На той же скорости я двинулся к «Овце и мельнице», периодически оглядываясь – не появится ли еще кто-нибудь. Никто не появился. Когда в конце улицы замаячила знакомая вывеска, я резко свернул влево и зашел в кабак, на вывеске которого красовался то ли окунь, то ли карась, то ли какая-то другая рыба. Показал бармену два пальца и уселся за первый столик лицом к двери. Мой провожатый не заставил себя долго ждать. Правда, его прыти заметно поубавилось, когда я, приветливо улыбнувшись, похлопал ладонью по свободному стулу. Десять шагов, разделявшие нас, он прошел минуты за две, делая вид, что высматривает кого-то в зале. Поскольку в зале никого, кроме меня, не было, то его попытка закончилась неудачей. Тяжело вздохнув, он опустился на стул и сразу же схватил кружку пива, которую я подвинул.
– Ну, – сказал я, – и что все это значит?
– Вы о чем?
– Брось, парень. Ты тащился за мной с самой границы Нижнего. Вот я и хочу узнать, зачем ты это делал, потому что, судя по твоему костюму, между тобой и мной не может быть ничего общего. В принципе не может. Так что давай – облегчи душу. Расскажешь правду – выйдешь отсюда сам. Будешь юлить – вынесут на носилках.
Нельзя сказать, чтоб я говорил серьезно. Так, припугнул на всякий случай. Но на парнишку мои слова произвели потрясающее воздействие. Причем «потрясающее» в буквальном смысле этого слова – его затрясло так, что он расплескал почти все свое пиво, а лицо мгновенно стало белым, как простыня.
– Я… мне… он сказал… господин Буковски сказал… – тут же поправился он.
Ага. «Он». «Буковски». Давид Буковски. Господин бургомистр. Вряд ли он решил мне отомстить за то, что я не голосовал за него на прошлых выборах.
– Ну-ну… поспокойней, парень. Я вижу, что тебе не терпится все рассказать, но ты не торопись так. У нас куча времени. – Я старался говорить как можно спокойнее и миролюбивее. – Посидим, выпьем, познакомимся поближе. Тебя как зовут?
– Дэн… Дэниел.
– Ну и отлично. Бармен! Двойной бренди для моего приятеля Дэниела. Ну и мне тоже захвати.
Когда мой приятель Дэниел судорожными глотками влил в себя половину порции принесенного напитка, ему заметно полегчало. Во всяком случае, руки у него тряслись уже не так сильно, и цвет лица постепенно стал приходить в норму. Я ждал. Сейчас парень должен был разговориться.
– Вы меня простите, господин Фламм (ого! Как оперативно все. Я и Фламмом-то стал меньше часа назад), я немного разнервничался. Я сам из Альбы… – Заметив, что мне это не говорит ни о чем, он пояснил: – У нас до сих пор рассказывают, как капитан Фламм с шестью солдатами сражался с целой армией, а потом с боем прорвался сквозь весь город.
Вспомнил. Это было во второй год войны и армии там никак не набиралось – максимум две роты болванов. Четверо из моих людей остались на том холме навсегда. Сквозь город мы не прорывались с боем, а бежали, стараясь не оглядываться. Дэниелу я не стал об этом говорить. Пусть считает меня героем.
– Будет-будет, Дэн… Можно тебя называть Дэном? Вот и хорошо. Я ничего не имею против жителей Альбы. Просто тогда шла война, и так уж получилось. Сейчас война закончилась, и никто никого не собирается убивать. Без особых причин не собирается. Так что ты говорил о господине Буковски? Что он приказал тебе?
Дэн с шумом втянул в себя остатки бренди, и я сразу сделал знак бармену повторить.
– Господин Буковски сказал, что вы сегодня будете встречаться с одним человеком. Такой высокий, худой и смуглый. А после этого я должен был посмотреть, куда вы пойдете, и сказать об этом мистеру Буковски. Вот и все. Я правду говорю, господин Фламм.
Выходила какая-то чушь. Дэвид Буковски знал, что я встречаюсь с Карелла, и не знал, куда я потом направлюсь. Зачем ему это знать и куда я вообще мог отсюда направиться, кроме как в «Овцу и мельницу»? Что-то было не так. Этот Дэн чего-то недоговаривал.
