Вот же гад, нет, чтоб сразу прихлопнуть, так ведь измывается, нервы мотает, садюга! – тоскливо размышлял Иван в ожидании неизбежной расплаты. – И кто заложил? Может, купец подставной был? – от этой мысли Волгин снова вспотел.
Ему внезапно припомнились несущественные, а может и не существовавшие детали их скоротечной сделки, странные ужимки и слова контрабандиста, его готовность купить ракету буквально за любые деньги. – «Точно подстава была!»
– А ты у нас проказник! – продолжал, как ни в чем не бывало журить полковник Ивана. – Мы то думаем: летает себе человек и свой он в доску, а тут вот, значит, такие дела открываются. Не знаю даже, что нам с тобой… точнее с вами, – странно поправился полковник, – делать?
– Готов отвечать по всей строгости полевого Устава! – выпучив глаза от усердия, вскочил Волгин, снова вытянувшись в струнку.
– Ты, это, брось свои прыжки! Садитесь, Волгин, садитесь! У вас, что голова спьяну не варит, какой еще полевой Устав? Такие дела Устав не предусматривает, тут мы можем только сами решение принять, по-свойски, так сказать.
«В распыл пустят, по-свойски вывезут в шлюпке подальше в космос и списанной торпедой шарахнут, блин! Неужто, за пять сотен такое могут сотворить, а почему только ему так повезло, почему никого из участников сделки в приемной не было видно, может их уже того, по-свойски? Свиньи, гады, лучше застрелиться из табельного бластера прямо тут в кабинете, чем дожидаться в темноте и тишине, пока тебя на молекулы распылят!» – он не заметил, как пальцы судорожно заскребли по кобуре бластера, тщетно пытаясь расстегнуть заевшую застежку.
– В общем, Волгин, вам, наверное, теперь в космофлоте служить не захочется. С такими деньжищами вы, по всей видимости, сможете сами себе купить небольшой флот и, может быть, вам понадобится для него по настоящему профессиональный командир. Я в вашем полном распоряжении, господин Волгин, только прикажите! – улыбка на лице полковника казалась уже шире лица, а в глазах его горела такие нежные любовь и обожание, которые только могла исторгнуть суровая душа старого служаки.
С этими словами он протянул бумагу совершенно запутавшемуся в чувствах и предположениях Волгину.
«Настоящим уведомляем, на текущий счет лейтенанта Волгина Ивана Михайловича зачислено пятьсот миллионов кредитов.»
И подпись «Начальник бухгалтерского указа Кузьма Ерофеич Степанов». Иван бумажку перевернул, на просвет посмотрел, понюхал и еще раз перечитал написанное – суть не изменилась. В одночасье на него свалилось с неба неожиданное богатство. Сумма несуразная, но странно знакомая, как будто… сон и не сон был.
– Виски, текилу, что пьют нынче миллионеры? – участливо поинтересовался полковник, глядя на совершенно невменяемого Волгина.
– Виски, текилу, водку, если не сложно? – пробормотал он вновь осипшим голосом. – Что-то никак мозги в кучку собрать не могу, ваше превосходительство, – жалобно извинился Иван перед полковником.
Врубель понимающе кивнул, подмигнул и скомандовал через коммутатор секретарше.
– Люсенька, пару виски без содовой и лимончик, быстро!
Люся торпедой влетела в кабинет, неся заказанную выпивку. Складывалось впечатление о большой предварительной подготовке. Похоже, полковник был не первым, кто прочитал бумагу. Секретарша пролетела над ковром нежной бабочкой и опустила подносик в непосредственной близости от Волгина, обдав его умопомрачительным ароматом духов и открыв его взору Ивана вселенскую глубину декольте. Зачем-то прикоснулась к его плечу, словно смахивала невидимую соринку, пронзила взглядом и задышала призывно.
Сказать по правде в этот момент она совершенно игнорировала присутствие в кабинете непосредственного начальника, словно роли тут внезапно изменились. Полковник, почувствовавший измену любимой секретарши, побагровел как рак, но быстро взял себя в руки и, дотянувшись через весь стол до заветного стакана, одним махом опрокинул виски в рот.
– Людмила! Людмила Ивановна, будьте любезны покинуть кабинет! – рявкнул на секретаршу полковник.
Люська проигнорировала слова начальника, словно он не с ней говорил.
– Люся, одна нога здесь, другая там, мигом накрой стол, сообразно моменту! – обиженным медведем рявкнул полковник на млеющую от общения с новоявленным миллионером секретаршу.
Люська оскорбительно фыркнула в сторону полковника и удалилась. Но как удалилась? Ступая ножкой за ножку, соблазнительно покачивая крутыми бедрами, явно намекая, что продолжение последует, как только Иван покинет кабинет.
Находясь под впечатлением, Волгин едва не вылил виски на брюки, неловко сдернув стакан с подноса. Крепкий напиток продрал до самой макушки и внес наконец-то ясность в мысли. Хотя вокруг той ясности зияла ослепительная зияющая пустота.
– Чтоб я сдох! – произнес он запоздавший тост.
Допив бутылку доброго старого виски, за ней странного вкуса текилу и, запив все это водкой, Иван окончательно подружился с полковником, они выпили на брудершафт и перешли на «ты». Иван свято обещал в самое ближайшее время купить десятка два новых истребителей, создать охранное агентство и назначить его командиром, то есть директором Врубеля, а на секретарше обещал непременно жениться.
При этих словах мельтешащая то тут, то там Люська взвизгнула от радости и плюхнулась к Ивану на коленки, спеша застолбить золотоносный участок. С этого момента слова полковника доходили до ушей Ивана через непрерывное Люськино щебетанье. Что именно рассказывала Люська, Иван не особенно слышал, но в розовых далях всплывали дворцы, яхты и даже собственные острова на курортных планетах.
Иван никак не мог сообразить, чего он надумал жениться на Люське. Погулять – всегда пожалуйста, но чтобы пилот по собственной воле себе хомут на шею накидывал, да лучше в бою погибнуть. То ли напитки были подходящей крепости, то ли декольте навязчиво присутствовавшее в поле зрения способствовали обещаниям, но из кабинета полковника Иван выходил почти его начальником и почти женатым человеком. Но потом была вечеринка по поводу неожиданного богатства, внесшая смуту в светлые мечты новорожденного миллионера.
– 18 —
Офицеры меню не читают,
они его заказывают!
В кабачке с непонятным для непосвященного названием «В последний путь» гуляли господа пилоты. Гуляли именно так, словно каждый из них прямо сейчас отправлялся в последний путь – широко, разгульно, денег не жалеючи. Кто знает, что сулит пилоту следующий вылет. Одно точное попадание, один неверный маневр и безжалостный космос примет в холодные объятия крепкого молодого парня. И потому гуляй, пилот, гуляй, как в последний раз, трать все до копеечки. Особенно, когда чужие деньги тратишь.
Дым коромыслом, халдеи носятся, высунув языки, подтаскивая крепким молодцам питие и закуски. Во главе стола гордым орлом сидит Иван Волгин, глаза его горят ехидным огнем, губы кривятся от плохо сдерживаемой широкой улыбки. По всему видно, таится в душе пилота тайна страшная и не может она более внутри сидеть, требуется ей воля.
Про то, что Волгин в одночасье разбогател, знали многие, но вот о размерах богатства могли только догадываться. Для кого и сотня кредитов – богатство, а кому и миллион – мелочишка на молочишко. Потому тайна продолжала терзать умы собравшихся, а Иван держал паузу, как заправский актер, нагнетая всеобщее возбуждение. Наконец он грохнул об стол тяжелой глиняной кружкой и повел речь:
– Все, братцы, закончилась моя царская служба, теперича я вольная птица!
– Тю на тебя, совсем сдурел! Куда собрался? Что делать будешь, когда деньги кончатся? Ты же ничего не умеешь, кроме как в истребителях летать и из пушки стрелять. Точно сдурел! – галдели друзья собутыльники.
– Ша! Без базара! Если Волгин сказал все, значит все! – Иван отхлебнул из кружки и победно ухмыльнулся, – А это видали? – Он вытащил из кармана кителя пачку купюр и швырнул их на стол.
– Банк ограбил? – за всех сделал вывод штурман полка.
– Неа! – Иван счастливо улыбался, купаясь в лучах всеобщего изумления.
– Клад нашел? – выдохнул главный механик.
– Пальцем в жо…, пардон тут дамы, пальцем в небо, ха-ха-ха! Официант, еще пива и это… почему дамы скучают? Давай всех за наш столик, Иван Волгин гуляют! Официант, ты понял?
Официант подмигнул напарникам и в момент ока столы оказались сдвинуты, бутылки и закуски богато усыпали скатерти, девушки без лишнего жеманства порхнули к загулявшим пилотам.
Веселье набирало обороты, подтягивались пилоты и техники, узнавали в чем причина веселья и смело окунались в пучину пьянки, благо никто укорота не делал и в напитках отказа не было.
Иван Волгин гуляют… эхом звучало в голове Ивана, он не осознавал до конца причин своего внезапного богатства, но факт оставался фактом даже после пятой бутылки медовухи. Причем не простой медовухи, а той самой, что он проспорил проклятому поляку, чтоб он сдох скаженный.
Разделяя с друзьями и собутыльниками радость неожиданного богатства, Иван не переставал думать, как же так случилось, что приснившиеся деньги, сами собой свалились ему на счет. Может они случайно заблудились в дебрях банковских счетов и неожиданно упали в иссохший колодец Иванова благосостояния? Значит, сон в руку был! А снами известно кто ведает, не сами по себе такие счастливые сны бедному пилоту снятся.
Стало быть, все правильно, справедливо, так бог решил – обрадовался Иван неожиданной догадке и расплылся в счастливой улыбке. По всей видимости, только тяжкие думы о причине и первоисточнике неожиданного богатства удерживали Ивана в сознании после пятой бутылки медовухи. Разрешив загадку, Иван пал жертвой излишнего возлияния – говоря по-русски, свалился под стол и счастливо уснул, пристроившись на глиняном кувшине, словно на пуховой подушке.
Последняя мысль, мелькнувшая в сознании Ивана, показалась ему странно знакомой: «Меньшиков! Твоя цель Меньшиков! Ты должен найти Меньшикова!» Он улыбнулся причудам пьяного сознания, отмахнулся от той мысли, как от назойливой мухи и продолжил падение в сон.
Где-то на грани между сном и явью Иван споткнулся о так и нерешенный вопрос, каким образом сигнал о бедствии пришел раньше, чем то бедствие произошло? И как в недрах системы слежения пересекутся два факта – сигнал, которого не было и сигнал, посланный по его, Ивана, приказанию? Но мысль эта не потревожила Иванова сна, шмыгнула серой рыбкой и пропала в темной мгле.
По странной иронии судьбы счастливому миллионеру снов в этот момент не снилось никаких. Видимо Господь посчитал свою миссию по отношению к рабу божьему лейтенанту Ивану Волгину исполненной и направил благодеяния свои на прочих праведников. Так это или иначе, нам не ведомо, но спал Иван долго и проснулся в состоянии ужасного похмелья.
– 19 —
И снится нам не рокот космодрома…
Иван с трудом приоткрыл глаза и медленно обвел мутным взглядом окружающую его реальность. Удручающая действительность с трудом добиралась до сознания, порождая в мозгах ужасное по своей сути осознание. Камера… одиночная… он прикован… за руки и за ноги… мама родная, сколько ж я народу убил???
И главное – в памяти пусто, как в церковной кассе. Видать пытали палачи поганые, на дыбе крутили, батогами били, иголки под ногти загоняли раскаленные. Он вздрогнул от ужаса и попытался взглянуть на руки. Но руки не смогли поднять тяжелые цепи. Да и полутьма камерная скрывала от взора ужасные подробности пыток.
Боже, как все болит, особенно голова, словно кто молотом бьет по наковальне в самой черепушке. Трудно дышать, как хочется пить, сволочи, палачи! Он с трудом захрипел, пытаясь крикнуть, и вновь бессильно упал.
В тот же момент дверь камеры заскрипела и открылась. В дверном проеме на фоне яркого света возникла молчаливая темная фигура. От нее веяло ужасом, она была предвестником смерти, посланцем ада, ужасным свидетелем последних мгновений его жизни.
