– Мистер Горан, – к начальнику вплотную подошел напарник Лягушки, – Мне необходимо вам показать кое-какую документацию, касающуюся нашего проекта, – он ловко взял Горана под руку и сильным движением потянул в сторону, – а мой коллега Питер подробно введет мистера Онту в курс предстоящего дела.
– Да-да, конечно. Идемте, – они удалились и исчезли в полумраке комнаты.
– Ну что ж, мистер Онту, теперь очередь за вами. Давайте немного прогуляемся по кабинету, – холодная рука Лягушки слегка коснулась моего плеча и подтолкнула меня вперед.
Меня всего передернуло.
– Вы нервничаете? – уголки губ Лягушки слегка приподнялись в вопросительной улыбке.
– Я просто замерз, сегодня как-то слишком холодно, – только и проговорил я.
– А, понимаю. Я сам не люблю, когда в мою жизнь вмешиваются непредвиденные обстоятельства: будь то погода или работа, – я быстро покосился на него. Мне показалось, что у меня даже слегка вылезли глаза на лоб от его слов. Но он сделал вид, что не заметил изменений в моем лице, хотя, конечно, он все заметил.
– Мистер Горан рекомендовал Вас как очень хорошего специалиста, Онту.
– Мне кажется, Горан как всегда преувеличивает.
– Ну почему же? Только начальство или истинные гении могут опаздывать безнаказанно, – Лягушка подмигнула мне, – Вы, наверное, утром помогали вашей матери?
– Я…? Я… проспал.
У меня начинал заплетаться язык. Его намеки и наводящие вопросы затуманивали мне мозги.
– Откуда, откуда вы знаете про мою мать?
– Мы не принимаем на работу, пусть даже проектную, не проверенных людей, господин Онту, – Лягушка подошла к кулеру с водой и налила пол стаканчика воды.
– Возьмите, – Лягушка протянула мне стаканчик, – быстрее согреетесь.
– Спасибо, – я неловко кинул ему в знак благодарности и сделал небольшой глоток.
– Мы всегда рады помочь тем сотрудникам, кто лично нуждается в нашей помощи. Или их родственники нуждаются в нас, – Лягушка остановила на мне свой пронзительный взгляд. Его глаза буравили меня.
У меня пробежали мурашки по спине, и вообще складывалось впечатление, что его глаза работают не хуже любого детектора лжи.
– Ээээ…. Что-то типа корпоративной социальной ответственности, – я решил скосить под дурочка.
Брови Лягушки слегка вздернулись от недоумения.
– Если вам удобно называть это именно так, – он кашлянул.
Мы молча обмерили друг друга взглядами.
– И что же говорит вам ваша корпоративная социальная ответственность? – я улыбнулся наглой, полной самоуверенности улыбки.
– Она говорит нам о том, мистер Онту, что мы должны помогать близким наших сотрудников, особенно если это требует определенных больших материальных затрат для последнего.
– А с чего вы решили, что я несу определенные большие материальные затраты? – еще секунда, и меня могло понести.
– Ваша мать серьезно больна, и в ее случае обычными средствами не поможешь. А на не обычные средства нужны деньги, большие деньги, которые превышают скромную зарплату человека, занимающую должность вроде вашей, – он вплотную подошел ко мне и наклонился к моему уху, – здесь нужен гений хакера. Гений человека, который готов взломать любую систему и слить хранившуюся на ней информацию нужным людям, не за просто так, разумеется.
В груди у меня все оборвалось. Глаза остекленели. Он отошел от меня на прежнее расстояние.
– Как вы знаете, наши законы очень строго взыскивают за подобного рода проделки. Лично я знаю пару случаев, когда таких ребят ловили, взимали с них огромные штрафы за причиненные ими материальные убытки, а потом ребятки очень быстро исчезали. А их бывшие коллеги по официальной работе делали вид, что они и вовсе никогда не знали такого человека, – Лягушка слегка покрутила шеей из стороны в сторону.