– Знаешь, Дэниел, мне почему-то кажется, что ты врешь. Ну, или, по крайней мере, что-то скрываешь. Собственно говоря, это не мое дело, но на всякий случай учти, что в следующий раз такой милой беседы у нас с тобой не получится. Я, видишь ли, не очень люблю людей, которые держат меня за дурака. Такая вот у меня слабость организма.
Дэниел раздумывал недолго. Он для вида похрустел пальцами, но я уже знал, что он скажет. Нужно отдать должное – моих ожиданий он не обманул, хоть и не особо рвался рассказывать все и сразу. Кроме того, весь показной испуг каким-то образом осыпался с него пустой шелухой. Чудеса отваги он пока не выказывал, но по крайней мере перестал трясти гузкой без повода.
– Я могу спросить, о чем вы говорили с Карелла?
Я вспомнил улыбку Виктора и с удовольствием ответил:
– Можешь. Спрашивай.
Дэн уставился на меня, и вид у него был весьма озадаченный.
– Ну так и о чем же вы говорили с Карелла?
– Не твое дело.
Он тяжело вздохнул и сдался:
– Он рассказал вам о батареях?
– Ну, он мне много чего рассказал. Просто я еще не понял, где в его рассказе заканчивается бред сумасшедшего и начинается откровенное вранье.
– Не все так просто, господин Фламм. Карелла верит, что эти батареи существуют. Значит, и мы должны учитывать такую возможность. Так он рассказывал вам о батареях?
– Он называл их энергоячейками.
– Суть от этого не меняется. Если их нет, мы ничего не теряем. А вот если они есть, то лучше, чтобы они были собственностью правительства Федерации. Вы представьте только, что будет, попади они в руки колдунов. Эти упыри и так уже почти неуправляемы. А в руки других правительств? Последняя война истощила Федерацию, а наши соперники жаждут реванша. Вам нужна новая война? Еще лет на десять?
– Ну а сам Карелла? Промышленники? Бандиты, в конце концов?
– Можете добавить сюда и королевскую семью. Карелла еще не знает об этом. Наш слабоумный королек тоже включился в охоту. Желает возродить былое величие знати. Что же касается перечисленных групп, то я скажу так – все они торгаши. Каждый из них ради сиюминутной выгоды готов разрушить государство, которое мы выстраивали несколько сотен лет. Вы разумный человек и должны понимать – для всех будет лучше, если батареи будут принадлежать правительству.
С одной стороны, он был прав. Но с другой – не нужно быть гением, чтобы предсказать действия нашего правительства, получившего неограниченный запас энергии. Оно обложит промышленников грабительским налогом, скрутит колдунов в бараний рог и тут же развяжет новую войну за острова Блаженных, которые так и остались свободной территорией.
– Видите, я с вами абсолютно откровенен. И того же ожидаю от вас. Я знаю… мы знаем, что вы зачем-то нужны Виктору. Я не сомневаюсь, что Карелла предложил вам очень большое вознаграждение, но Федерация может предложить не меньше. Кроме того, мы можем предложить защиту. Как вы думаете, Карелла станет защищать вас от мафии? Даже если бы и захотел – у него нет необходимых связей. У нас они есть. Престиж правительства за время войны сильно упал, но не нужно нас недооценивать. Ведь именно правительство вернуло вам ваше имя, звание, вернуло вам, не побоюсь этого слова, вашу жизнь. Но мы можем так же легко это и забрать. Все, включая жизнь.
Вот гаденыш. Такую песню испортил. Видимо прочитав мои мысли, Дэн продолжил:
– Простите меня, господин Фламм. Я знаю, что вы не тот человек, которому можно угрожать или которого можно шантажировать… но у меня есть начальство, которое придерживается иного мнения. Так как? Вы согласны с нами сотрудничать?
– Господи, Дэн, да где ты таких слов набрался? «Сотрудничать»… Ты что, меня в тайную полицию вербуешь? Кроме того, я слабо понимаю, что от меня требуется. Где находятся эти ваши батареи, я не знаю, работать на Карелла тоже отказался… Кстати, а какой мне резон работать на вас? Что я с этого буду иметь?
– Вас устроит небольшой замок в любом месте по вашему выбору и пожизненная рента в размере десяти тысяч годовых? Золотом, естественно. По желанию можете получить титул с правом наследования и министерскую должность. Ну и не забывайте о защите от прочих соискателей.
– И что же я должен делать?
