Вообще-то, Кирилл не плохой мужик. И чего ей обжималось? «Слишком правильный», «не по-мужски нежный», «зануда». Кого ей надо? Байкера-рокера, что ли? Приключений на крутую задницу зажелалось. Нет, бабёнка она хорошая, только заморочками каким-то иногда мается.
Вон, сама Ирина уже полгода не может одного мужика скадрить. Вроде не извращенец. И Юлька – кабинетчица-минетчица – говорила, что не последний мужик. Но какой-то он апатичный. Не садиться же перед ним, раздвинув ноги, как некоторые, чтобы привлечь его внимание. А привлечь хотелось бы. Он, конечно, не Джонни Депп, но… хочется, что ж себе то врать? Ладно, Игорь Петрович, ещё пересечёмся. Интересно, а он…
***
Он лежал на диване, слушая диск Вангелиса, и размышляя… ни о чём. Мысли просто перетекали друг через друга, шестерёночно цепляясь одна за другую. Их общая тональность была подавленная. Тяжела и неказиста жизнь заурядного урода. Да, он всегда считал себя уродом. Неважно, что там думают другие – это его самоопределение, и оно истинно.
Несмотря на то, что вроде бы и образованный, и работа престижная, и разбирается во многих вещах, и вкусом не обделён, внутри он ощущал себя никому не нужным объектом. Именно так, объектом.
Он был убеждён, что ни одна женщина не захочет даже представит себя в постели с ним. Хвала богам, существуют давалки-пофигистки – легко, и без всяких претензий. Блям, и разбежались. Хотя от этого становится отупело пусто на… душе, что ли. Вон на днях увидел красивую женщину на остановке. Она даже не взглянула в его сторону. Впрочем, она вообще ни на кого не посмотрела. Увидев, как она садится в автобус, как при этом юбка обтянула её бёдра, чуть собравшись складками, он поддался внезапному порыву, и заскочил в тот, совсем ему не нужный, автобус.
В автобусе ей вдруг стало плохо, и он вызвал для неё «скорую» по мобильнику. Потом он помог вытащить её наружу, и присел с ней рядом. Странно, но ему хотелось оказаться на месте того человека, который будет переживать за её здоровье, а потом помогать ей прийти в себя и пережить этот неприятный момент. Наверное, это здорово – проявить заботу к тому, кому, как ты знаешь, ты дорог. Знать бы, как это в ощущениях. Знать бы.
***
«У меня в детстве была замечательная головоломка – Кубики. Это были девять кубиков, на грани которых были наклеены бумажки с фрагментами картинок, которые и надо было собирать в единое целое, составляя кубики друг с другом в квадрат три на три. Потом, когда все шесть картинок приелись, стало интересно разрушать их. Для этого надо было перевернуть, по крайней мере, три кубика; только тогда терялась целостность рисунка. С крайними было просто – надавливаешь посильней на немного острую грань, и опаньки, целое уже не цело. Чтобы окончательно раздробить картинку, надо было перевернуть четыре кубика. И иногда фрагменты разных картинок создавали занятные, странные сочетания. А вот с центральным кубиком было сложней. Он соприкасался со всеми остальными, и чтобы его перевернуть, надо было, чуть раздвинув другие, вытащить его из центра, перевернуть как угодно, и вставить обратно, придвинув остальные к нему.
И, наверное, поэтому центральный кубик казался мне важнее, значимей других. Правда, практически никогда один и тот же кубик не был центральным в разных картинках. С годами, я понял, что люди, по сути, очень похожи на кубики – они соприкасаются друг с другом, составляя единые картинки жизни. А как, интересно, оказалось, переворачивать эти кубики.
Взять хотя бы ту молодушку в трамвае. Достигнув просто сочащейся спелости, она оставалась в неведение о чувственности. Я приоткрыл ей вход в мир ощущений, кайфа, если угодно. Да, для неё я – лысый извращенец; но я то знаю, что сделал. А та старая швабра меня устыдить пыталась! Дура.
