Она тихо засмеялась. Я кивнул.
– Возвращаюсь домой. Муж, покойник, как-то странно смотрит. Но ничего. Поужинали, спать легли. Под утро он просыпается – и давай орать! Кто такая, почему в моей постели… Вот ведь дурак, верно? Нашел в кровати женщину, пусть даже немолодую, пользуйся моментом! Кричу ему: «С ума сошел, старый хрыч? Я твоя жена!» А он в визг: жена у него пятнадцать лет как померла, на кладбище похоронена, он честный вдовец и никакая старая ведьма у него комнату не отнимет… Плюнула я ему в физиономию за такие слова – и вон из дома. Три дня по Питеру моталась. Спала на улице, христарадничала, думала, что с ума сошла. И вдруг подходит ко мне почтальон. На улице, представляете? Вручает телеграмму. А в ней адресок на Литейном и предложение прийти. Мне терять нечего, двинулась по адресу. Нашла рядом с Офицерским собранием маленький магазин. На витрины посмотрела – чуть не упала. Время-то какое было? А за стеклом – изобилие… Рыба красная и белая, раки живые, икра черная и красная, вина и шампанское, вырезка свежая, пикули, оливы в рассоле, фрукты глазированные, шоколад… В лучшие годы нэпа такого не видала. Только при царе, да и не во всяких гастрономах… А народ мимо идет – как не видит… Я войти-то вошла, а сама уже ничего не понимаю!
Она посмотрела на нас с Котей, будто проверяя, верим или нет. Пыхнула сигарой и продолжила:
– Вышел хозяин, культурный молодой паренек, посмотрел на меня пристально и говорит: «Да у вас сейчас голодный обморок случится, уважаемая…» Накормил, напоил, все честь по чести. И говорит: «Вас, наверное, забывать все стали? На работе не узнают, в семье не признали?» Я киваю. Вот он мне и объяснил… то, что сейчас я вам расскажу.
– Нет, таких чудес не бывает, – мрачно сказал Котя. – Мы ничего не услышим. Начнется пожар или землетрясение.
– И рассказывает мне тот торговец, что я – избранная.
Котя фыркнул.
– Жизнь – она ведь коротка. Вам пока не понять, вот к шестидесяти годам убедитесь, если доживете. Как в народе говорят: хоть золотарь, хоть царь, а всё – смертна тварь… Но! – Роза назидательно подняла палец. – Это судьба обычного человека. Совсем другое, если ты в своем деле достиг высот мастерства.
– К примеру – в гостиничном? – с иронией спросил Котя.
– К примеру – да, – согласилась Роза. – Или в столярном. Или в живописи. Или в военном искусстве. И вот такие люди не умирают. Они становятся мастерами. И выпадают из жизни!
Я вздрогнул.
– Простые люди про тебя забывают, – с легким сожалением продолжила Роза. – И родные, и друзья. Документы твои рассыпаются. Место твое в жизни становится пустым, вроде как не рождался ты никогда или помер давно. Зато ты становишься мастером и можешь жить вечно. Иногда в своем мире. А иногда в другом. Где ты нужнее.
– Масоны, – сказал Котя. – И параллельные миры.
Роза рассмеялась негромким, снисходительным смехом.
– Молодой человек, не верьте «желтым» газетенкам и дешевым борзописцам… При чем тут масоны? Самые обычные люди, добившиеся настоящего мастерства в своей профессии, вступают в новую жизнь, становятся мастерами…
– Или функционалами? – спросил я.
Роза кивнула.
– Да, некоторые называют так. Но нам, русским людям, не следует портить язык. Мастера! Прекрасное гордое слово. Я – мастер в своем деле, гостиничном. Вы, как я вижу, мастер-таможенник? Восхищена, что преуспели в столь юном возрасте.
– Я не таможенник, – сказал я.
Роза улыбнулась:
– Ну я же вижу! Вы наш. Вы тоже избранный!
– Ложки нет… – сказал Котя и уселся напротив Розы.
– Какой еще ложки?
– Не обращайте внимания… – В Коте проснулся какой-то профессиональный журналистский интерес. – Так вы здесь живете уже восемьдесят лет? Не старитесь…
– Как видите.
– Это ведь не Земля?
– Это Кимгим. – У Розы слово прозвучало мягко, словно с украинским акцентом. – Здесь немного иные очертания материков, но город расположен примерно на месте Стокгольма. Впрочем, я не особо интересуюсь географией.
