Снова все померкло, и в голове зазвучала торжественная и величественная музыка. Некий голос запел неведомый гимн, от красоты которого защемило сердце. Я не понимал слов, но чувствовал, что в песнопении говорится о состоянии свободы и покоя, которое было некогда и которое будет снова. Я опять почувствовал, что умираю; на этот раз все мое существо пронзил панический ужас. Потом я узнал от индейца, что закричал, после чего он влил мне в глотку противоядие. Пришел я в себя только через несколько часов и так ослабел, что из клиники меня выпустили лишь через два дня. Понемногу меня стали беспокоить какие-то смутные ассоциации, и я попросил, чтобы в палату принесли Библию. Открыв Откровение Иоанна Богослова, в народе более известное как Апокалипсис, я с удивлением и некоторым страхом прочитал следующие фрагменты:
И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе.
И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним (12: 7–9).
И еще один:
И пустил змий из пасти своей в след жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою.
Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей (12: 15–16).
На следующий день после выписки я снова встретился с шаманом в институтском коридоре, и тот спросил о моих впечатлениях от аяхуаско. Я очень кратко рассказал ему содержание своих видений, не упомянув только про рассказ драконоида, но заметив, что он называл себя и своих сородичей царями мира. Тут индеец широко улыбнулся и сказал:
– Так они это всем рассказывают. На самом же деле они цари только внешней тьмы.
И он указал рукой на потолок. Я чуть не разинул рот от изумления.
Вернувшись домой, я написал сонет, подражая, отчасти вполне сознательно, Максимилиану Волошину:
Глава II,
в которой нежданный гость открывает мистические тайны, а старый друг повествует о добре и зле
Открыв мне дверь (приходя домой, я всегда звоню условным звонком, а не открываю дверь ключом), моя жена Инна сразу же сообщила:
– А тебя уже давно ждут.
– Кто?
Вместо ответа она пожала плечами. Надо сказать, что это известие меня отнюдь не обрадовало. Терпеть не могу, возвращаясь домой, обнаруживать подобные сюрпризы. Хочется расслабиться и пообедать наконец – на работе я никогда не ем. А сегодня у меня и вообще весь день голова болит. Но делать нечего: пришли так пришли.
– Где он сидит?
– В твоем кабинете.
Я вздохнул с чувством человека, вынужденного смириться с тем, что сильнее его, и открыл дверь в свою комнату, которую жена называла кабинетом, ибо там стоял мой компьютер, за которым я работал дома. Навстречу мне поднялся человек, которого я менее всего ожидал увидеть у себя, хотя, кроме разве что удивления, я не ощутил никаких эмоций – ни радости (ибо никогда не испытывал чрезмерной радости от общения с этим визитером), ни огорчения (ибо на свете было много людей, появление которых в доме было бы мне гораздо более неприятно). На этот раз моим незваным гостем оказался Илья Маркович Гданьский, психотерапевт, с которым я был знаком уже лет двадцать, но видел вряд ли больше пяти раз за все это время, поскольку он имел привычку то внезапно появиться из небытия, то столь же внезапно кануть в него снова, и сразу же на много лет. Последний раз я, кажется, видел его девять лет тому назад, на защите моей кандидатской диссертации. О том, что привело его ко мне на этот раз, можно было только гадать, хотя вряд ли результат разгадывания мог бы быть вполне релевантным. То есть, говоря проще, догадаться о причинах его визита было практически невозможно.
Мы обменялись рукопожатиями, уселись – он в кресло, я на тахту, – и я попросил жену принести нам чаю с каким-нибудь печеньем, буде таковое найдется на кухне. Угощать Илью спиртным мне на голодный желудок совершенно не хотелось, тем более что я сам практически не пил, да и он вроде бы не принадлежал к почитателям Диониса-Вакха. Зато я разрешил ему курить: насколько помню, Илья обычно просто не вынимал папиросу изо рта, предпочитая всему на свете «Беломор», – и сам тоже взял из початой пачки сигарету, хотя и знал, что потом мне достанется от Инны за «слабоволие» и «потакание слабостям»: я находился в стадии бросания курения.
Вначале Илья говорил что-то невразумительное о своих и моих публикациях в «Часе Пик», о некоторых общих знакомых – кто развелся, кто женился, – а потом вдруг огорошил меня вопросом, разбираюсь ли я в каббале.