И та крашеная шалавка – ну зачем ей нежданный ребёнок? Я её просто освободил от мучительных размышлений: делать или не делать аборт. Лучше уж неожиданный выкидыш, чем нежеланный выродок, не так ли? Разве плохо, когда облегчение приходит даже раньше, чем проявляется проблема? Особа здоровая – придёт в себя, ещё рада будет сексуальной волюшке. Говорят, что после абортов у некоторых повышается чувственность. У этой уж точно…
Это так замечательно, когда ты можешь «переворачивать кубики», меняя картинки реальной жизни. Современным детям, выросшим на плоскостных головоломках, и в голову никогда не придёт, что люди – как кубики, и их можно переворачивать. И не смогут ничего переделать. А я могу.
Солома
1
Иногда человек может перегореть. Не как лампочка – тогда это уже покойник, – а как голод. Это когда испытываешь голод и не имеешь возможности его утолить, в конце концов чувство голода исчезает; то ли желудок перестаёт посылать сигналы, то ли мозг отказывается их принимать по причине бессмысленности. В любом случае, человеку становится спокойно, он практически нормально себя ощущает, не считая, возможно, некоторой слабости в ногах и лёгкой заторможенности в мыслях. И существует два варианта, когда человек, наконец, добирается до пищи – либо при первом же куске, попавшим в рот, голод «просыпается», захлёбно наполняя рот слюной и превращая поглощение пищи в неимоверное удовольствие, либо нет, и тогда человеку приходится просто пихать в себя пищу, потому что «надо». То же самое может произойти с человеком в целом.
Глеб и был таким вот перегоревшим человеком. Конечно, ничего такого он не осознавал, а просто жил постольку поскольку жил. В свои тридцать семь он был малоприметным худощавым человеком, с бессмысленным опытом двух браков (второй, правда, был «гражданским») за спиной, работающим в магазине дисков.
Он всю жизнь работал в подобных магазинах, а иногда в «магазинчиках», хотя закончил Институт Культуры, факультет режиссуры. Как они с друзьями шутили, «факультет массовиков-затейников». Но ничего «затевать с массами» ему не хотелось, и он, по приглашению одного знакомого, пошёл работать в его только что открывшийся магазин компакт-дисков.
Тогда, в начале девяностых, компакт-диски воспринимались как… нечто, в общем. Почти «шик». Ведь тогда то, что ты не только перебираешь, но и покупаешь диски, означало, что у тебя есть на чём их слушать, а стало быть ты «крут». Да и в том, что ты советуешь что-то клиентам, или рассуждаешь о дисках с каким-нибудь постоянным клиентом, чувствовалось что-то значимое. Кто мог подумать, что через несколько лет CD и DVD станут такими же обыденными вещами, как магнитофонные кассеты и видеокассеты?! Впрочем, эти когда-то, в восьмидесятые, тоже обладали не хилой значимостью. Рано или поздно, всё становится обыденным. И теперь он был просто продавцом дисков, и значимости в его работе ощущалось немногим больше, чем у сомнительного вида девок и баб, когда-то торговавших видеокассетами в привокзальных ларьках.
В то утро, как обычно по будням, Глеб был разбужен в семь часов включившимся по программе музыкальным центром. Первой была обычная досада на то, что необходимо вставать… ну и так далее. Затем появилась вторая, с привкусом облегчения, досада на самого себя за то, что он забыл накануне «скинуть» программу включения «музыкалки». Ведь, несмотря на понедельник, у него был выходной, поскольку он работал в субботу и воскресенье. Сонно нащупав пульт на стоящем около дивана, на котором он спал, журнальном столике, Глеб выключил аудиосистему и быстро заснул опять.
Вторично он был разбужен в одиннадцатом часу каким-то непривычным звуком. Вообще-то, это был просто звук открывающихся замков. Вот только Глеб никогда не слышал издалека, как открываются его замки. Не им открываются. Естественно, первой мыслю было «воры лезут!».
Он успел вскочить с дивана и натянуть трико, когда в комнату не спеша вошёл явно очень хорошо одетый мужчина неопределяемого в своей зрелости возраста. Взглянув на стоящего перед ним в одних трико, что только усугубляло худобу его тела, Глеба, он слабо улыбнулся.