– Я верю в справедливость нашего Мирового Правительства и в то, что оно никогда не накажет невиновного человека. Хотя даже если, – я запинался – этот человек и будет виноват, то у него, наверняка, были…. то есть… есть обстоятельства, которые толкнули его на это!
– Ну не горячитесь, Онту, – Лягушка улыбнулась.
– Я… я…
– Коллеги! – к нам подбежал Ольве. Его лицо было красным и мокрым.
– Коллеги! Для нас накрыли стол с шампанским! Пойдемте выпьем за наш проект!
– Да, господин Ольве, я как раз собирался отвести вашего друга к праздничному столу.
Лягушка развернулась и, плавно переставляя ноги, пошла в сторону накрытого фуршетного стола.
– У меня достаточно денег! – громко прошипел я вслед удалявшейся фигуре, – я смогу обеспечить и себя, и свою мать, чего бы мне это не стоило!
Лягушка остановилась, повернула в мою сторону лицо и с гадкой улыбкой на лице произнесла:
– А с чего вы решили, что я говорил о вас?
– Коллеги! – Ольве кричал из дальнего конца комнаты. – Ну не хорошо же заставлять себя ждать!
Глава 3
– Почему ты мне никогда не рассказывала об отце? Почему он уехал? – я пристально посмотрел в глаза матери. Они увлажнились, второй подбородок слегка подрагивал от волнения.
– Зачем бередить воспоминания о том, чего практически и не было?…
Она молчала. В этой гнетущей тишине я буквально слышал, физически сам ощущал, как встает камень у нее в горле и частыми становятся всхлипывания.
– Онту… ты пошел в отца. Такой же маленький компьютерный гений, как и он.
Она снова замолчала и затеребила в своих иссушенных старческих руках грязный носовой платок с вышитыми на нем инициалами.
– Твой отец всегда знал, что не хочет жить жизнью простого обывателя. Он в прямом смысле насмехался над большей половиной человечества, которая жила по древнему, как оно само, принципу: ты рождался, учился, женился, поступал на работу, заводил детей, работал на протяжении десятков лет и почитал за великое счастье поехать в отпуск раз в году, выходил на пенсию, еще неопределенное время прозябал в почетной нищете и умирал. А потом твои дети повторяли этот же круг: учились, заводили свою семью, заводили своих детей, которых по-человечески могли вывезти раз в год и т. д…. Еще до нашего с ним замужества твой отец поставил меня перед фактом, что наш брак ничего не поменяет в его жизни и если он посчитает нужным, он уедет от нас реализовывать свои амбициозные планы.
Мать примолкла и промокнула платком покатившиеся по лицу слезы.
– Ооо, амбиции у него лились через край. Это похоже на палку о двух концах. Представь себе человека, который обладает воистину гениальными способностями. И он знает о том, что ими обладает. В первом случае, он знает, что он гений, и трезвонит об этом всему миру на каждом шагу при каждом случае. До какого-то момента его готовы слушать и слушают: «Мол, о себе надо заявлять, все правильно делает». А потом наступает момент, когда гения становится много, его слов и требований становится слишком много. До того много, что все вдруг начинают называть его амбициозным глупцом, который может только хорошо и много говорить. Такого глупца излишние амбиции погубят, попридержи их при себе. Во втором случае, человек знает, что он гений, но он не хочет никому об этом говорить. До какого-то момента его увещевают в том, что излишняя скромность ни к чему, если есть дар – поведай о нем всем. А потом наступает момент, когда скромный гений, рогом упершийся в свою скромность, становится уже никому неинтересным, его быстро предают забвению. И в том, и в другом случае общество предает тебя забвению. Наверное, твой отец относился скорее к первой категории гениев. Не только его слова, но и выражение его лица, его поза и походка как бы говорили о его избранности. Сам он считал себя великим… Возможно, он был осведомлен о предстоящих событиях, поэтому в такой спешке собирался в Канаду. Это произошло незадолго до того, как были открыты границы государств, и мы вступили под правление Мирового Правительства.
Мать глубоко вздохнула. Каждое произносимое ею слово давалось с большим трудом. Голос подрагивал и начинал хрипеть.