– Слушай, Илья, объясни мне, в чем дело. Во-первых, никогда не думал, что ты интересуешься мистикой, ты казался мне таким позитивистом. А во-вторых, почему ты решил обратиться ко мне за консультациями по каббале? Я вроде бы всегда был больше по части буддизма-даосизма и прочего Дальнего Востока.
– На первый вопрос я отвечу позднее, это довольно долгая история, непосредственно связанная с моим вопросом. Что же касается второго… Помнишь, ты опубликовал в «Часе Пик» заметку о каббале и сексуальности? Я обратил на нее внимание. Из нее следовало, что ты как минимум читал Шолема, а это уже немало. Более того, Олег Гальперин говорил мне, что ты занимался ивритом. Да и в Израиль вроде пару раз ездил…
– Ну знаешь, в Израиль кто только не ездит! Если это брать в качестве критерия, тут треть города каббалистов наберется. Иврит – да, учил немного. Так я и тибетский учил, и тоже немного. И Шолема читал. Но это еще не означает, что я разбираюсь в каббале.
– Но это уже означает, что ты как минимум не совсем профан и с тобой можно поговорить.
К тому же ты много занимался Китаем, для которого, как показал Кобзев, очень важна нумерология и классификационизм, а я как раз хочу поговорить о том, что имеет непосредственное отношение к нумерологии.
– Это что, гематрии разные и тому подобное? Но в этом я уж вовсе ничего не понимаю.
– Нет, не совсем, скорее, речь идет об историософии. Впрочем, теперь я могу ответить на твой первый вопрос. Скажи, тебе знакомо имя Саббатая Цеви?
– Да, я читал книгу Шолема «Саббатай Цеви. Мистический Мессия» и смотрел кое-какие материалы в интернете. Сейчас в Америке, в Калифорнии, появился некий Ицхак Лейб га-Коген, в миру – мистер Мартин Лори, который объявил себя саббатианцем и создателем новой церкви Саббатая Цеви.
– A-а, этот Лори просто очередной нью-эйдж. Меня это мало интересует. А вот то, что ты читал Шолема, очень хорошо. Значит, ты как минимум поймешь то, о чем я буду говорить.
– Ну дивно, Илья! Я, как говорится в старинных романах, весь внимание.
Мой гость закурил погасшую папиросу, со вкусом затянулся и начал свой монолог.
– Я заинтересовался Саббатаем Цеви как психотерапевт. Как ты помнишь, этот иудейский Мессия или лже-Мессия, если угодно, в 1667 году внезапно перешел в ислам, не переставая считать себя Мессией. Его последователи начали проповедовать доктрину «святого отступничества» и со временем создали в Турции секту, известную как денме. Думаю, ты также не забыл, что Шолем объясняет странности поведения Саббатая Цеви его психическим расстройством – маниакально-депрессивным психозом. Несчастный Мессия то находился в состоянии экстатического подъема и божественного озарения, то погружался в пучину тоски и отчаяния. Его пророк и теолог Натан из Газы, выдающийся каббалист и мистик, даже разработал целую богословскую доктрину, призванную объяснить особенности личности Саббатая Цеви. В своих трудах «О драконах» и «О творении» он возводит корни личности Мессии к самому творению мира. Тогда абсолютный Безграничный Свет, или Ор Эн-Соф, будто бы оказался расколотым в самом себе, ибо одна сторона Абсолюта, Творящие Разумные Светы, жаждала творения, тогда как другая, Неразумные Светы, или Светы без мысли о творении, считали это стремление творить бунтом против самой субстанции Света и не желали отказываться от изначального покоя непроявленности. Разумные Светы победили, мир был создан, но конфликт в Абсолюте не был разрешен. Творящие Светы изолировали противоположную сторону и заключили ее в самой глубине пустоты ничто пространства творения. Там Неразумные Светы, принявшие облик драконов, и томятся в заключении, ожидая избавления и искупления. Саббатай Цеви воплотил в себе оба аспекта субстанции абсолютного Света – его вдохновение и экстазы от Творящих Светов, а его депрессия и отчаяние – от Неразумных. Интеграция личности Мессии, подобно халкидонскому Иисусу имеющей две природы, – залог восстановления целостности мира, бытия и самого Абсолюта. Так вот, я стал изучать историю Саббатая Цеви и его движения, списался с рядом специалистов в Израиле и Америке и в итоге пришел к выводу о недостаточности и даже односторонности теории Шолема. Саббатай Цеви был личностью несравненно более сложной, чем личность психотика, или, точнее, особенности его сложной личности не могут быть истолкованы с помощью такого простого объяснения, как психическое расстройство по типу маниакально-депрессивного психоза. Я впервые задумался о собственно мистической сущности его движения и о содержании учения Натана из Газы. В это время я начал читать специальные работы о еврейском мессианизме и в конце концов обнаружил следующую закономерность: еврейские Мессии появляются каждые 165 лет или через число лет, кратное 165.
