– С тобой не бывает все хорошо, – вздохнул Карий. – Ладно, ждите меня здесь. Я вернусь, как только смогу. Скоро. Лошадей мы поймаем, но, Тагрия, не вздумай пускаться в путь – разве что не останется иного выхода. Дождись меня, хорошо?
– Да.
– Обещай.
– Да обещаю, обещаю! Только поймай моих лошадей!
Ее прервало фырканье. Тагрия вздрогнула: она снова успела забыть про жреца. Обернулась. Жрец Атуан покраснел, надулся, пытаясь удержаться, не смог и брызнул сдавленным смехом. С быстрым «простите меня, принц, госпожа», он выскочил за дверь.
– Лопнул, – сказала Тагрия. – С чего это он?
Карий весело улыбался.
– Не выдержал. Очень уж уверенно ты отдаешь приказы, малышка. Со мной так не говорит даже император.
– Ой… Прости!
– Не за что. Атуан просто не знает, что у тебя есть на это право.
И, пока Тагрия соображала, когда это она обзавелась правом приказывать его высочеству и как бы ей получше этим воспользоваться, Карий вышел вслед за жрецом.
Мужчины вдвоем перенесли Бетарана – он не проснулся и даже начал храпеть, – уложили на скамью. С помощью грифона отловили лошадей, Тагрия надежно привязала их поодаль. Потом Карий сказал: «Подождите», – и, ничего не объясняя, отправился куда-то вдоль берега. Жрец Атуан беспокойно глядел вслед. Конечно же, он считал, что принц недостаточно спешит возвращаться к своим важным делам.
Тагрия отвернулась от жреца и устроилась ждать в самом удобном месте на свете: между широких, вооруженных страшными когтями грифоньих лап. От Ветра веяло теплом и покоем, как от затопленной в морозный день печки. Проснуться от кошмарного сна и обнаружить, что за окном сияет солнце, вернуться из долгих безнадежных странствий и вновь увидеть родное лицо – вот на что похожа грифонья дружба.
– Вы отчаянно смелы, госпожа.
Это жрец подошел и остановился на почтительном расстоянии.
Тагрии вовсе не хотелось открывать глаза и говорить с ним. Так уютно было сидеть, прижавшись к золотой шерсти на груди зверя, чувствовать его дыхание! Все страхи отступили, словно их и не было. Чего бояться, если рядом Ветер и Карий? С ними весь мир как будто создан для Тагрии. Правда, только пока они рядом, но зачем беспокоится о том, что еще не наступило?
– Смела? Почему? – нехотя спросила она.
– Даже я побаиваюсь приближаться к грифону в отсутствие хозяина, госпожа. И позвольте вас уверить, другие дамы падают в обморок от одного его вида.
– Не хозяина, а друга. Ветер вам не лошадь! А в обморок я падаю от вида жрецов.
Грифон засмеялся. Он не издал ни звука, не взглянул на жреца, просто смеялся – молча, и его смех звенел в Тагрии счастливой музыкой.
Жрец не обиделся.
– Неудивительно, после такого недоразумения. Позвольте мне, госпожа, принести извинения вам и вашему брату, от лица Храма и от меня лично.
Теперь уж Тагрии пришлось внимательно на него посмотреть. Что говорят в таких случаях дамы? Но жрец, казалось, и не ждал ответа. Он поклонился:
– Его высочество позабыл нас представить. Атуан, жрец четвертой ступени.
– Четвертой – это высоко?
– Смотря с чем сравнивать, госпожа. Высшая ступень – шестая. На седьмой только Верховный жрец.
– Понятно. Я Тагрия, – жрец ждал, приподняв брови, и ей пришлось закончить: – Баронесса Дилосская. Точнее, была ею. Сейчас я просто Тагрия.
– Мне случалось некогда встречать Мория Дилосского…
– Это мой муж.
– О… примите мое почтение, баронесса. Ваш муж погиб?
– Нет. В Дилоссе тоже заклятие.
– Верно. Но в таком случае, госпожа, вы по-прежнему баронесса Дилосская. И останетесь ею даже в случае его смерти, пока не вступите в новый брак.
«Чтоб ты провалился! Тебе-то какое дело?»
К счастью, жрецы не умеют слышать мысли, а отвечать Тагрии не пришлось – ушедший ниже по реке Карий применил Силу. Совсем немного, но Тагрия почувствовала, почувствовал жрец и, конечно же, грифон. Все трое посмотрели в ту сторону. Жрец осуждающе поджал губы.
– Не любите магию? – поддела его Тагрия.
– Не люблю оставлять следов, когда поблизости враг.
– Ох, и правда! Но тогда мы здесь уже наследили, хуже некуда!
