– Успокойся, коммерс. Марсель с кем-нибудь общается здесь?
– Да его все тут знают. У меня только постоянные клиенты, вроде вон, Петровича, – Агоев кивнул на старика. Тот отсалютовал Агоеву и продолжил грызть рыбу. – Хотя последнее время он с Семеном что-то закорефанился.
– Что за Семен?
– Да работяга с железки. На вокзале работает. Ремонтная бригада или типа того. По вечерам мимо моего кафе идет, вот и заглядывает. По пути, так сказать.
– А как Семена зовут?
Агоев развел руками.
– Семен. Дальше не знаю. Все так и зовут – Семен.
– Шикарно, – проворчал Буров. Достав из кармана мятое фото Барыги, позаимствованное в квартире Нинки, показал. – А вот этот тут бывает?
– А, Костик? Ну так, иногда. Правда, редко совсем. Последний раз с бабой своей заходил. Наташка или Нинка, – Агоев покачал головой. – Между нами, кобыла кобылой, что он нашел в ней?
– Любовь зла. Еще раз Костика увидишь, звони мне, понял? – Буров положил на стойку визитку. Агоев опять скривился. Так он выражал половину эмоций из своего небогатого спектра.
– Товарищ капитан… Вы ж понимаете…
– Или ты звонишь мне, или я звоню участковому и в БЭП, – пожал плечами Буров. Скривившись, Агоев кивнул и спрятал визитку под столешницей. Буров, хмыкнув, направился к дверям. Встретившись глазами с пенсионером, он кивнул: – Счастливо, Петрович!
– Твое здоровье! – обрадовался Петрович, отсалютовал и продолжил обсасывать воблу.
+
На углу Ленинградской и Победы располагался небольшой продуктовый павильон. А прямо перед ним разыгралась драка: двое парней отчаянно колотили орущего мужика, который барахтался в пыли и вопил. Они были так увлечены, что даже не заметили подъезжающий наряд ППС. Лишь когда Маржанов включил крякалку, один из парней вздрогнул, обернулся и заорал:
– Менты, валим!
Вдвоем они бросились наутек, но Володя в два прыжка догнал второго и, схватив за шиворот, дернул. Парень грохнулся в кусты у обочины.
– Так его! – заорал благим матом мужик, пытаясь встать. – Бейте его, мужики! Моя полиция меня бережет, е… ть меня тапком!
Второй пытался убежать, но его подрезала патрульная машина. Тут же он вскинул руки:
– Сдаюсь! Я ничего не делал, ничего не делал, я мимо шел!
– Не делал?! Они меня избили! – орал мужик. Он встал на колени, но при попытке подняться во весь рост с матом упал на землю. Мужик был пьян.
– Подъем, – бросил Володя, отступая и доставая на всякий случай резиновую дубинку. – Рыпнешься, получишь по почкам, понял?
– Понял, – буркнул второй парень, вставая. Родимое пятно на щеке, маленькие пустые глаза, короткие волосы. Володя знал его. По глазам Пляскина Володя понял, что и тот узнал его.
– Ну ты и урод, – сказал Володя. Пляскин промолчал.
Маржанов пристегнул беглеца и направился к потерпевшему.
– У вас все нормально? Вам помочь?
– Да гашеный он, как черт, – пробурчал Пляскин. Володя процедил в ответ:
– И что? Это повод избивать? Совсем охренел?
Маржанов с трудом поднял потерпевшего. Тот едва стоял на ногах и чуть снова не упал, но Маржанов успел подхватить его.
– Мужик, е-мое, напрягись, а!
Володя бросил короткий взгляд на потерпевшего. Этого было достаточно, чтобы Пляскин сунул руку в карман и запустил в траву спичечный коробок. Но Володя заметил это движение боковым зрением.
– Что это?
– Где?
– Что ты сейчас скинул?
– Я? Ничего!
Володя подошел к траве, провел по ней концом «демократизатора» и нашел искомое. Поднял коробок, заглянул внутрь. Сухая перекрученная марихуана.
– Опа.
– Это не мое, – буркнул Пляскин. – Даже не думай пришить мне это, понял?
– Это его! – взревел потерпевший праведным гневом, опираясь на Маржанова, чтобы не упасть. – Не слушайте, это его! Они перед моим домом каждый день траву курят! Достали, людям жить не дают, е… ть меня тапком!
– Ты на себя посмотри, синебот! – взорвался прикованный к машине парень.
– Не мое это! – упирался Пляскин. Он успел прийти в себя, осмелеть и недобро прищурился, буравя глазками Володю. – Подкинуть решил? Чтоб чисто мне подгадить, да?