Тут я весьма иронически хмыкнул.
– Да-да, – продолжил Илья, – именно так! Просто ты привык к тому, что Мессия обязательно один. На самом деле Мессия – такой же тип благородной личности, говоря понятным тебе буддийским языком, как шраваки или бодхисаттвы! Или один и тот же Вечный Мессия перерождается вновь и вновь, являясь то как Иисус, то как Саббатай Цеви, то как еще кто-нибудь!
– Мил ты мой человек, а от синагоги за такие ереси тебя еще не отлучили?
– А я не хожу в синагогу, и поэтому никто меня от нее не отлучит! Кстати, если это перерождается одна и та же мессианская личность, то это знаешь кто? Мелхиседек из Салима! Жрец Эль-Эльона, Бога Всевышнего.
– Гм…
– А, что с тебя возьмешь! Это ты у нас позитивист, а не я. Вот послушай еще про 165.Учитель Праведности из Кумрана, как это показал Гальперин – а ты ведь не будешь отрицать, что он серьезный ученый, – был распят в Иерусалиме каклже-Мессия в 138 или 137 году до нашей эры, а его последователи называли его Сыном Божиим. Иисус, если считать в соответствии с современными данными, что он на самом деле родился в 7 году до нашей эры, был распят в 26–28 годах нашей эры, то есть как раз через 165 лет после казни Учителя Праведности из Кумрана. Саббатай Цеви умер в 1675 году, то есть через 1650 лет – десять раз по 165 – после распятия Иисуса, а крупнейший и скандальнейший преемник Саббатая Цеви и тоже Мессия, Яков Лейб Франк – тот, что в Польше перешел в католицизм и спровоцировал сожжение Талмуда, – умер в 1791 году, через 165 лет после рождения в 1626 году Саббатая Цеви. Между прочим, 165 – это период обращения Нептуна вокруг Солнца, а Нептун управляет нашим эоном Козерога. Обрати внимание, мой трансперсональнейший скептик, что гематрия еврейского слова «серебро» – га-кесеф – тоже равна 165, а серебро – каббалистический символ милосердия и сефиры Хесед, в отличие от красного золота, символизирующего силу Строгого Суда и сефиру Гевура. Опять же, Нептун часто связывают с созвездием Рыбы, а Рыбы связывались в каббале с идеей искупления и восстановления Израиля. Помнится, Саббатай Цеви во время своей жизни, кажется, в Салониках, еще до провозглашения себя Мессией, даже шокировал тамошних раввинов тем, что совершал какие-то ритуалы с купленной на базаре рыбиной, чтобы то ли приблизить искупление Израиля, то ли показать, что оно еще очень далеко. Кстати, прибавь к 1791 – году смерти Франка – 165.
– Хорошо, это будет 1956 год.
– Вот-вот, именно! Мессия может родиться в 1956 году!
– А почему не умереть?
– Но о Мессии, умершем в этом году, мы ничего не знаем. Значит, или его не было в этом году вообще, или
он только что родился. Кстати, я ведь тоже 1956 года рождения.
– A-а, вот оно что… Скажи, дорогой мой, а ты не хочешь последовать мудрому призыву: «Врач, исцелися сам!»? Короче говоря, к психиатру обратиться не желаешь? Господи боже мой, да у нас в институте есть человек пять 56-го года рождения. А сколько их в мире!
– Они же не евреи…
– А что, евреев кроме тебя в 1956 году не рождалось?
– Знаешь что… Вот Шолем пишет, что образ еврейского Мессии настолько неопределен, что любому еврею с интеллектом выше среднего естественно приходила в голову мысль: «А не я ли?»
– Ну ладно, пусть мысль приходит, только ты не очень лелей ее, а то сам окажешься в Скворцова-Степанова.
– Ты обо мне не беспокойся, пожалуйста, сами с усами…
– Хорошо, не буду. В принципе я тебе благодарен за рассказ.
Тут я рассказал ему про гонконгскую конференцию и ее тему.