«Доброе утро, Глеб», – сказал он низким голосом.
«Ты кто такой, чёрт возьми?! – тихо, но зло, спросил Глеб. – Какого хрена тебе надо?!».
Глебу было понятно, что этот мужик – не вор. И поэтому абсолютно не понятно, кто он такой. А незнакомец втянул носом воздух комнаты и улыбнулся чуть шире.
«Явственный запах перегоревшего человека. На любителя, конечно, но что-то в этом есть».
«Слышь, ты, каннибал недоделанный, я ещё даже не убит и не потрошён, чтобы быть „перегоревшим“. Кулинар хренов!», – вяло-зло высказался Глеб, спешно надевая футболку.
Незнакомец, продолжая тенисто улыбаться, сел в любимое глубокое кожаное кресло Глеба и положил ногу на ногу. Глеб машинально отметил, что на незнакомце очень дорогие туфли. Глебу самому нравилась дорогая обувь, так что он невольно оценил вкус «гостя».
«Гость» тем временем расстегнул пуговицу своего очень хорошего пиджака, развёл его полы, открывая вид на шёлковую рубашку цвета морской волны, и спокойно произнёс:
«Я использовал определение „перегоревший“ не в кулинарном смысле. Перегоревший человек – это тот, в ком атрофировалась большая часть чувств, эмоций и желаний».
Глеб, чтобы не «торчать» перед сидящим незнакомцем, сел на диван, предварительно спешно расправив на нём одеяло. Хмыкнув с кривой улыбкой, он спросил:
«А с чего ты взял, что я – такой?».
«Ну-у, это же очевидно! Ты сам подумай. Ведь последние два-три года ты не испытываешь никаких чувств и желаний, кроме чувств голода, жажды, и желания испражниться. У тебя даже сексуального желания не возникает. Ты когда последний раз сексом занимался? Я уж не говорю о любви».
Глеб был вынужден признать, про себя, что незнакомец прав. Вообще-то, он никогда не отличался особым «сексуальным аппетитом», но в последнее время…. Интересно, это патологично или…?
«Ну, допустим, – произнёс Глеб фальшиво согласным тоном. – Но ты-то откуда это знаешь? И вообще, кто ты такой и чего тебе надо?».
«Кто я такой – узнаётся постепенно. Иначе не получается. Что касается того, что мне нужно…. Я хочу предложить тебе работу».
«У меня есть работа и она меня устраивает».
«Полно, Глеб! Когда работа просто „устраивает“ – это проживание, а не жизнь. Я предлагаю тебе ТВОЮ работу».
«А если я не соглашусь?».
«Это не имеет значения. Да и смысла. Поверь мне».
«С какого перепуга я должен тебе верить?».
«Например с этого, – сказал незнакомец, улыбнувшись чуть шире, чем прежде. – И с некоторых других. И ещё со многого-многого».
Глеб действительно почувствовал некоторый испуг. Очень лёгкий. Внезапно он ощутил противный запах – будто на раскалённую конфорку уронили тонкий (почему-то представлялось, что именно тонкий) кусок пластика. Потом все чувства, включая лёгкий испуг, были затоплены ощущением того, что теряется сознание. Благо, можно было просто завалится на бок, и ещё хорошо бы успеть поднять ноги на диван, а то затекут. До последнего мерцания сознания Глеба досадила самая малость – незнакомец продолжал сидеть в его любимом кресле, спокойно наблюдая за его «отключением».
С того дня прошло полтора года. Теперь у Глеба была настоящая работа. ЕГО работа. И теперь у него было всё, что нужно. И когда нужно. Знания, представления, понимание. Он уже начинал понимать, кем является Владимир Каземирович – так звали того франтоватого незнакомца. Вот только это понимание ощущалось им как не самое радостное, мягко говоря. И ещё эти запахи…. Но это – вопрос привычки, скорее всего. А так – у него всегда было то, что нужно в этот конкретный момент. В том числе – ключи.
