.
5
Эдуард VI, английский король (1547–1553), сын Генриха VIII от брака с Екатериной Арагонской, ребенком обручен с Марией Стюарт, своей внучатой племянницей. Мария была внучкой Маргариты Тюдор, сестры Генриха VIII, и в случае смерти Эдуарда могла претендовать на английский престол.
6
Петриналь – короткий и тяжелый мушкет, из которого стреляли при помощи перевязи, надетой на грудь.