– Это и беспокоит меня, баронесса.
Карий вернулся от реки с парой упитанных серых уток. Обезглавленные тельца болтались в его руках, будто какие-нибудь казненные преступники, оставляя на траве две кровавые дорожки. Сам принц выглядел так, словно только что решил задачу государственной важности, но тут же оказался перед новой.
– На песке следы когтей, – сказал он. – Здесь были грифоны.
– Давно? – спросил жрец.
Карий с сожалением покачал головой.
– Если бы я огляделся прежде, чем пользоваться магией, знал бы. Теперь все перекрыл след моей Силы. Думаю, Тагрия, ты можешь их зажарить, только старайся поменьше дымить. Вам с братом необходимо поесть.
Тагрия без особой радости приняла добычу.
– Нам пора, – сказал Карий. – Тагрия… Мы с Ветром скоро вернемся. Только, прошу тебя, будь осторожна!
– Буду.
Она смотрела в небо, пока грифон не стал чуть заметной черточкой в тонких перистых облаках. Потом в глазах все расплылось, задрожало: «Он опять меня бросил!» Тяжелые утки, которых, между прочим, еще придется ощипывать, оттягивали руки. Где-то поблизости строили свои жуткие планы маги, а рядом в избушке спал здоровым сном спасенный Бетаран.
Тагрия бросила на землю уток, вытерла слезы грязным рукавом и отправилась к брату. Спать.
Глава 6. Неудачное рабство
– И долго ты собираешься здесь торчать?
Тагрия ответила спокойно и даже не взглянула в сторону двери:
– Пока не вернется Карий.
– А если он не вернется?
– Вернется.
Бетаран уселся на скамью и принялся чистить ногти. В полумраке заниматься этим было неудобно, он то и дело досадливо фыркал. Его одежда, кое-как выстиранная в реке, выглядела теперь лучше, хоть и оставалась дырявой – тут уж Тагрия ничем помочь не могла. Алый камзол, похожий на отделанную истрепанным кружевом насмешку, досыхал у непогасшего еще очага; штаны и тунику Бетаран натянул мокрыми. Бурому от засохшей крови платью Тагрии стирка почти вернула прежний темно-зеленый цвет, зато вышитые рукава нижней рубашки не отстирались вовсе.
Весь вечер и добрую часть ночи отняли разговоры; утро Тагрия посвятила стирке, Бетаран же занялся лошадьми. Их плачевный вид привел его в такое отчаяние, как будто у Тагрии всю дорогу только и было дел, что заботиться о несчастных животных.
Когда одежда была в меру сил выстирана, а лошади – вычищены и обихожены, дружно расправились со второй уткой. Первую Тагрия приготовила еще вечером. Трут и кремень отыскались возле очага, там же, где и стопка дров, вполне достаточная для приготовления пищи.
После обеда больше не осталось дел, что занимали бы время. Тогда-то оно и потянулось медленней ползущей по бревну улитки. Бетаран то бродил по берегу реки, разглядывая отпечатанные в песке следы огромных когтей, то возвращался донимать сестру вопросами, то вдруг спешил проведать ненаглядных лошадей. Тагрия изо всех сил старалась не смотреть в небо, не искать в ясной голубизне далекую черточку грифоньих крыльев. Казнилась, что не спросила Кария, сколько времени займет путь и когда его ждать обратно. Мечтала о будущей жизни в столице, но мечты эти, раз от разу все менее пристойные, назойливо, как мухи, вились вокруг одного-единственного человека, и тогда Тагрия запрещала себе мечтать.
К вечеру поднялся ветер. Он принес густые серые тучи, а с ними грозу и дождь. Пришлось укрыться под крышей, и у Тагрии появилась новая забота: не смотреть на дверь и не ждать, что скоро, вот прямо сейчас в нее шагнет, стряхивая капли дождя, высокий и сильный человек с тревогой в черных глазах. Тревогой за нее, за Тагрию, которую – да! – оказывается, и не думал забывать.
Но дверь оставалась закрытой, а лицо Бетарана делалось все кислее.
– Мне надоело.
– Потерпишь.
– Зачем? Как два дурака здесь сидим. Может, он вовсе и не придет, твой колдун?
– Не колдун, а маг. И вовсе не мой, а… Имперский.
– Одно и то же, – Бетаран вычистил последний ноготь, хотел вернуть Тагрии кинжал, но передумал и прицепил его себе на пояс. – Не могла захватить мои клинки? Если он забудет или помрет, будешь сидеть здесь, пока не сдохнешь?
– Буду.
– Дался он тебе!
– Он тебя спас, если ты забыл.
– Да помню я, помню! И благодарен – тебе, Таг. Скажешь, он стал бы меня спасать, если б не ты?