2
Довольно просто – отличить, по одежде, среди прохожих алкоголика в его трезвый день. Обычно, это явно поношенный пиджак от одного костюма, брюки, более поношенные чем пиджак, от другого, застёгнутая на все пуговицы рубашка в клеточку, на ногах, в лучшем случае, дешёвые кроссовки, а то и сандалии, надетые на носки. А на лице проступает выражение гордости. Ведь в этот день он уверен, что сегодня он наравне с другими: сегодня никто не может заподозрить в нём алкоголика. Иногда вид такого человека, почему-то, ассоциативно «навевает» запах затхлости – будто плохо просушенную вещь сложили и довольно долго хранили в закрытом прохладном месте. А потом зачем-то вытащили.
Егор помнил всё это из своей прошлой жизни, так что теперь, будучи конченым алкоголиком (хотя не конченых алкоголиков не бывает), старательно избегал «выставляться» подобным образом. Он прекрасно сознавал, что даже будучи трезвым, он остаётся алкоголиком. Вдрызг конченым. Поэтому, оставаясь «сухим» эти три дня – чем он воспользовался, чтобы элементарно привести себя в порядок хотя бы гигиенически, – он не испытывал и тени гордости за себя, а тем более, выходя на улицу, не пытался притвориться «нормальным». Он прекрасно сознавал, что всё это скоро закончится и он опять запьёт. Быть может на этот раз, наконец-то, в последний раз?
Сдав омерзительно множественное количество бутылок скупщику оных, расположившемуся в соседнем дворе рядом с небольшой пирамидой бутылочных ящиков, Егор намеривался пойти в магазин и купить пару бутылок хорошей водки. Он всегда начинал запой с хорошей «водочки». Это потом он будет ходить (громко сказано!) в соседний подъезд и покупать разбавленный спирт у старухи из сорок третьей квартиры. А для начала для хорошей водки нужна ещё и более-менее приличная закуска. Возможно даже, типа «окорочка-гриль».
Но вместо магазина он оказался дома. Именно так – оказался. Он пришёл в себя, и обнаружил, что находится в своей квартире. Он совершенно не помнил, как здесь очутился. А главное – почему, собственно?! Ведь у него были совсем другие планы! Что за хрень такая?!
Сначала Егор убедился, что все деньги при нём, потом бессмысленно обошёл всю свою квартиру (он никогда не понимал, почему её планировка называется «малый трамвай»), зачем-то заглянув в туалет, затем остановился под низким потолком «арки», ощущая чуть тревожную растерянность. Но вскоре она сменилась знакомым, и поэтому успокаивающим, уверенным осознанием того, что ему необходимо срочно выпить.
Облегчённо вдохнув, он вышел из квартиры.
На скамье у подъезда сидел мужчина, в котором практически всё было неопределяемо. За исключением явно хороших коричневых туфлей, которые на удивление хорошо сочетались с тёмно-синими джинсами. Когда Егор вышел из двери подъезда, мужчина поднялся со скамьи и сделал пару шагов как бы наперерез Егору. Егор сделал испытующий шаг вперёд, так и замерев в нём, слегка вопросительно глядя на незнакомца. Во всей этой ситуации ему виделось что-то глуповато нелепое.
Спокойно взглянув Егору в глаза, незнакомец сказал нейтральным тоном:
«Запой в ближайшей перспективе отменяется».
«Это почему?!», – спросил Егор насмешливым тоном, в который примешивалось лёгкое удивление.
«Работа есть», – ответил незнакомец всё тем же тоном.
«А с чего ты взял, что я соглашусь на какую-то там работу?!», – насмешливо спросил Егор.
«А куда ты денешься!», – с лёгким высокомерием, без малейшей вопросительности, выговорил мужчина, позволив своим губам чуть изогнуться в кривой усмешке.
В этот момент к ним подъехала не новая «Тойота», как ни странно, с правым рулём.
«Садись», – сказал незнакомец Егору, указав на правую заднюю дверь. Сам он явно собирался обойти машину сзади и сесть с другой стороны.
«Да ты кто такой, чёрт возьми?!», – с некоторым возмущением спросил Егор.
Остановившись у багажника, мужчина повернул голову к Егору и сказал: