Они лишь пару секунд пребывали в заблуждении. Сбоку метнулась гибкая тень, раздался хруст, голову крайнего из насекомых свернуло набок, девушка мгновенно прикрылась им, как щитом, прыснули иглы, хитин царапнул о хитин, а в следующий миг глухой удар проломил глянцевитый череп второй твари.
Двое насекомых медленно оседали, третий, впустую разрядив бионический автомат, с неожиданной ловкостью ушел вбок, стремительно пробежал по деревянным конструкциям, в прыжке оттолкнулся от скалы, меняя траекторию атакующего броска, и… не встретив сопротивления, канул в пропасть, разминувшись с Яной на добрые полметра.
Снизу донесся глухой удар.
– Ну, ты живой? – Девушка шагнула в сумрак, присела подле избитого парня, осторожно приподняла его голову, заглянула в лицо и вдруг смертельно побледнела.
Кровь отхлынула, пальцы дрогнули, губы едва слышно шепнули:
– Антон?!
Он не ответил. Лежал без сознания, словно тряпичная кукла.
Го-Лоит наслаждался. Множество датчиков, расположенных по периметру кратера, передавали ему разнообразные данные. Омни комфортно устроился в одном из недавно отремонтированных отсеков сбитого корабля. Перед ним тускло мерцали сферические мониторы, в их глубинах формировались объемные визуализации мысленных образов Яны, считанные модулем технологической телепатии и переданные сюда для обработки и анализа.
Наверное, единственное удовольствие, которое никогда не приедается, – это тонкие манипуляции с другими существами.
Гибель троих фокарсиан его нисколько не заботила. «Теперь Яна полностью в моей власти», – подумал Го-Лоит. Торжество, ни с чем не сравнимое, ибо каждая постановка выходила за рамки искусства. Ощущение абсолютной власти пьянило. И не важно, каков масштаб события. Иногда столкнуть лбами две цивилизации проще, чем пройти по тонкой грани неведомых ощущений, мыслей, навязывая определенный поступок, играя с именами, образами, формируя события и предугадывая их последствия.
* * *
Яна плакала.
Далеко не светлая жизнь лежала за ее плечами. Она слишком рано повзрослела, выросла в эмосфере мрачной ксенофобии, и до сегодняшнего вечера это казалось правильным, единственно возможным отношением к жестокому миру, к населявшим его инопланетным существам, да и ко многим людям, что уж греха таить.
«Никогда никого не подпускай слишком близко. Не позволяй чувствам возобладать над рассудком» – так учил ее приемный отец.
Прав ли был старый тиберианец?
Яна могла, стиснув зубы, перенести лишения, вытерпеть физическую боль, но внезапный моральный удар оказался невыносимым.
Она вскипятила воду, быстро и умело обработала раны Антона. Он не приходил в сознание. В порезы и ссадины попал неизвестный токсин. Справится ли его организм?
Она закрыла ладонями лицо, замерла, сидя на грубо сколоченной скамье подле лежанки.
Призрак, вернувшийся из прошлого, мгновенно надломил ее глухую защиту, пробудил воспоминания, и Яна вдруг горько, отчаянно захлебнулась непрожитым, вернулась туда, в последний солнечный летний день своей юности…
Губы дрожали. Слезы невольно катились из глаз.
Она смотрела на Антона, узнавая и не узнавая его. Повзрослел. Исхудал. Недельная щетина скрадывала черты. Обметанные жаром губы, синеватые прожилки вен на запястьях, шрам на правом предплечье очерчивали лишь смутно знакомый образ.
Как ты жил эти годы? Кого любил? Вспоминал ли о нескладной соседской девчонке?
Душа кровоточила, но молчала в ответ. «Почему мне так больно? Откуда внутри стылое чувство неправильности, невозможности событий, словно судьба, насмехаясь, швырнула обглоданную кость воспоминаний и теперь выжидает: схвачу ли подачку?»
Холодная ночь кружила над землей. Снаружи доносились рычащая речь норлов и тяжелые шаги мурглов. Им-то что не спится? Потрескивали поленья в очаге. В свете языков пламени поблескивали капельки пота, выступившие на лбу Антона.
Она промокнула их тряпицей.