– Нет, наверно, – пришлось признаться ей.
– Ну вот! Сколько таких, как я, он же их не спасает. И Мория…
Бетаран замолчал и нахмурился. Тагрия замотала головой:
– Он не может, Бет, я же объясняла! Для этого никакой Силы не хватит! А он…
– Надо ехать домой.
Тагрия замолчала. Опять он за свое!
– Я туда не поеду. Я уже сказала.
– А Морий? И остальные все? Они же могут умереть, Таг, ты же знаешь, как много от колдовства умирают! Кто их разберет, этих жрецов, чем они там заняты! А мы с тобой…
– Я не вернусь к Морию, Бет. Никогда.
Прямо над дымоходом сверкнула молния, и Тагрия увидела лицо брата – ошеломленное, как будто он лишь сейчас заметил, что у нее выросли рога.
– Ты врешь, – сказал он.
– Не вру.
– Свихнулась? Он твой муж! Ты не можешь просто так уйти от мужа! Ну, не упрямься, Таг, поедем домой. Я думал, ты ждешь этого колдуна, чтобы уговорить его помочь Морию!
Тагрия втянула ноги на скамью, села, обхватив колени. Дождь все не кончался. Небо над дымовым отверстием совсем потемнело, только яркие вспышки молний то и дело озаряли полумрак избушки. Бетаран не дождался ответа и позвал:
– Таг! Ты же это не по правде, да? Ну что ты молчишь?
– А что говорить? Я не вернусь, и все.
– Это из-за него, да? Из-за этого колдуна?!
– Нет!
– Врешь! С чего бы ты еще стала… – быстро, так что Тагрия не успела и моргнуть, брат оказался рядом, навис над ней, сжимая кулаки: – Говори! Из-за него?
– Нет же, Бетаран, нет! Ну, пойми же меня! Пожалуйста!
Молния сверкнула над крышей, и в тот же миг оглушительно ударил гром. Испуганно заржали лошади. Ни Тагрия, ни Бетаран не обратили внимания. Бетаран постоял еще, тяжело дыша, потом сник и уселся рядом.
– Ты всегда была дикая, – сказал он. – Ладно, хватит дурить. Дождь кончится, и поедем.
– Попробуй, утащи меня силой.
И тогда Бетаран разозлился по-настоящему.
– Дура! – закричал он, взвиваясь, как взбесившийся жеребец. – Ты, неблагодарная… Ты, грязная крестьянка! Да как он еще терпел тебя столько лет! Баронесса Тагрия! Ваша милость! Такая заносчивая, не подступись! Лежит бревно-бревном и смотрит, будто ее пытают!
– Это Морий тебе сказал?
Собственный голос показался странным, словно звучал откуда-то издалека. Бетаран перевел дыхание.
– Думаешь, почему он всех этих девок… Он, если хочешь знать, первой жене ни разу не изменял!
– Вот уж не знала, что Морий так с тобой откровенничает. Ты мог бы помочь ему, Бетаран. Многим дворянам нравятся мальчики, я думаю, Морий бы оценил твою заботу. Ты юный, красивый, и так его любишь, ты не стал бы лежать как бревно…
Она могла бы говорить еще долго. Как будто сорвалась с обрыва и падала, падала, и не было дна пропасти, не было конца падению и свисту ветра в ушах, мельканию теней перед глазами… но хлопнула дверь, и последние слова Тагрия договорила в одиночестве.
Быть может, она все-таки последовала бы за братом. Или, загородившись обидой, отпустила одного рисковать жизнью ради возвращения домой. Трудный выбор, так и оставшийся несделанным: Бетаран вернулся очень скоро.
Он проскользнул внутрь осторожно, как нашкодивший кот. Придержал дверь, чтобы не хлопнула, и прошептал:
– Грифоны!
В один короткий миг Тагрия почти рванулась к двери. Но тут же поняла, что именно сказал Бетаран.
– Много?!
– Не знаю, я двух видел, – при вспышке молнии его лицо оказалась совершенно белым. – Лошадей… Толстяк убежал, а Ягодку они…
– Ну, от них все равно на лошадях не уйдешь. Ты магов видел?
Бетаран кивнул:
– Спорят о чем-то по-своему. Они меня не заметили, Таг, давай за мной, тихо!
«Вот видишь? Я все-таки им досталась. А тебя нет».
Тагрия опустилась на скамью – ждать. Ни убежать, ни спрятаться надежды не было вовсе. Но Бетаран этого еще не понял.
– Ты что?!
– Не глупи, Бет. Ты от меня-то никогда не мог спрятаться. Они знают, что мы здесь. Они даже знают, о чем ты думаешь. И слышат все.