– Казнить? Уже? Желаю апелляцию подать… – едва слышным голосом, с трудом шевеля распухшими губами, потребовал Иван.
Имеет право… он боевой пилот… жизнь за царя клал… или еще чего клал куда-то… нельзя без суда и следствия к стенке и в распыл! Мы еще поборемся, мать вашу, сатрапы.
– Вашбродь, какую такую апелляцию? Вы рассольчику вот хлебните, апелляция подождет.
Раздался громоподобный щелчок выключателя и камеру залил яркий дневной свет. Иван зажмурился от боли в глазах. Холодный рассол сам собой потек в открытый рот, растекаясь по организму живительным эликсиром.
– Во-о-о-т, так то оно лучше будет! А то апелляцию, иде ж ее найдешь в нашей бордели? Без апелляции обойдемся, к лешему ее. Аппеляция, паря, тебе не треба, пей рассольчик и отдыхай. Куды теперь спешить то? Теперича, соколик, спешить некуда.
Одно к одному, в цепи заковали, апелляция не поможет, видать расстрельная статья ему вышла. Сейчас напоит изверг и поведет приводить приговор в исполнение. А там…
– Отец, – сызнова продрав глаза, он увидел перед собой лицо пожилого солдата, – за что меня сюда? Много я народу убил? – тоскливо спросил Иван, рисуя в голове самые мрачные картины.
– Не, народу никого не убили, вашбродь, а вот мебеля… мебеля изрядно и все вдрызг.
– А за что же меня приковали тогда? – с обидой в голосе спросил Иван.
Перебор получается, с какой стати такие меры, в первой что ли мебеля крушить по пьяной лавочке? Отродясь такого не водилось, чтобы за убытки заведению в камеру и на цепь сажали, как убивца какого-то.
– Вы сами изволили требовать… – ухмыльнулся солдат, обтирая крахмальной салфеткой рассол с лица Ивана.
Сам? Вот тебе бабушка и Юрьев день! Новые времена настали – с каких это пор в тюрьму по желанию сажать стали? А суд на что, а присяжные с прокурором? Произвол, бардак! Или врет старик, мозги пудрит, наводит тень на плетень, а концы то с концами не сходятся.
– От чего же цепи блестят, как золотые? – прищурился Иван хитро.
– А как же им еще блестеть, раз они золотые и есть? – удивился старик. – Я же говорю, вашбродь, вы сами изволили приказать, мол прикуйте меня золотыми цепями к стене и ключ выбросьте в космос.
– Ключ? Выбросить? – в голове Ивана забрезжило ужасное предчувствие. – А как же я теперь? Всю жизнь буду прикован?
– Мы же с понятием, вашбродь, кто же их выбросит, вот они ключики. Только они вам без надобности, браслетики то не защелкнуты!
– Это правильно, это хорошо, – бормотал Иван, освобождаясь от золотых оков. – Погодь, отец, браслетики то никак тоже золотые?
– А то ж! – ухмыльнулся в усы старик.
– Тут золота килограммов на пятнадцать! Кто же так разорился, извиняюсь спросить?
– Вы и заплатили, вашбродь! – усмехнулся солдат, высвобождая затекшие руки Ивана из золотых оков.
– Вот тут ты врешь, отец, откуда у меня такие деньжищи, ограбил кого что ли? – съязвил Волгин, поймав старика на самой откровенной брехне.
По чести сказать, в голове Ивана, как и в кармане, давно уже было, как в степи после пожара – пусто, сухо и темно. Одна непрерывная тоска и тяжесть. Но главное помнил хорошо – с его пилотским окладом такие цепи не купить. Одно из двух: солдат врет или он точно кого-то ограбил.
– То не моего ума дело, но после того, как вы шесть штурмовиков купили, у вас еще тех денег изрядно оставалось.
– Я? Штурмовиков? Отец, ты меня ни с кем не путаешь? – пришедшая было стройность мыслей вновь разлетелась в пух и прах.
– Вас перепутаешь, вашбродь, – ухмыльнулся старик. – Вы же вчера деньгами сорили, как семечками. Сколько служу, такого отродясь не видывал.