– Назначила ему встречу. За обедом принц сказал, что не намерен продавать Стига, но у него есть достойная замена жеребцу. Я позвонила клиенту, спросила, не желает ли он получить Маата. Клиент завопил от восторга. Вот и все.
– Слишком просто, – Зина недоверчиво покачала головой. – Не верю ни единому слову.
– Твоя воля. Мне нечего добавить.
– Арланова, скажи, принц действительно так волосат, как о нем говорят?
– Почему тебя настолько волнует моя сексуальная жизнь? – Тоня близко подошла к Зине и заглянула в глаза: – Заботишься о моей репутации или завидуешь?
– Несмотря на то что за последние месяцы я сбилась со счета, сколько «женихов» звонило нам в офис, присылало тебе цветы-подарки, меня совершенно не беспокоит, кто именно и в каком количестве посещает твою постель.
– Тогда в чем дело?
– Не могу понять, что в тебе такого, отчего все мужики писают себе в брюки, – с искренним удивлением произнесла Зина. – Даже мой Сафет закатывает глаза к небу, когда говорит о тебе. Боюсь, убью его, если еще раз увижу подобное.
– Все-таки завидуешь? – вступила в разговор Полина.
– Вероятнее всего, – подтвердила Зина, осматривая Тоню с головы до пят. – Молода, красива, богата. Отчего тебе так повезло?
– Компенсация за все то дерьмо, в котором пришлось вариться на протяжении многих лет, – с легкой усмешкой ответила Тоня. – Не желаю тебе подобного…
– Какая добрая! – присвистнула Зина, хлопнула себя ладошкой по бедру и бросила на Полину игривый взгляд: – И почему мне никто не оставил в наследство пару десятков миллионов евро?
– Потому что у тебя была хорошая семья, а не алкоголики. Ты никогда не убегала из родного города в чужую страну, боясь попасть за решетку. Тебя не домогались мужчины, считающие, что, кроме постели, ты больше ни на что не годишься. Над тобой не издевались женщины, которые думали о том же, что и похотливые мужики, но в более извращенной манере. Тебя ни разу не обзывали «русской проституткой», не смеялись в лицо, когда ты просила о помощи, и не насиловали в подвале. Поэтому радуйся, дорогая, что ты не получила миллионы тем путем, которым они пришли ко мне. Поверь, они не стоят тех слез, которые я пролила из-за них. – Тоня посмотрела себе под ноги и замолчала на несколько секунд, в течение которых Зина пораженно хлопала ресницами и бросала на Полину красноречивые взгляды, говорящие о сожалении и замешательстве. – Кроме того, чтобы ощутить вкус богатства, надо понимать, для чего тебе нужны деньги. Я слишком долго была нищей, оттого и не имею понятия, как наслаждаться этими миллионами.
– Две минуты жалобных соплей, и я уже лежу на лопатках, – восхищенно пробормотала Зина. – Мне бы твои проблемы…
– Купить тебе квартиру?
– Почему бы и нет? – Зина заговорщицки подмигнула Полине, которая молчала, отстраненно прокручивая в мыслях слова Тони, вызывавшие в душе массу воспоминаний о том времени и обстоятельствах, когда они познакомились. – Ладно, предлагаю мировое соглашение.
– Условия?
Зина замялась, и стало очевидным, что она никогда не задумывалась над истинными причинами своей нелюбви к Тоне. Следовательно, ее несносное поведение было пустой блажью и бесполезным капризом, ибо этому не было оснований.
– Без всяких условий. Просто дружба.
– Мне подходит, – Тоня тихо рассмеялась. – Чувствую облегчение, оттого что не нужно будет постоянно стоять в защите. Я устала держать оборону. Хочу покоя.
– Не обольщайся. Зина не умеет жить, ни с кем не воюя, – предупредила Полина, подошла к женщинам и обняла их за плечи. – Отметим удачную сделку, заодно ваше примирение? Шампанское?
В дверь постучались, и в кабинет вошла Виктория, веснушчатая девица, обожающая диеты, короткие юбки и высокие каблуки.