– Согласитесь работать на Карелла. Отыщите место, где находятся батареи, если они вообще существуют. Дайте знать нам. Все.
– Думаю, что Карелла не согласится.
Дэн задумчиво пожевал губами и медленно, подбирая слова, произнес:
– Полагаю, что господин Карелла… э-э-э… он скоро покинет нас. Право, мне очень жаль, но, к сожалению, другого выхода нет. С остальными мы сумеем договориться, но Виктор не согласится ни за что – он ищет их всю жизнь. И отец его, кажется, искал…
– Ну а если он согласится продать эти ячейки правительству?
Он рассмеялся:
– Это Карелла вам так сказал? Не верьте. Никому он ничего не продаст. Зачем ему что-то продавать, если, имея батареи, он сможет диктовать свои условия всем.
Я дипломатично промолчал. Мы посидели так еще некоторое время. Однако главное уже было сказано, а никаких других тем для разговора не было. Я злорадно наблюдал за Дэниелом, который извертелся на стуле, как ребенок, которому приспичило пописать. Наконец он не выдержал и с извиняющимся видом приподнялся со своего места.
– Господин Фламм…
– Конечно иди, Дэн… Государственные дела не будут ждать.
– Ну-у… Что мне все-таки передать господину Буковски? Вы согласны?
У меня хватило ума ответить «да».
* * *
За стойкой меня ждал мрачный Юл.
– Где тебя носило? Являешься на смену и уходишь через три минуты с концами. Где Макс? Нет Макса. И никто, заметь – никто, не знает, где этот чертов Макс околачивается. Я что, в секретари к тебе нанимался? Какого черта я должен всем объяснять, что…
Юл мог молоть языком часами. Один или в компании. Отсутствие собеседника его никогда не смущало. Сам он говорил, что заработал эту привычку после того, как прожил на необитаемом острове два года три месяца и двадцать один день. Это вполне могло быть правдой – в молодости Юл ходил по морю Рифф под черным флагом и помогал государству грабить торговцев.
Правда, его методы несколько отличались от государственных.
Владельцем бара он стал после того, как лишился ноги при неудачном абордаже. Потеря любой из конечностей, кроме головы, в этой почтенной профессии никогда не считалась достаточным основанием для выхода на пенсию. Однако Юл владел четвертью акций корабля, что значительно упрощало дело. Он отдал свою долю команде в качестве откупного, а сам, забрав Марту и свои (далеко не скромные) сбережения, двинулся на север, пока не осел в Фаро.
Все это Юл рассказал мне в день нашего знакомства, когда я впервые забрел в «Овцу и мельницу», чтобы выпить кружку пива. Сразу после этого он предложил мне стать его компаньоном в покупке еще одного бара, а когда я посетовал на отсутствие денег и работы, сразу же взял меня работать барменом. Ни он, ни я не жалели об этом.
До сегодняшнего дня.
– …и всех клиентов распугал. Так что ты разберись с ним. Сразу предупреждаю – если разговор долгий, то валите на улицу.
Я взглянул в направлении пальца Юла и сразу же понял, о ком он говорил. Незнакомец тоже увидел меня и приветственно помахал рукой, приглашая за свой стол. Я тяжело вздохнул и посмотрел на Юла. Странно, но он от этого взгляда как-то сразу сник, отвел глаза в сторону и махнул рукой – иди, дескать.
Народу в зале было пока что не очень много – слишком рано. Дюжина гномов, сдвинув два стола, азартно резалась в карты. Два цверга сидели за дальним столиком, окруженном толпой. Я знал, что они букмекеры, хоть сам никогда не играл на бегах. Еще с десяток посетителей сидели там и сям в зале. Все были местными, и всех я знал. Наконец я подошел к нужному столику и уселся напротив мужчины с веселым лицом и довольно широкими плечами. Издали он показался мне значительно меньше.
– Привет. Костюмчик не жмет?
Он тут же радостно осклабился:
– Привет, Питер. Есть немного. Никак не могу привыкнуть к этой ливрее. Особенно к ошейнику. – Он ткнул пальцем в узел галстука. – Веришь, в зеркале себя не узнаю…
– Весьма сочувствую. Прям слезу вышибает такая преданность профессии. Но давай я тебе свое восхищение выскажу как-нибудь потом, а сейчас говори-ка лучше ты. Сначала назови свое имя.