– Сейчас мы живем в эпоху относительной стабильности, а тогда нам всем казалось, что наступил Последний день человечества. Одни страны только и ждали момента, чтобы открыть свои границы и пойти навстречу всеобъемлющей глобализации, другим эта затея встала поперек горла. Тогда страны Ближнего Востока пытались дать отпор и образовали собственную конфедерацию государств. Но она существовала недолго. Экономическое эмбарго, постоянный контроль и слежка на пограничных границах, дипломатическое отчуждение и многое другое привело к тому, что им пришлось сдаться… До них… и еще долго потом продолжалось массовое переселение народов… Мать хмыкнула.
– Половина населения одной страны, всегда считавшая, что жизнь в стране-соседе гораздо лучше ее, тут же устремилась туда, а половина населения страны-соседа – к ней. И им даже в голову тогда не закралась мысль о том, что теперь между ними с приходом новой власти не стало никакой разницы. Ни стало тех, кто был лучше и кто был худше…
Она устремила свой уставший взгляд куда-то в окно. Казалось, мать вспоминала и снова переживала в своей памяти события тех времен, тех страшных перемен, перед которыми их, таких юных и неопытных, поставила жизнь.
– С тех пор за все годы отсутствия мы не получили от него ни одной весточки. Мои родные, его родные, все мы безуспешно пытались его найти, куда-то писали, чего-то ждали, на что-то надеялись. Потом нам это надоело. По какому-то негласному и одновременному решению мы сошлись на том, что нам гораздо проще и удобнее считать его просто без вести пропавшим. Я не говорю сейчас о смерти. Нет. Такой человек, как твой отец, не мог просто так умереть или погибнуть. Он живой, только где-то не здесь, где-то там, о чем мы не имеем ни малейшего понятия…
Ее слова угодили мне прямо в сердце. Я сидел и весь кипел. Нет, я не осуждал ее, хотя, мне кажется, мог бы. Выходя замуж, она сама пошла на такое потенциальное одиночество, и стоило только наступить этим самым условиям, как она довольно скоро отказалась от мужа совсем. Я очень хочу, чтобы она не была одинока, но и сам не в состоянии сгладить этого чувства…
– Онту… милый… если бы мне даже сказали, что твой отец спустя столько лет где-то рядом со мной, и я могу его увидеть, я бы отказалась от этой возможности. Мое сердце с таким трудом затянулось за эти годы, что дырявить его снова я не нахожу нужным, да еще и на старости лет. Я наконец-то повзрослела и стала эгоистичней.
Она глубоко вздохнула.
– Но у меня есть ты… – она взяла мою руку в свои и грустно улыбнулась, – я никогда не стану осуждать тебя за то, что когда-нибудь, вдруг, ты решишь его найти. Только меня с тобой не будет.
– Я даже никогда не думал о том, чтобы его искать… Я потупил глаза в пол и почесал затылок. Я чувствовал себя еще более раздавленным, чем когда вышел из рабочего офиса.
– Боже, сынок!!! Прости свою глупую мать. Наверное, все женщины с возрастом становятся болтливыми и нравоучительными. Но я ни в коем случае не хочу тебя ничему учить, ты уже слишком взрослый мальчик для этого, – она крепко сжала мою руку в своих руках и поцеловала ее, – лучше расскажи, что за день сегодня был у тебя. Мне показалось, или ты сегодня сильно не в духе?
– От тебя ничего не скроешь. Да.
Она пристально вглядывалась в меня.
– Просто я не люблю сюрпризов мама, а из сегодняшнего сюрприза может выйти история.
– Ты можешь подробнее рассказать?
– Да так… необычное деловое предложение с необычным продуктом и необычным клиентом…
– Тебе не кажется, что слишком много необычного на один сюрприз?
– Кажется, но я уже ничего не могу изменить, – я, в свою очередь, сжал ее руку.
– Будь осторожен, Онту.
– Да, да, мама… я крепко ее обнял. – Мне пора идти.