– А откуда у вас эта гостиница?
– Каждый мастер, юноша, получает место, где может приложить свои таланты. Когда я пришла сюда – через таможню у Николаевского вокзала, здесь стоял полуразрушенный сарай. Но я чувствовала, что это – мое. С каждой проведенной здесь ночью здание менялось. Пока не стало таким, как мне хотелось. – Поколебавшись, Роза добавила: – Если бы я пожелала, здесь вырос бы отель побольше «Европейского». Но мне всегда нравились маленькие уютные гостиницы.
– Так вы не стареете… вы получили возможность заниматься любимым делом и такую гостиницу, как вам хотелось… и какие-то способности, превосходящие человеческие… раны у вас заживают, еще что-то, да? – Котя перечислял, а Роза кивала в ответ. – Вы… вы вроде как не человек?
– Мастер, – сказала Роза.
– И вас таких много? И вы живете в нескольких мирах и путешествуете между ними? Это все уже давно, десятки и сотни лет? Почему про вас не знают?
– Почему же не знают? Вот вы, Константин, обычный человек. Но друг-мастер вам доверился – и теперь вы знаете. Со временем сумеете замечать и других мастеров, эта способность вроде как тренируется. Клава и Петя давно умеют отличать мастеров от обычных людей.
Роза наслаждалась разговором, это было сразу видно. Нечасто, наверное, ей доводилось поучать неопытных мастеров. И не похоже, что она лгала.
Вот только – какой из меня мастер? Какой еще таможенник? Каких высот я достиг, чтобы внезапно превратиться в сверхчеловека?
– А кто вами правит? – не унимался Котя.
– Правят толпой, юноша, – усмехнулась Роза. – Мы – мастера. Мы самодостаточны.
Я мог бы напомнить, что полчаса назад самодостаточный мастер гостиничного дела была привязана к креслу, но удержался. Вместо этого спросил:
– Так вы не знаете, кто на вас напал?
– Местные, – коротко ответила Роза. – Очевидно, среди них был человек, знающий о нас. Вот они и охотились за…
Она вдруг прищурилась и с силой притушила сигару в пепельнице. Я поморщился от резкого запаха.
– Кирилл Данилович, так они же за вами приходили! Да, да, да… несомненно! Знали, что вы ко мне придете, и решили вас схватить. Но просчитались! Скажите-ка, молодые люди, а почему вы ко мне пришли?
– Нас попросили, – убитым голосом произнес Котя. – Одна да… одна ба… одна женщина. Подбросила записку, что надо найти белую розу, и нам ответят на все вопросы. Мы думали, цветок надо найти. Потом решили, что это про гостиницу…
– Вас заманивали в ловушку! Но просчитались! – Роза всплеснула руками. Интрига происходящего явно прибавила старушке экспрессии. – Какое коварство! Я свяжусь с ближайшим мастером-охранником… Вы, вероятно, еще не знакомы со своими соседями?
Я покачал головой. В отличие от Коти я не испытал разочарования. Но как-то плохо вязались между собой подброшенная записка и засада.
– Нам надо вернуться, – сказал я. – Мы, пожалуй, пойдем.
– Что вы! – Роза Давидовна укоризненно покачала головой. – В такую метель? Зачем? Переночуете у меня. Вы почувствуете, что такое гостеприимство мастера! А Клава замечательно готовит, вы поразитесь, какой она искусный кулинар…
– Нам лучше вернуться в башню, – повторил я. – Ну… вы должны меня понять. Как мастер мастера.
Это подействовало. Старуха закивала:
– Да, конечно. Да, я понимаю… Так у вас тоже башня?
– Почему тоже?
– Вы бы знали, – вставая, произнесла Роза, – как предсказуема мужская фантазия. Половина мастеров предпочитают жить в башнях.
Котя выглядел недовольным, но смолчал. Мы спустились вниз, где уже почти не было следов побоища. Мальчик Петя оттирал какие-то пятнышки со стены, его мать гремела посудой на кухне.
– Сейчас зима, – с грустью произнесла Роза. – Вы к нам приходите летом. Много постояльцев, веселый смех, цветы в вазах. Я приглашаю из города музыкантов, здесь играет пианино…
– А почему сейчас никого нет? – спросил Котя. – Я понимаю, зима. Но все-таки? Голая набережная, только фонари горят. Дома закрытые.