– Почему тогда…
– У них просто есть дела поважней, вот и все. Решат их и займутся нами.
Пальцы растерянно зашарили по груди, ища перстень. А ведь казалось – избавилась от этой привычки давным-давно. Бетаран громко дышал у двери.
– Ты точно это знаешь?
– Точно, Бет. Ты не верил в мое колдовство, но я тебя всегда находила, помнишь? А я ведь… совсем ничего не умею. Ничего!
– Таг! – брат сел рядом, нерешительно обнял ее за плечи. Тагрия уткнулась ему в грудь. – Ну, не плачь, а? Тагрия! Помнишь, ну, в историях, они убивали друг друга, чтобы не достаться колдунам. Помнишь?
– Ты сможешь меня убить? – улыбнулась она сквозь слезы.
– Нет. А ты меня?
– Ни за что на свете.
– Ну, тогда… они еще просили прощения за все. Перед смертью.
– Точно.
– Прости меня, Таг. За то, что наговорил и за все, что раньше было, ладно?
– Ладно. И ты меня прости. Если бы я не тебя не потащила…
– Нет-нет, ты же меня спасала! Никто бы столько не сделал, как ты!
– И что вышло?
– Ну… ты же не виновата.
Помолчали. Время шло, никто не приходил за их кровью, и наконец Бетаран прошептал:
– Может, помолимся, Таг?
Молитва жреца причинила боль Карию – подействует ли на других магов? Говорят, у колдунов нет души. Тагрия никогда этому не верила, но что в их душах нет места Богу, это ясно. И все же она сказала:
– Давай.
Закрыла глаза, чтобы вспомнить нужные слова – нечасто ей случалось их произносить.
– Истинный Бог света и правды…
Зов пришел сразу, и ни о какой молитве Тагрия больше не думала. Вцепилась в скамью.
– Бет, не слушай!
Он и не слышал – так, как слышала Тагрия. Он просто выпустил ее плечи и пошел к выходу.
– Стой, дурак!
Она догнала брата уже у двери. Остановить его было не легче, чем задержать почуявшего охоту матерого быка. Тагрию протащило в раскрывшуюся дверь и выбросило навстречу магам.
Их было двое – две черные фигуры на фоне реки. Их Сила светилась для Тагрии багровым цветом человеческой крови. Вспышка молнии зловеще выхватила из темноты их лица каменных статуй, отразилась от одежды – не мокрой, а словно обтекаемой дождем.
У Тагрии заледенели кончики пальцев, потом холод поднялся выше, замер на уровне груди. Сердце вязло в нем и билось все медленнее. Вдохнуть не получалось. Бетаран неподвижно стоял рядом.
Маг сказал что-то, задал какой-то вопрос. В голосе слышались удивление и гнев. Черный взгляд проник в Тагрию, отшвырнув ее слабый протест, как отшвыривают ногой щенка. Овладел ею. Познал ее.
Это было хуже, чем жадные трепыхания Мория на ее теле, хуже его ищущих рук и мокрых губ. Морий брал только тело; маг взял разум и душу. Увидел все, вплоть до самых тайных мыслей и желаний, брезгливо просеял сквозь пальцы воспоминания и вышел так же грубо, как вошел.
Теперь маги заговорили оба, возбужденно и даже радостно. Из множества незнакомых слов Тагрия узнала одно: Карий.
Холод из ее груди впитался в сердце, и оно перестало мерзнуть – совсем.
Тагрии доверили шить палатки. Мужчины с топорами превращали тонкие деревца в шесты, а девушки тем временем раскладывали на земле ткань, разрезали ее по образцу и подшивали края, чтобы не осыпались. Потом эту ткань растянут на вбитых в землю шестах и закрепят колышками, пол выстелют мягкими коврами и получится жилище, хотя бы отчасти достойное хозяев. Наставница говорила, что хозяева называют его «временным жильем» и «дикарским жильем». Тогда всем, кто уже мог стыдиться, делалось стыдно, и они принимались за работу с новым старанием.
Тагрия привыкла быстро. Другие, кого привезли раньше, только-только вспомнили, как их зовут, а Тагрия уже понимала все слова наставницы и трудилась не хуже давних рабов. Это было хорошо: хозяевам приятно видеть расторопных слуг, а слуги счастливы, когда радуются хозяева. Хорошо было дружно работать, слушать наставницу, видеть прекрасные и печальные лица хозяев, когда те приходили справиться, как идет работа или выбрать рабыню для другой, почетной службы. Но лучше всего было наблюдать за грифонами. Если бы Тагрия не любила хозяев так сильно, не желала всей душой им угодить, она бы забросила работу и без конца любовалась на этих удивительных зверей.