– Пасть закрыл, – процедил Володя. – В машину пошел.
– Не пойду.
Володя не выдержал. Быстро просунув дубинку под его руку, с помощью резиновой палки вывернул ему руку. Пляскин ойкнул. Володя схватил его и, согнув, поволок к машине.
– Гулнар, тащи этого!
Задержанных они усадили в задний отсек, пьяного потерпевшего не без труда затолкали на заднее сиденье. Мужик скатился на пол и стукнулся лбом о дверцу.
– Е… ть меня тапком, – простонал он, икая.
Когда машина отъехала, Володя связался по рации с дежуркой.
– Чашкан, это 18—й, везем пассажиров. Драка. Плюс у одного коробок с наркотическим средством растительного происхождения.
Маржанов, глянув в зеркало заднего вида, увидел, что Пляскин через решетку яростно пялится на Володю.
– Вован, а ты что, знаешь того придурка? – Маржанов кивнул назад.
– Пересекались пару раз, – нехотя отозвался Володя и отвернулся к окну.
Герасимовская была не в двух, а трех кварталах от «Гамаюна», но точный адрес Буров и Муртазин узнали по рации у помдежа. Это был спрятанный в тени деревьев побеленный домик с синими ставнями, чистый и аккуратный. Около калитки – почтовый ящик и звонок. Почему-то Буров был уверен, что им никто не откроет, но после нескольких звонков из веранды дома показалась низкорослая, метра полтора, и худенькая пожилая армянка.
– Кто?
– Полиция, – крикнул Буров.
– Вам кого?
– Ваш сын дома? Марсель?
Авакян, кряхтя, подошла к калитке, открыла, настороженно взглянула сначала на Бурова, затем на Муртазина. Муртазин ей чем-то не понравился – она нахмурилась и повернулась к Бурову. Опер показал ей удостоверение и повторил:
– Мы из полиции. Уголовный розыск.
– Марселя нет.
– А где он?
– Откуда я знаю? Где-то ходит. У него свои дела.
Авакян говорила на чистом русском, без малейшего акцента. Она поколебалась, прежде чем спросить:
– У него опять какие-то неприятности?
– Не думаю, – соврал Буров. – Нам просто нужно с ним поговорить. Может, дадите номер его сотового?
– У меня нет телефона, так что зачем мне все эти номера?
Вмешался Муртазин.
– Вы, конечно, извините, но… можно проверить? Вдруг Марсель все-таки дома?
Авакян одарила его холодным взглядом.
– Пожалуйста. Только не вы. Вы стойте здесь. Он, – женщина указала на Бурова. Опера иронично переглянулись, и Буров шагнул во двор.
Он обошел весь дом, заглянул в каждую комнату. Обстановка была небогатой, мебель старой, но везде царил идеальный порядок.
В комнате Марселя он задержался, быстро осматривая обстановку и убранство – он гадал, где Марсель мог спрятать наркотики. Если они вообще у него.
– Убедились? – подала голос Авакян, которая не сводила с опера глаз. – Я не призываю верить каждому, но я честный человек. У меня сын непутевый, сидел два раза, но я-то здесь при чем?
Бурову пришлось откланяться. Напоследок он вручил женщине визитку, попросив передать ее сыну сразу, как тот вернется.
Муртазин ждал его в машине.
– А я ей чем не угодил? – ворчал он. – Рожей не вышел? Недостаточно опухший или что?
– Не переживай, и у тебя когда-нибудь будет шанс, – усмехнулся Буров.
– Что делать будем? Как думаешь, Марсель – тот вообще, кто нам нужен?
– Нинка сказала, что Барыга брал героин у Марселя.
– А вчера она говорила что-то про Кузю и кишки, – отмахнулся Муртазин. – Иваныч, этот Марсель два срока мотал. Грабеж и разбой. Никакой наркоты. С фига ему вдруг к этой теме подключаться, да еще и работать с такими гнилыми удодами, как Барыга?
Буров, одной рукой крутя баранку и следя за дорогой, закурил. Он хотел ответить, но не успел – зазвенел сотовый.
– Буров, слушаю.
– Дежурка, – знакомый голос помдежа. – Тут у нас один задержанный залупается. Требует капитана Бурова и только его.
Ђ
– Анаша твоя?
– Дядь Гер…
– Анаша твоя? – повысил голос Буров. Пляскин сконфузился.
– Георгий Иваныч, ну там коробок же всего. Раскумариться с пацаном решили. Что такого-то? Это же не статья даже. За траву вроде штраф только, да?