Его веки дрогнули. Глаза приоткрылись. Полуосознанный, переполненный болью взгляд блуждал, все виделось как в тумане.
– Яна… – сипло, едва слышно выдавил он, вновь проваливаясь в бредовое состояние.
Быть может, ей просто почудился этот хриплый, едва уловимый шепот?
«Он узнал меня? Через столько лет? Думал обо мне? Вспоминал?»
Рассудок кричал: «Не верь! Ты все придумала сама! Конечно, он мог выжить во время того рокового Смещения, но вспомнить тебя, узнать, выдохнуть имя в бреду, на тонкой рвущейся грани между жизнью и смертью – нет, такое невозможно!..»
А как хотелось поверить!
Душа Яны сорвалась в пропасть и падала.
Мы часто не приемлем доводов рассудка. Приходит миг, и вдруг становятся не важны стечения обстоятельств. Надежда не подвержена логике, она безбрежна, наивна, эгоистична и уж никак не стеснена рамками теории вероятности. В любом из нас, на донышке даже самой циничной, очерствевшей души живут призраки, способные вырваться из темницы памяти, причинить боль, обжечь, вернуть утраченное, пусть ненадолго, на минуту, на час или на день.
Лишь под утро Яна забылась тревожным сном.
Нет, она не ждала каких-то светлых событий. Прошлую жизнь не вернешь. Случайная встреча обещала лишь боль воспоминаний и, наверное, жестокое разочарование… в том случае, если организм Антона справится с токсином.
* * *
Ее разбудило громкое хлопанье крыльев и клекот амгахов.
В прореху между шкурами проникал серый свет пасмурного утра. Эхом разносились крики сотен существ, слышался звон инструментов, тяжелая поступь мурглов передавалась ощутимыми вибрациями.
Антон спал. В тусклом сиянии подернутых пеплом, но еще тлеющих угольев его лицо выглядело землистым, осунувшимся. Сквозь повязки проступила кровь.
Яна разбила корочку льда, умылась холодной водой, изгоняя одурь тяжелого, короткого сна.
«Что мне делать?» – Она присела подле Антона, долго смотрела на него.
Так не бывает. Утраченная любовь наивной девчушки не вернется. Взгляд Яны потемнел. Нашу «случайную» встречу подстроил омни? Она коснулась ладонью скулы Антона, укололась о щетину. «Теперь положить левую руку на его затылок и резким заученным движением сломать шейные позвонки, – пронзила отчаянная мысль. – Так будет лучше. Для нас обоих».
Пальцы дрожали.
Горькая, жестокая мысль угасла.
Яна коснулась губами щеки Антона и, не оглядываясь, вышла.
Он пришел в себя на закате.
Веки дрогнули, но не открылись. Антон чувствовал слабость, уязвимость.
«Фокарсиане, – мысль пульсировала, не давала снова впасть в забытье. – Как я попал к ним в плен?!»
Он ведь прекрасно помнил, что погиб… и вдруг вновь ощутил себя живым, покорно бредущим в окружении насекомых по какой-то пыльной, ведущей в гору дороге.
Неудивительно, что сработали рефлексы.
Тело ныло. Ашанги – превосходные бойцы. В одиночку, без оружия, справиться с ними – нереально.
Антон лежал не шевелясь, прислушиваясь к звукам, каждым нервом впитывая проявления окружающего.
Снаружи доносились неразборчивые голоса, слышались удары примитивных инструментов, стук камней, скрипы лебедок, хлопанье крыльев, иногда удавалось уловить речь фокарсиан, пронзительное шипение скелхов, затем вдруг послышались легкие шаги, всколыхнулась занавесь из шкур. Кто-то вошел, остановился подле него, прохладная ладонь коснулась лба, раздался журчащий звук воды, и снова прикосновение, заботливое, умелое.
Антон приоткрыл глаза, взглянул сквозь ресницы и мгновенно потерял самообладание, узнав дорогой сердцу образ.
Девушка, похожая на ангела из мучительных, несбыточных снов, склонилась над ним, обрабатывая раны, но… такое просто не могло происходить наяву!
Он не сумел, да и не пытался сдержать бурю противоречивых эмоций, вмиг захлестнувших его.