– Полина Сергеевна, – обратилась она к боссу и обиженно раздула ноздри, видя, как Зина скорчила мину, поглядев на ее худые коленки, – на первой линии с вами ожидает разговора мистер Патри.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарила Полина и, подойдя к телефону, взяла трубку. Через несколько минут она повернулась к женщинам и с грустью улыбнулась: – Завтра лечу в Лондон. Нужно заказать билет.
– Вот и займись этим! – Зина направилась к двери. – Я за шампанским!
Едва она исчезла в коридоре, Полина подошла к Тоне и положила руки ей на плечи, заставив посмотреть на себя.
– Что Халед попросил взамен? Только не утверждай, что ничего, не поверю. Я с ним не раз сталкивалась и знаю, куда могут привести его фантазии.
– Неделю в его обществе.
– Это стоило того?
– Еще бы! Халед – потрясающий мужчина.
– На двадцать лет старше тебя. Женат, трое детей.
– Поля, мы ведь не в мужа и жену играли. Это неинтересно. А вот примерить на себя роль страстных любовников нам вполне удалось. Но обещаю, такого больше не повторится. Можешь не волноваться за репутацию компании.
– Принц – публичная персона, – с сомнением произнесла Полина. – Его постоянно пасут журналисты. Уверена, что ваши фото не появятся в газетах? Впрочем, если бы вас сняли вместе, мне об этом уже было бы известно.
– Вот и я! – провозгласила Зина, влетевшая в комнату с бутылкой в одной руке и бокалами в другой. – Вы знаете, барышни, кто по утрам пьет шампанское?
– Аристократы! – в унисон ответили женщины и рассмеялись.
– Ты надолго в Лондон? – спросила Тоня, отставив нетронутый бокал в сторону. – Мистер Патри… режиссер? Альберто Патри?
– Все верно. – Зина шумно отхлебнула и зажмурилась, когда пузырьки ударили ей в нос. – Длинный шланг с огромными очками на таком же огромном носу. Ноздри, как перепелиное яйцо. Лоб такой высокий, что на нем можно вертолет посадить. Инопланетянин чистой воды, но обаятельный и интересный. Может, он собирается снимать новый фильм и видит тебя в главной роли? – обратилась она к Полине, которая в ужасе расширила глаза. – Если не хочешь быть актрисой, подумай о других. Обо мне, например. Я не мыслю жизни без кино, а кинематограф пуст без меня. Пожалуйста, босс, замолви словечко!
Она плаксиво шмыгнула носом, а после расхохоталась, приведя в недоумение Тоню, которая окончательно запуталась, когда верить словам Зины, а когда, выслушав, делить их на тридцать два и после умножать на ноль.
Глава 2
Лондон занимал особое место в сердце Полины. Она обожала этот город и скучала, если они долго не виделись. Полине не хватало его легкой меланхоличности, интеллигентной многолюдности и толерантной многонациональности. Она тосковала по мягкому климату, тягучей, слегка заторможенной манере изъясняться и многому другому, что невозможно описать словами, лишь ощущать душой, безотчетно стремящейся к чему-то невообразимо теплому и доброму. Конечно, Полина идеализировала Лондон, ибо люди имеют склонность приукрашивать те места, где с ними случалось много хорошего, забывая о мелких неприятностях и неудобствах. Полина уже совсем не помнила о том, как какой-то мелкий воришка вытащил из ее сумки портмоне с деньгами и карточками, а она обнаружила пропажу только в ресторане. Благо телефон остался в кармане пальто, что позволило позвать одного из братьев на помощь. Из памяти почти стерся и тот момент, когда ее приняли за проститутку. Случилось это в не самом благополучном районе, в котором находилась студия модного художника-маргинала, работы которого желал приобрести один из клиентов компании. Обидело не сравнение с «публичной барышней», а то, что ее способности оценили крайне низко. Неприятности с полицией, которые случались с Полиной в годы слишком бурной молодости, гибель первого мужа, пристрастие к алкоголю – все это произошло в Лондоне. Однако сейчас, по дороге из аэропорта в квартиру, которую она никак не решалась продать, все еще надеясь, что «московская ссылка» закончится и старший брат позволит вернуться в «лондонский офис», все забылось. В душе ощущалась лишь нежность к городу, который с искренней радостью встречал ее всякий раз, когда она приезжала в гости.