– Конечно… подготовь мне только таблетки и, если не сложно, сделай бутерброд с ветчиной, я немного проголодалась.
Я встал и пошел на кухню. Через минуту оттуда послышалась ругань.
– Что случилось? – мать передернулась в кресле.
– Да так… палец слегка порезал, – я подошел к ней с тарелкой в одной руке, порезанный палец другой руки при этом держал во рту.
– Ровным счетом ничего не изменилось, – мама улыбалась доброй и искренней улыбкой, – в детстве я от тебя завязывала все шкафы, чтобы ты случайно ни на что не напоролся, и мой взрослый мальчик все равно находит острые углы.
– Мама… – я невольно улыбнулся.
– На, возьми… – ее лицо стало серьезным, и она протянула мне свой носовой платок с вышитым на нем инициалами, – боюсь, что сейчас я не найду тебе ни пластыря, ни бинта. Перевяжи хотя бы им.
– Аххх, с кем не бывает. Мне просто нужно отдохнуть.
– Конечно, иди.
Я оставил ее сидеть на диване с подогнутой под себя одной ногой. Гостиная быстро уходила во мрак приближавшейся ночи – на улице вечерело.
Глава 4
На улице было всего начало седьмого, но кругом уже стемнело. Я давно снял свою перевязку и теперь просто мял платок в кармане своего плаща по типу того, если бы это были настоящие четки. Один темный проулок сменял другой проулок, один темный и грязный пригород сменял другой. Где-то далеко, по другую сторону города, сейчас в спальных районах улицы были освещены электрическим светом, днем и ночью там было светло, и, на первый взгляд, безопасно. Криминальная обстановка во всем городе была накалена, но там, где был свет, криминальная сторона жизни принимала несколько иную сторону в отличие от той, что царила в той части города, где проживали я и моя мать. Разница лишь состояла в том, что в спаленках жил богатенький преуспевающий класс города. Этим счастливцам вместе с продажей квартиры в спальном районе продавалась еще и гарантия того, что этот уличный свет, зажигаемый по ночам, будет гореть у них всегда, независимо от обстоятельств: «Продается квартира в элитном районе со всеми коммуникациями: светом, водой и газом, – охраняемой территорией и ночным освещением!». Что же касалось нас, то гарантия ходить по освещенным в ночное и пасмурное время улицам исчезала сразу же, как только кто-то из жителей квартала не мог оплатить коммунальные услуги. Когда впервые остро встал вопрос об истощении месторождений нефти в Прикаспийской впадине и Персидском заливе, Мировое Правительство решило, что оно лишит прелестей коммунальных благ тех, кто не может ими грамотно распоряжаться. Таким образом, отключение уличного света в ночное время встало в длинный черед воспитательных мер, которыми Правительство наказывало недобросовестных плательщиков. Эта мера наказания была очень популярна в высоких кругах, так как, во-первых, казалась действенной, а, во-вторых, была обусловлена истощением месторождений: «Мы дадим их только тем, кто может за них хорошо заплатить».
Я прошел еще один переулок. Меня уже минут 10 что-то беспокоило. Накатил необоснованный страх. Так бывало со мной и ранее. Вроде ты живешь обычной жизнью, но вдруг тебя накатывает волной паники, объяснить причину которой ввиду неожиданности ее возникновения представляется невозможным. Ты идешь, ты живешь с этим чувством, пока либо не сходишь с ума, либо не успокаиваешься сам собой с трудом.
Мне отчетливо казалось, что все эти десять минут меня кто-то преследовал. Что-то скрюченное, мешковатое делало уже не первый поворот вслед за мной.
Я решил проверить свое предположение. Впереди рядом с автобусной остановкой стоял одинокий живой еще фонарь, который отбрасывал слабый свет на площадку перед остановкой. Он освещал только краешек скамейки и одну из стен остановки, так что за задней стенкой снова наступала уже кромешная тьма. Я думал, что мне стоит ускорить шаг, чтобы оторваться от того, что преследовало меня, дойти до остановки и спрятаться за эту заднюю стенку, так чтобы меня не было видно. А потом…