– А деньги у тебя есть, на штраф?
– Найду. Можно сигаретку, дядь Гер?
Буров проигнорировал вопрос. Откинувшись на скрипучем стуле, он хмуро посмотрел в глаза Пляскин.
– За что мужика отоварили?
– Да он синий в г… но, вы его видели?
– Ты мои вопросы не слышишь или как, Сергей?
Пляскин вздохнул, всем видом стараясь показать, какой он несчастный.
– У этого алкаша двор заброшенный. Там забор сломан. Весь квартал у него там тусит. Ну, если надо оттянуться или там… Ну вы поняли. Мы там недавно курили. А этот вышел, полено какое-то схватил, давай орать, что еще раз увидит убьет… Как назло, трезвый оказался, козел.
– И за это ты его пинал посреди улицы? – процедил Буров. – За то, что он выгнал вас с собственного двора? Ты реально охерел уже?
– Дядь Гер, да он сам начал, вы у продавщицы спросите! – затараторил Пляскин, боясь, что Буров готов сменить милость на гнев. – Мы чисто за водичкой зашли, а он бухой уже, приперся, увидел нас и давай бычить. А, типа, говнюки, вот вы где! И давай нести всякую хрень. Козел… Ну, мы его подождали, чтоб поговорить…
– Поговорили?
Пляскин промолчал, но после паузы не выдержал.
– Дядь Гер, а типа это… что теперь?
Буров устало протер лицо.
– Ничего. Мужик попался нормальный. Если вы извинитесь, он готов не подавать заяву.
– Да я без бэ, дядь Гер! Хоть сейчас!
– Только слушай сюда, Сергей. Еще раз нарисуешься во дворе у мужика, или хоть как-то криво на него посмотришь – я лично тебя закрою, понял? Лет на пять минимум. По любому эпизоду из твоих подвигов, из которых я тебя каждый месяц, как дурак, вытаскиваю. Запомни мои слова.
– Конечно, конечно, без бэ! – закивал Пляскин, как китайский болванчик. – А это… что с травой-то…?
– Трава останется у меня. Считай, что экспертиза показала, что это табак. Ты накрошил табак в коробок, чтобы приколоться, понял меня?
– Так все и было, ага, врубился! – Пляскин сиял. – Спасибо, дядь Гер, выручили! Ну я это, тогда, типа могу идти?
Буров не мог скрыть неприязнь, с которой взглянул на парня. Не мог и не хотел.
– Сергей, твой отец умер. Когда-то я ему обещал заботиться о тебе. Это единственная причина, по которой я тебя вытаскиваю. Но это было в последний раз, понял меня? В следующий раз я и пальцем не пошевелю. Если ты не возьмешься за голову и не начнешь жить, как человек, тебе конец. А я могу сказать тебе, что с тобой будет лет через пять, через десять, через двадцать. На моих глазах такие, как ты, превращались в животных сто раз. Берись за голову, Сергей. В последний раз прошу.
Пляскин снова закивал. Пятясь к двери.
– Без базара, дядь Гер. Понял, врубился. Все, больше ни-ни. Отвечаю, дядь Гер.
Он врал. Буров этого не видел, вид у Пляскина был вполне искренний – он просто знал, что тот врал. Поэтому опер добавил:
– Иногда я думаю: хорошо, что твой батя не дожил. Хоть не увидел, в какое говно его сын превратился.
Буров склонился к бумагам, давая понять, что разговор окончен. Пляскин, помрачнев, выскользнул из двери. На душе у опера скребли кошки. Буров закурил. Безумно хотелось выпить. Но часы показывали только четыре часа дня…
…Четыре часа дня – конец их восьмичасовой смены. Переодевшись в раздевалке, Володя по традиции заглянул в дежурку. Но сегодня – узнать, кому передали материал на Пляскина. Оказалось, Вере. Володя даже обрадовался. Он поднялся на второй этаж, где в тесном коридорчике справа ютился следственный отдел – и наткнулся на Веру.
– О, а я тебя ищу. Привет.
– Виделись вроде.
– Нет, я бы запомнил.
Фраза вырвалась непроизвольно, мысленно Володя с досадой чертыхнулся. Вера улыбнулась.
– Ты меня искал?
– Да, мне в дежурке сказали, что материал на Пляскина тебе передали…
– На кого?
– Пляскин. Драка на Ленинградской.
– А, это, – кивнула Вера. – Хотели мне, потому что дежурный следователь на выезде. Но там все закончилось, не начавшись. Заявления не будет. Всех отпустили бы уже вроде.