– Яна?! – голос прозвучал сипло. Он с трудом привстал, опираясь на локоть, не в силах оторвать взгляд от ее черт.
Девушка побледнела, ее рука замерла.
– Антон?! Ты действительно меня узнаешь?!
– Яна… Как же я мог тебя забыть?! – Он не верил происходящему, но почему-то принимал его. Принимал без объяснений, без логики, без доказательств.
Она изменилась. Повзрослела.
– Господи, Антон! Это невозможно… – Ее губы дрожали. – Сколько лет прошло? – Она невольно отступила на шаг, пытливо всматриваясь в смутно знакомые черты.
Что же делает с нами любовь?
Она таится внутри. Кажется, все давно прошло, забылось, подернулось пеплом, но приходит миг, и душа вдруг срывается в пропасть, падает, обмирая, не предчувствуя дна.
– Я не знаю. Много. Какая разница, сколько? Волею омни – мы живы?! – вырвалось у него.
Ее взгляд мгновенно потемнел.
– Тебя он тоже возродил? – спросила девушка.
– Да. Я помню, что погиб, – фраза далась Антону с трудом.
Наступила тяжелая, неловкая пауза.
Казалось, они разговаривают на одном языке, говорят об одних и тех же событиях, минута страшного прозрения еще впереди, а пока оба растерялись: сильные при любых других обстоятельствах, они хотели бы поверить в чудо, но знали – чудес не бывает.
– Яна, родная, – вырвалось у Антона. – Мне не важно, что затеял Го-Лоит!
– Антон, не надо! – На глаза девушки навернулись слезы отчаянья. – Это неправильно! Нас используют! Мы не могли с тобой встретиться снова!
Он встал, преодолевая головокружение и слабость, шагнул к ней, обнял, прижал к себе, шепнул:
– Что бы ни задумал омни, на этот раз он просчитался. Я так много думал о тебе! Казалось, потерял навсегда и больше не увижу!..
Слезы текли по щекам Яны. Она не смогла ничего поделать, прильнула к нему, задыхаясь от внезапно вернувшегося, потерянного в юности ощущения, когда вдруг перестаешь понимать, где ты, что происходит, да и не важно – ведь она чувствовала частые, глухие, теплые удары в его груди, и ее сердце, очерствевшее, скованное, вдруг замерло, а затем встрепенулось, забилось в унисон.
– Антошка… – Она всхлипнула. – Антошка, милый, ты ведь даже внимания на меня не обращал…
– Глупым был… – Он гладил ее волосы. – Стеснялся.
Они не верили ни одному своему чувству, но тянулись друг к другу – оба иззябшие, ожесточенные, почти надломленные жизнью, но сохранившие в глубине души искру несбывшейся любви, частицу тепла.
* * *
Огонь в очаге разгорался. Снаружи зарядил дождь, дул порывистый холодный ветер, издалека доносилось унылое, монотонное пение норлов, вечер угас, сгущалась тьма.
Ночь кружила над землей, злая, коварная, лютая, пронизанная несбыточными надеждами.
Они ни о чем больше не спрашивали друг друга. Слова утратили смысл или их время пока не пришло?
Омни мог упиваться своей прозорливостью, мнимым знанием тонкостей человеческой натуры – ведь первый порыв неожиданно возрожденных чувств едва не сжег Антона и Яну.
Две рано осиротевшие души, через край хлебнувшие горя и ненависти, потянулись друг к другу, и мир внезапно отдалился, потонул в желтоватых, скользящих по стенам отсветах пламени.
Такое случается раз в жизни, и то не с каждым. Безумие, непохожее на счастье, острая страсть, замешенная на пустоте одиночества, – их чувства слились воедино, растворились друг в друге, время для Антона и Яны остановилось.
Лишь далеко за полночь, когда поленья уже рассыпались головешками, но еще рдели, источая тепло, она вдруг тихо произнесла:
– У тебя рана открылась.
Антон не хотел отпускать ее. Казалось – ускользнет, исчезнет, обернется сном.
– Пустяки.
– Шов разошелся. У меня есть игла и немного ниток. – Она встала, чувствуя себя легкой, как перышко. Мысли только о нем. Словно не было тяжелой, надорванной жизни, смерти, необъяснимого возрождения.