– Скучала? – спросил Алекс, увидев ее тоскливый взгляд, и резко перестроился в другой ряд машин. – Едва не свернул по направлению к себе домой, – объяснил он столь агрессивный маневр, от которого Полина нервно вжала голову в плечи. – Ну, расслабься. Как ты, сестренка?
– Счастлива и весела, – пробормотала Полина, разглядывая знакомую улицу, ее многочисленные магазинчики и кафе. – Ты прав, я соскучилась по этому месту. Но еще больше по тебе и Майклу. Хочу вернуться. Может, поменяемся на время?
– Я и Москва несовместимы. То, что я говорю с тобой по-русски, не значит, что я русский в душе.
– Я никогда не забывала о том, что ты еврей.
– Не о национальности идет речь, а о состоянии души. Я уже давно стал чопорным лондонцем…
– Не лги, твоему темпераменту позавидуют итальянцы, – скривила губы Полина, понимая, что Алекс занялся своим любимым делом – сладостной болтовней, призванной усыпить бдительность.
– Но я размышляю как европеец и веду себя как примерный капиталист, который пугается широты души, присущей вам, русским, – рассмеялся Алекс, припарковавшись у дома, где Полину на втором этаже ожидала уже год пустующая квартира. – Сдай кому-нибудь. Ты же целое состояние тратишь на ее содержание.
– Так и сделаю, – сказала она, выйдя из машины и осмотрев окна дома.
Алекс открыл багажник и вытащил легкий саквояж.
– Впервые вижу, чтобы ты приезжала налегке. Обычно везешь с собой два огромных чемодана, вне зависимости от того, на сколько собираешься остаться.
– Все меняется. Теперь для комфорта мне не нужно столько вещей, как раньше. Поднимешься?
– Нет. – Алекс обнял сестру за плечи: – Отдыхай, а в шесть я заеду за тобой. Отец и Бекка ждут нас к ужину. Вся семья соберется. Или у тебя другие планы?
– Завтра я буду занята, а сегодня абсолютно свободна. Сейчас приму душ, выпью кофе, а после сделаю рейд по магазинам. Заезжать за мной не стоит, я сама приеду к Фрейманам.
– Как скажешь. Почему ты прилетела одна?
– Может быть, ты хотел спросить, почему приехала я, а не Тоня? – Полина заметила смущение во взгляде Алекса, которому очень нравилась эта светловолосая, привлекательная девушка, и рассмеялась: – В следующий раз возьму ее с собой. Но, думаю, тебе ничего не светит.
– Тоня слишком юная и не представляет для меня интереса.
– Не моложе тех, имена которых записаны в твоей телефонной книжке. К тому же это не она, а ты не в ее вкусе. Если бы Тоня проявила хотя бы малейшую заинтересованность, ты уже давно просил бы Майкла отправить тебя в Москву, невзирая на страх перед широтой русской души.
– До вечера! – Алекс быстро прекратил неприятный для него разговор и открыл дверцу машины. – Ты меняешься, и не в лучшую сторону. Раньше была добрее ко мне.
– Люди всегда обижаются, когда слышат правду. А ты больше, чем все остальные.
Время до ужина Полина провела так, как и планировала. Сначала приняла душ и переоделась, потом спустилась в свое любимое итальянское кафе, находящееся рядом с домом, выпить чашечку эспрессо. Хозяин, синьор Марио, с искренней радостью поприветствовал ее и принялся рассказывать последние новости, думая, что Полина сгорает от нетерпения узнать о том, кто из ее соседей развелся, у кого умерла собака, а после похвалился новорожденной внучкой.
– У нас наконец-то появилась девочка! Такое счастье! А ты, bella, когда скажешь мне, что стала мамой?