– Ну… так не сезон же… – повторила Роза. Взгляд у нее вдруг стал жалкий и смущенный. – Это бывает. В маленьких приморских гостиницах зимой всегда так. А жители… они тоже разъехались.
Котя посмотрел на меня и кивнул:
– Нам и впрямь пора. Очень было… – Он уставился на мальчика Петю, который меланхолично полоскал в тазике тряпку. От тряпки в воде расходилось красное, и Котя, проглотив слово «приятно», закончил: – …познакомиться.
И тут в дверь постучали. Роза Давидовна вздрогнула. Петя уронил тряпку и замер с открытым ртом, из кухоньки выглянула Клавдия.
– Если это вернулись… – начала Роза. – Но ведь вы сможете нас защитить, Кирилл Данилович?
Я пожал плечами.
Роза мельком глянула на люстру – и та зажглась. Гордо подняв голову, подошла к двери и распахнула ее настежь.
В прихожей еще клубился пар и даже летали снежинки. У дверей стоял человек в сером пальто с башлыком, сапогах и меховой шапке. Может быть, лет сорока или чуть старше. И с очень встревоженным лицом. Только когда он увидел меня за спиной Розы, в глазах его появилось облегчение.
– Мастер? – удивленно произнесла Роза. – О… добрый вечер!
– Там, за гостиницей, пять трупов, – сказал человек, не тратя время на приветствие.
– Это ужасно, Феликс! – Роза заломила руки на груди. – Какие-то сумасшедшие люди напали на гостиницу! Они искали молодого мастера…
– Они искали меня, – отрезал Феликс. – Идемте, молодой человек. Вы не один?
– С другом.
Феликс поморщился:
– Что ж, я захвачу обоих… – Он повернулся к старухе: – Роза Давидовна, будьте осторожнее, прошу вас. Вы же понимаете, как нам будет вас не хватать, если случится непоправимое.
– О, Феликс…
Почему-то мне не хотелось пререкаться и терять зря время. Я схватил Котю за рукав и потащил за собой. Мальчик Петя смотрел нам вслед с бесхитростным любопытством, Клава быстро и мелко крестилась, Роза Белая с немым обожанием провожала взглядом Феликса.
Мы вышли в метель.
Экипаж стоял прямо перед входом. Обычный фаэтон с поднятым по причине снега верхом, только не на колесах, а на полозьях. Впряжены в него были две лошади, поводья намотаны на неприметный столбик у дверей гостиницы. Яркий фонарь, закрепленный по правую сторону кузова, светил как раз на сваленные метрах в десяти тела, уже припорошенные снегом.
– И много сказок вам наплела Роза Давидовна? – спросил Феликс, прикрывая за собой дверь.
Котя нервно рассмеялся. Я с облегчением сказал:
– Много. Что родилась в одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году…
– Вечно молодится, – буркнул Феликс. – Ну какая тут разница – пятьдесят или шестьдесят седьмой? Нет, все бы ей приврать… Еще управляющей отеля назвалась, верно?
– Помощником управляющего.
– Горничная она. Была горничной и осталась. И отель ее – мечта горничной. Чисто, тепло и ни одного постояльца. – Феликс поморщился. – Садитесь, ребята. Нечего нам тут делать.
– Она назвала вас мастером… – Я не закончил фразу, но Феликс понял вопрос.
– Еще одна блажь. Мастера, надо же такое придумать… Мы всего лишь функционалы. Да забирайтесь в сани, успеем еще наговориться!
10
С погодой творилось форменное безобразие. Вьюга налетала короткими снежными зарядами, потом ветер утихал, с неба начинали валить крупные рождественские хлопья снега – чтобы через минуту смениться мелкой ледяной крупкой и стригущей дорогу поземкой. Лошади бежали ровно, и сани плавно, убаюкивающе покачивались на ходу. Заднее сиденье в санях походило на узкий диванчик, покрытый меховым чехлом, для ног внизу имелось что-то вроде меховой полости. Я никогда раньше не катался в санях и ожидал гораздо меньшего комфорта.
Мы отъехали от гостиницы уже километра на три, а унылые кирпичные здания все тянулись и тянулись вдоль набережной, и не было ни одной живой души… Хороши были бы мы с Котей, попытайся проделать весь этот путь пешком.
– Меня зовут Кирилл! – запоздало представился я. – А моего друга – Константин. Мы из Москвы.