Если снова умрем, то вместе. В один день. В один миг. Она больше не ощущала обреченности в промелькнувших мыслях. Сознание словно переродилось.
Вернувшись, Яна присела, вытерла выступившую на его плече кровь. Ей не раз приходилось зашивать раны, но сейчас рука замерла, не в силах уверенным движением проколоть его кожу.
– Давай, ты чего? – Он улыбнулся тепло, ободряюще, так, что у Яны закружилась голова.
Она быстро, умело стянула края глубокого пореза.
– Антошка, что с нами будет?
Он долго молчал. Яна убрала иглу, нитки, прилегла рядом, прижалась к нему.
– Где мы? – спросил Антон.
– В Первом Мире, разумеется, – ответила она, не задумываясь.
– Первый Мир? Никогда не слышал о таком.
Яна обмерла, напряглась, с трудом делая вид, что все нормально.
Неужели предчувствие не обмануло?
И снова – иней на сердце, секунда напряженного отчуждения, оттенки состояний, – кажется, душа уже изранилась в кровь о туго натянутые нервы.
«Нет! Я не смогу еще раз потерять его! Откуда мне знать, как воздействует технология воскрешения на рассудок? Возможно, он просто забыл некоторые моменты прошлого? Он ведь только недавно очнулся и наверняка дезориентирован». Мысли неслись вихрем, сердце билось неровно и часто.
– Антошка. – Она заставила себя взглянуть в его глаза. – Как ты жил все эти годы?
Он обнял ее.
Го-Лоит с шипением сплел шеи. Наступил роковой момент. Сейчас все решится. Либо его план безупречно сработает, либо… – он замер в напряженном ожидании.
Антон не стал размениваться на слова. К чему, если им обоим вживлены модули технологической телепатии?
Яна невольно вздрогнула, когда образы из его рассудка коснулись ее сознания, затопили его.
Глава 2
Неизвестная точка пространства…
В утреннем тумане все звуки слышатся особенно четко.
Солнце еще не взошло, царили мглистые сумерки, но Антошка уже проснулся, лежал на мягкой, ворсистой, удобной развилке ветвей, ощущая привычное покачивание бредущего дерева, слушая сонный шелест змееподобных трав, вдыхая терпкие запахи токсинов. На душе было спокойно. Он радовался новому дню, предвкушал скорую встречу с коричневым морем, затаив дыхание, мечтал, как сегодня будет бегать по рыжим песчаным отмелям, – ведь кочующий лес надолго останавливался вблизи побережья!
Взрослые постоянно о чем-то беспокоились, но десятилетнему мальчишке их тревоги непонятны.
Он вырос среди альбийских туманов, с первыми осознанными впечатлениями впитал красоту окружающей природы и простой уклад жизни. Тошнотворные для старших запахи воспринимались Антошкой как привычные ароматы, его ничуть не мутило от постоянного чавкающего шума, с которым корненоги бредущих деревьев пожирали змееподобное разнотравье.
Толстая ветвь над головой изогнулась, пружинисто дрогнула. Утренний туман тек густыми полосами, и мальчик не разглядел, кто спустился с наблюдательного яруса, зато отчетливо услышал голос старика Веба:
– Море километрах в десяти.
– Лес, как обычно, остановится на пару недель, – отозвался Глеб Стужин. – Придется попотеть, откапывая шлюз «Корпускула».
– Зря мы послушали корпов. – Старик надрывно закашлялся. – Анклаву тут не выжить.
– Сделанного не вернешь, командир. Думать надо было раньше, когда отступали из Солнечной системы. Здесь, по крайней мере, нас не найдут омни.
– Зато добьют токсины, – мрачно предрек Веб.
Антошка ничего не понял из их разговора. Да и не старался понять, ведь у мальчишки иные заботы. Ему не терпелось дождаться, когда восход солнца растопит туман, отпроситься у родителей и бегом к морю!
* * *
Море было светло-коричневым, мутным, прибрежный песок оранжево-искристым, теплым. Сюда не заползали змееподобные травы, здесь не ступали корненоги бредущих деревьев, и только кистеперые рыбы неуклюже выбирались из воды, чтобы погреться на солнышке, да огромные панцирные многоножки шустро сновали по пляжу, оставляя в песке бесчисленные запутанные следы.