Полина уже хотела ответить, что не создана для материнства, но вдруг вспомнила лицо Нины, дочери Литвина, и промолчала. Теплые ладошки, озорной смех и глупые детские шутки – Нина была очаровательным ребенком. Такую дочь, как она, Полина не отказалась бы иметь. Когда она проводила время с девочкой, хотелось покупать бантики, платьица, водить малышку в кафе, но все эти романтические ощущения исчезали, едва они расставались. Нина была вполне взрослой особой, уже готовым «экземпляром», который не требовал такой неустанной заботы, как младенец. А при мысли о том, чтобы вырастить такую же «красотку», уделять ей все свое время, забыв о собственных интересах и желаниях, становилось скучно и одновременно страшно. И все же именно Нина пробуждала в Полине женское начало, намекая на то, что время слишком быстро идет вперед, и через десять лет будет поздно задумываться о детях. Праздновать шестидесятилетие и одновременно отправлять сына в колледж казалось Полине по меньшей мере смешным. В шестьдесят нужно радоваться внукам, как это делает синьор Марио, уже пятикратный дедушка.
Из кафе Полина вышла в несколько подавленном настроении, однако быстро пришла в себя, обновляя гардероб и покупая подарки для близких. В пять она вернулась домой, оставила многочисленные пакеты в гостиной и, прихватив коньяк для отца братьев и любимые Ребеккой, их мачехой, сигары, вызвала такси. А уже ровно в шесть позвонила в дверь двухэтажного особняка на Kensington Palace Gardens.
Эта небольшая улица считалась самым богатым местом в городе, где на каждый квадратный метр приходилось по три миллионера. Марк Фрейман и его жена Ребекка Хейз, несомненно, были богаты. Но вряд ли решились бы приобрести дом в этом месте ввиду того, что цены на «скромные» особняки переваливали за несколько десятков миллионов фунтов стерлингов. К счастью, им не нужно было этого делать, так как Бекке дом достался в наследство от отца, предки которого приобрели его еще в конце девятнадцатого века. Несколько раз ей поступали предложения продать «родовое гнездо», но она высокомерно отказывалась, даже не посчитав нужным услышать сумму, которую предлагали за особняк.
Именно в этой аристократичной обстановке, в окружении роскоши и выросли братья Полины, а также их сводная сестра Моника, дочь Ребекки. Поэтому вовсе не удивительным было то, что все трое имели особое отношение к жизни. В таком месте воспитывались люди, осознающие свою исключительность, отчасти надменные, порой напыщенные и никогда не забывающие о том, что являются любимчиками судьбы, перед которыми остальные, менее удачливые, должны склонять головы и беспрекословно подчиняться. Конечно, характеристика эта была несколько преувеличенной, однако все качества, присущие людям «высшего круга», в той или иной мере находили отражение в поведении старших братьев Полины. Они не родились аристократами, но благодаря тому, что их отец, «хитрозадый» еврей-эмигрант, удачно женился на дочери лорда, вдове крупного бизнесмена, смогли приобщиться к «высшим сферам» лондонского общества. Майклу и Алексу необычайно повезло воспитываться в этой крепкой и любящей семье. И пусть они редко видели свою родную мать, нежного отношения Ребекки им вполне хватало.
Фрейманы и Хейзы обожали друг друга. И хотя часто их любовь ставилась под сомнение взаимными насмешками и острыми шутками, они всегда готовы были прийти на помощь. Иногда Полина жалела о том, что ее матерью являлась Елизавета Карловна. Ребекка намного лучше справилась бы с этой ролью, считала она, да и Марк проявлял к дочери своей бывшей жены гораздо больше нежности и внимания, чем родной отец.
Полина редко кому-либо рассказывала о своей семье, уж слишком ветвистым и колючим было ее генеалогическое древо. Конечно, все было не так сложно, как казалось на первый взгляд, однако и не столь просто и прозрачно, как у «обычных» семей, не обремененных таким количеством непохожих друг на друга родственников. Ближайший круг Полины делился на два лагеря, которые если и не враждовали между собой открыто, то постоянно находились в состоянии тихой непримиримой вражды. Причем неприязнь в основном исходила от отца Полины, который так и не научился лояльно относиться к прошлому своей супруги, дико ревнуя ее не только к Марку, но и к сыновьям, что выглядело нелепо и удручающе.