– Как отпустили? Кто, ты?
– Нет, у меня бумажки опера забрали. Сказали, вроде бы давно по этим парням работают… А что?
– Кто из оперов? – напрягся Володя.
– Буров, кажется… – она запнулась. – Я слышала, это твой отец. Что-то не так?
Все не так. Но Вера была не при чем. Он улыбнулся ей, как мог. Получилось натянуто.
– Да нет, все в порядке. Спасибо за информацию.
Кивнув ей на прощанье, Володя быстро спустился вниз. Он был в ярости. Пляскин – конченное существо, отморозок. Даже сегодня: он избивал человека прямо на улице, средь бела дня, а потом нагло хамил ему, Володе – зная, что ему ничего за это не будет. Благодаря покровителю… Сукин сын, подумал он, молясь, чтобы отец не попался ему на глаза.
Отец не попался. В раздевалке все еще копался Маржанов, укладывая в сумку амуницию.
– Я оказывается штаны сегодня перепачкал, опять придется мать просить, чтобы постирала, – заворчал он, увидев напарника. – Ты еще не ушел?
– Гулнар, ты вчера предлагал посидеть где-нибудь?
– Ну?
– В силе?
#
Территория, относящаяся к железной дороге, была внушительной. Длинные склады для товара, переплетения множества путей, амбары и ремонтные мастерские, отстойник для подвижного состава и многое другое. Несмотря на это, само здание вокзала было довольно скромным: оно возвышалось на привокзальной площади, старое, но добротное, с высокими и узкими окнами. Даже сейчас, вечером, перед вокзалом тянулась вереница машин: в основном бомбилы-таксисты.
Территорию обслуживало собственное ЛОВД, которое ютилось в пристрое к зданию вокзала со стороны перрона. Основной личный состав – постовые. Оперов было всего четверо, которыми руководил Раис Улджабаев. Районная полиция работала с линейщиками очень плотно – через железную дорогу приграничного Елецка шло много контрабанды, в том числе наркотиков – поэтому Улджабаев встретил оперов, как родных. Буров показал ему фото Марселя.
– Рожа вроде знакомая, – пожал плечами старший опер ЛОВД. – Сам знаешь, у нас на вокзале кто только не шляется. – в качестве подтверждения он кивнул на перрон, на котором кучками толпились люди, ожидая поезда. – А кто он такой?
– Один уголовник. Марсель Авакян.
– Не слышал. Чем знаменит?
– Пока ничем, но награда найдет своего героя. Есть наколочка, что Марсельчик героином банчит. И не простым. Афганский, чистый, три девятки.
Улджабаев присвистнул.
– Гонишь.
– Отвечаю. Сам офигел. А чистоган к нам как может попасть? По железке.
– Не только по железке, – тут же возразил Улджабаев. – Не надо тут наговаривать. И вообще, это не к нам, а к погранцам.
– Сразу отбрехался, – развеселился Муртазин. – На тебя что, наезжает кто-то?
– В общем, Марсель мутил с одним барыгой. У барыги дом кто-то через мясорубку перевернул…
– Чего?
Улджабаев был не силен в аналогиях, и Бурову пришлось пояснять:
– Обшмонал конкретно. Камня на камне не оставили. И барыга поспешно свалил из города. Есть подозрение, что и Марсельчик решит ноги делать. Ты постовым вашим шепни, если увидят его – пусть сигналят.
– Не вопрос.
– Раис, еще одно. Ты знаешь тех, кто на железке работает?
– Тут триста человек работает, – проворчал линейщик. – Тебе в алфавитном порядке или по возрасту перечислять?
– Семен. Работает в ремонтной бригаде.
Улджабаев поскрябал макушку, кивнул.
– Понял. Есть такой. Третий пост. Вон за тем ангаром, около депо, – Улджабаев махнул рукой вдоль перрона, указывая направление. – Их бригада там сидит. Семен этот в бригаде Михалыча работает. Хороший кстати мужик.
– Михалыч или Сеня?
– А с какой целью интересуешься?
– Чем их бригада занимается?
– Ну, раз ремонтная бригада, то, наверное, ремонтирует, а? – Улджабаев захихикал, но, не встретив взрыва смеха, снова погрустнел. – Они обслуживают участок железки, от вокзала и туда.
Опер-линейщик снова махнул рукой вдоль перрона. Буров проводил его взгляд. Темнело, и высоко над железнодорожным полотном уже вспыхнули фонари. Этот светящийся фарватер вдаль, растворяясь на горизонте. Буров задумчиво уточнил:
– То есть, в сторону границы?