– Свен. Свен Якобсон. Мы вообще-то встречались. Под Фортенсбергом. Сомневаюсь, что ты меня запомнил – я был молодым лейтенантиком, едва из Академии.
Память человека – странная штука. Уж что-что, а Фортенсберг я помнил хорошо. Но Якобсона не помнил и не помнил сам бой вообще. Черное поле на месте рощи. Жар углей, по которым мы ползли, стараясь укрыться от слепящего света файерболов. Факела, в который превращался человек, после попадания такого огненного шара. И главное – запах. Запах горящей человеческой плоти.
Якобсон был там и выжил. Для меня это кое-что значило.
– Под Фортенсбергом была куча людей. Большая часть из них потом стала мертвыми. Извини, Свен, но я тебя не помню. Переходи к делу.
– Хорошо. Я думаю, ты догадываешься, что я здесь для того, чтобы сделать тебе предложение…
– Знаешь, я еще не готов связать себя узами брака. И уж тем более с тобой. Ты не в моем вкусе.
Якобсон закинул голову назад и захохотал так громко, что даже гномы притихли и заоглядывались на наш столик. Я начал понимать Юла.
– Пожалуйста, потише, Свен. Продолжай.
Якобсон посмотрел по сторонам. Смущенно покашлял в кулак и продолжил уже вполголоса:
– Я не стану ходить вокруг да около. Меня послала группа людей…
– Да чего там, говори уж прямо – финансовых воротил. Промышленных магнатов.
– Ну, не только. Их там пятеро. Трое – да, промышленники. Еще двое – банкиры.
– Я слышал только о четырех.
– Последний появился вчера. Флинк Тимтай – банкир из Марракеша. Может, слышал?
– Нет. Но не думаю, что это важно.
– Они весьма обеспокоены поисками Виктора Карелла. Они знают, что ты каким-то образом с ним связан. Они заинтересованы в том, чтобы нанять тебя.
– Они… Они… А ты-то каким боком к ним относишься? Ты не похож на банкира.
– Я-то? – Он усмехнулся, но уже не так весело: – Я – начальник одного из отделов разведки корпорации господина Клэма. Отличная работенка для отставного майора.
Господин Хорст Клэм еще до войны был крупнейшим производителем консервов во всей Федерации. За время войны он приписал к своему состоянию несколько нулей, поставляя просроченные продукты армии. Даже не знаю, кто больше потрудился над уничтожением наших солдат – королевичи или господин Клэм.
– Ну и как там, у Клэма?
– Не знаю. Мне сравнивать не с чем. Платит он хорошо, а для меня это главное. Детей надо кормить.
– Ну и чего от меня хотят твои хозяева?
При слове «хозяева» щека у Якобсона дернулась, но голос прозвучал ровно:
– Они хотят, чтобы ты раздобыл батареи для них. Указал место. Цена, сказали они, значения не имеет.
– Щас я их разочарую до невозможности. Я не знаю, где находятся эти чертовы батареи.
– Тогда… – Свен старательно изучал свои ногти, – тогда они хотят, чтобы ты шлепнул Карелла.
Бедный Виктор. Никто его не любит.
– Не понял. А это еще зачем?
– Они боятся, что Виктор продаст батареи Гильдии колдунов.
– Свен, Виктор тоже не знает, где эти батареи. Он ищет. Для этого ему нужен я. Он уже предложил мне работу.
– Какую?
Меня начали одолевать сомнения. Не спишут ли меня на берег сразу вслед за Карелла?
– Это неважно. Я все равно отказался.
Якобсон помолчал лет сто, тяжело вздохнул, убрал со своего лица улыбку и тихо заговорил:
– Я не должен тебе этого говорить. Если хоть кто-то об этом узнает, то я стану покойником. Если хоть кто-то заподозрит – я стану покойником. А у меня дети. Три девочки. Их мать погибла, и, кроме меня, у них нет никого, а у меня нет никого, кроме них. Но я тебе кое-что задолжал, сержант. Свою жизнь. Там, под Фортенсбергом, ты меня спас. Потому я и согласился идти на эту встречу. Чтобы предупредить. Им до чертиков нужны батареи, но еще больше им надо, чтобы они не попали в другие руки. Поэтому Карелла должен умереть. До вчерашнего дня они еще колебались, но этот банкир – Флинк Тимтай – он их уговорил. Или запугал. Сейчас все жаждут крови Карелла, и догадайся, кто будет следующим?