– Очень рад, – не выказывая особых эмоций, откликнулся Феликс.
Я упрямо пытался поддержать разговор:
– Феликс, почему здесь никто не живет?
– Это заводской квартал, – коротко ответил Феликс. – Промзона. А сейчас праздники.
– И все-таки? Почему совершенно никого нет? – настаивал я.
Феликс потянул вожжи, притормаживая лошадей. Тоже интересное ощущение – машины приучили меня, что остановиться можно в любой момент. Сани проехали еще с полста метров, прежде чем окончательно встали.
– Ты правда хочешь это знать? – спросил Феликс.
Я кивнул. Лицо Феликса было серьезным, даже мрачным. Если бы он сейчас сказал, что город оккупирован инопланетными пришельцами, захвачен вампирами или выкошен чумой, – я бы поверил.
– Вокруг посмотри. Какой идиот в такую погоду отправится гулять по набережной?
Я хотел было ответить – и не нашелся, что сказать.
Феликс усмехнулся. Но тут со стороны моря тяжело плеснуло – будто накатила особенно большая волна. И улыбку с лица Феликса словно смыло этим плеском.
– Есть еще одна причина! – резко ударяя лошадей вожжами, крикнул он.
Лошади в понукании не нуждались. Они рванули так, что нас с Котей отбросило на спинку диванчика. Я перегнулся через боковину саней – и увидел, как за парапетом, за строем фонарей, колышется на воде что-то округлое, темное, усыпанное фосфоресцирующими блестками, с длинными щупальцами, тянущимися к дороге…
Сани неслись теперь вдоль самой стены заводов, максимально далеко от воды. Туша исполинского спрута ворочалась далеко позади.
– Не бойтесь, – не оборачиваясь, произнес Феликс. – Они боятся света и никогда не выползают на дорогу.
Почему-то ничего подобного я не ожидал. Чужой мир был слишком похожим на наш. Здесь могли водиться тигры и медведи – но никак не драконы и гигантские спруты.
– Куда мы едем? – наконец-то спросил я.
– Ко мне. Не беспокойтесь, уже почти на месте.
Сани свернули на широкую улицу – совсем не похожую на те узкие тупики, что разделяли заводские корпуса. Она была освещена – такими же фонарями, как на набережной.
И впереди что-то грохотало. Гремело. Сверкало яркими прожекторами. Неслось нам навстречу. Что-то металлическое, на огромных, метра два в диаметре, колесах, между которыми угрожающе нависал приземистый бронированный корпус с несколькими башенками с тонкими стволами – то ли пулеметов, то ли мелкокалиберных пушек…
Феликс прижал сани к обочине – и ревущая, громыхающая машина пронеслась мимо нас. Остро запахло чем-то химическим. Не обычная бензиновая вонь, а совсем другой запах, чуточку спиртовой, чуточку аммиачный.
– Так и народ подавить недолго, – буркнул Феликс. Обернулся: – Что притихли? Танка не видели?
– У нас танки другие, – тихо сказал Котя. – Они ездят за городом. Степенно. На гусеницах.
– Так у вас и по берегу гулять можно, – усмехнулся Феликс.
С берега, куда умчался колесный танк, часто застучало, будто заработала огромная швейная машинка.
Мы удалялись от берега – и город вокруг оживал, терял свою унылую геометрическую правильность. Пошли здания в два-три этажа, еще не жилого, но уже и не промышленного вида. В некоторых окнах горел свет. От дороги, по которой мы ехали, разбегались в разные стороны узкие улочки.
Снега стало меньше, полозья временами пронзительно скрипели на камнях. Мы свернули, дорога запетляла, и сани стали подниматься в гору. Теперь вокруг стояли внушительные особняки, окруженные садами. В каком-то окне я с радостью увидел мелькнувшую человеческую фигуру: женщина разливала чай. И я понял, чего мне тут так сильно не хватало: нормальных людей. Безумная бабка по фамилии Белая, ее дебильная прислуга, убийцы в черном, даже Феликс, появившийся как чертик из коробочки, – все это были не люди, а персонажи театра абсурда. Такие же странные, как скребущее щупальцами по берегу чудовище или спешивший на рандеву с ним скоростной танк, только в человеческом облике.
А вот женщина, пьющая чай, была настоящей. Обычной. Самые обычные и банальные вещи – они-то как раз и есть настоящие. И даже эта мысль настоящая – потому что банальная донельзя…