– Слушай, с твоего позволения, я вверну там про Мелхиседека, Учителя Праведности и Саббатая Цеви, хорошо?..
Потом Илья еще долго разглагольствовал про Саббатая Цеви и еврейских Мессий и в подтверждение своей мысли, что Мессии – особый тип просветленных существ вроде будд и бодхисаттв, даже достал из портфеля английскую книжку некоего профессора Ленновица из мормонского Солт-Лейк-Сити «Еврейские Мессии», в которой описывались многие претенденты на сей возвышенный титул от Иисуса до каких-то хасидских деятелей – как все в спасители мира рвутся-то!
В какой-то момент этого монолога я прервал его красноречие, поскольку в моем мозгу забрезжила некая смутная мысль.
– Слушай, ты говорил, что трактат Натана из Газы о природе Саббатая Цеви называется «О драконах». Не расскажешь ли подробнее?
Упрашивать Илью не приходилось, его снова понесло.
– Да, трактат «О драконах» и его продолжение «О творении». В первом из них он писал, что душа грядущего Мессии была захвачена Неразумными Светами, ввергнутыми Светом Творящим в бездну техиру, пустого пространства творения, пучину небытия, где эти Светы, ставшие волшебными драконами, терзали и мучили ее. Но потом она вырвалась оттуда, следствием чего и стало рождение Мессии, в Смирне в 1626 году. Однако эти муки в пучинах техиру сказались, если можно так выразиться, на его психике, откуда и депрессии.
А во втором трактате он пошел куда дальше…
Илья вытащил из пачки сигарету и, не спрашивая разрешения, закурил; я решил проигнорировать эту бесцеремонность.
– Да, куда дальше… Он объявил, что сама душа Мессии имеет две природы, природы обоих Светов, и что он сам – Верховный дракон. Именно поэтому Моисей вознес серебряного змея в пустыне. Опять-таки серебро…
Вскоре мы уже распивали с Ильей припрятанную бутылочку настоящего армянского коньяка, закусывая кусочками лимона (это, вообще-то, распространенное заблуждение, что коньяк нужно закусывать лимоном, поскольку лимон тушует коньячный вкус). Я молчал и пытался удержать в голове историю про Мессию-дракона, чтобы потом на досуге в ней разобраться, а Илья продолжал витийствовать. Экий краснобай и баламут! Под конец он совсем разошелся и стал уже буквально орать что-то о Саббатае Цеви, Господе и Спасителе нашем, который вот-вот, не позже почему-то 2004 года, вернется из-за реки Самбатион и кому-то покажет кузькину мать.
Тут я понял, а Инна подтвердила мою догадку, что Илья домой сам ни за что не доберется. Поскольку с такси связываться не хотелось, пришлось звонить Сергею, так как у того была машина, и просить его заехать ко мне и отвезти Илью домой. Увы, он вполне сам мог быть подшофе – водился за ним такой грех, но, слава богу, пронесло. Уже из дома Сергей перезвонил мне, чтобы сказать, что Илья благополучно водворен в свои апартаменты на Шпалерной. Голос Сергея почему-то звучал несколько задумчиво и как-то меланхолично.
Обедать уже не имело смысла – я съел пару бутербродов с колбасой, запил все это крепким кофе и отправился спать. Из комнаты сына – Филипп, подросток, или, на англосаксонский манер, тинейджер, со всеми вытекающими, – доносилась какая-то тревожно-будоражащая музыка. Я поднялся и пошел спросить у него, что он там такое слушает. Оказалось, некую группу под названием «Терион», считающуюся сатанинской. Я взял коробку диска и прочитал название песен. Половина их была поименована каббалистическими сефирами – Хесед, Тиферет и так далее. Попросив сына сделать сии дьявольские трели потише, я вернулся к себе и наконец-то заснул. Во сне я беспокойно ворочался с боку на бок и видел какие-то бредовые сны: пылающий огонь в каком-то мрачном месте, разевающих пасти змеев и огромного белого питона, покрытого серебристой рыбьей чешуей и вознесенного то ли на крест, то ли на огромный шест. Змей тянул ко мне голову и высовывал длинный черный раздвоенный язык…
Разбудил меня звонок будильника. Голова раскалывалась, во рту был неприятный металлический привкус. Сообразив, что сегодня неприсутственный день и что идти в институт не надо, я завернулся в одеяло, повернулся на другой бок и снова уснул, на этот раз без сновидений. Проснулся я, когда было уже за полдень.