– Все нормально. Мне пора, спасибо за кофе.
Пока я одевалась, Алеша ходил за мной следом и задавал какие-то вопросы – когда я появлюсь снова? Хорошо ли мне было вчера? Можно ли ему мне позвонить сегодня вечером?
Да, мне было хорошо вчера… Но ведь сегодня-то уже сегодня! Не слушая вопросов, я чмокнула любовника в щеку, схватила сумку и сбежала по лестнице. Тем более что мне действительно было пора.
Причина, по которой я так легкомысленно отдыхала на чужом диване вместо того, чтобы очертя голову броситься на поиски наследницы, была проста. Вчера, когда родные и близкие все еще выясняли отношения в нотариальной конторе, я подошла к сестре покойного и тихонько сказала:
– Нинель Васильевна, мне обязательно нужно с вами поговорить. Когда мы можем встретиться?
Усатая старушка прожгла меня взглядом, но я не отвела глаз. Мне кое-что нужно от этой женщины, и я своего добьюсь. Видимо, старушка поняла, что от меня так просто не отвязаться. Она тяжело вздохнула и сказала:
– Да, заварил мой братец кашу – не расхлебать… ладно, встретимся с тобой завтра. Когда – я сама скажу. Позвоню тебе. Оставь свой номер, – и сморщенная лапка протянула мне навороченный телефон. Я быстро забила в память свой номер и вернула дорогую игрушку хозяйке.
– Почему завтра? – Я продолжала настаивать на своем. – Время дорого… Может быть, поговорим сегодня?
Усы встопорщились, как иголки у ежа.
– Наглая ты очень, – насмешливо глядя на меня, проговорила Нинель Васильевна. – И дура вдобавок.
– Простите? – Мне показалось, что я ослышалась.
– Дура, говорю! Думаешь, ты умнее всех, а сама глупее таракана. Совсем ничего не понимаешь…
Я продолжала во все глаза смотреть на удивительную старушку. Нинель тяжело вздохнула, удивляясь человеческой тупости, и пояснила:
– Вот смотри, сейчас на нас все пялятся. Если я посажу тебя в свою машину и отвезу к себе, через пять минут после того, как мы закончим разговор, его распечатка ляжет кому-то на стол. Кругом ведь шпионы! Вот что, девонька. Встретимся завтра, как я сказала. Ты как, тачку-то водишь? Слушай сюда. Я тебе в районе полудня звоню, ты прыгаешь в авто и катишь ко мне, куда скажу. Там и побеседуем. Уяснила?
– Уяснила, – кивнула я и поспешно покинула контору нотариуса.
Я вышла из подъезда Алешиной девятиэтажки и остановилась, щурясь от холодного ветра. Я делала вид, что роюсь в сумке в поисках ключей от машины, на самом деле я осматривала двор в поисках «хвоста».
И точно – у соседнего подъезда притулилась вишневая «девятка». Краем глаза я разглядела двоих мужчин, они сидели, откинувшись на креслах. При моем появлении мужики оживились и уселись прямо. Ну конечно, заметили объект наблюдения, то есть меня. Фиг вам, дорогие мои. Не хватало еще подвести Нинель Васильевну и притащить за собой «хвост».
Не торопясь, я села за руль и хорошенько прогрела мотор «Фольксвагена». Потом медленно выехала со двора, позволяя «девятке» пристроиться мне в кильватер. Я неспешно каталась по городу, предоставляя своим наблюдателям максимально комфортные условия для работы – притормаживала перед светофорами. Если они отставали, медленно входила в повороты и вообще вела себя как пушистый зайка за рулем.
Звонок Нинель Васильевны застал меня на набережной. Старушка не стала тратить время на всякие ненужные «здрасте», она отрывисто произнесла: «Астраханское шоссе, девятнадцать, четыре» и нажала «отбой».
Я еще немного покружила по центру, а потом покатила в сторону, противоположную той, куда мне было нужно. Я постепенно разгоняла свою машинку. Преследователи забеспокоились и увеличили скорость. Под очередной светофор мы влетели на предельно допустимой. Под следующий – уже превысив скоростной режим. Ничего, у нас тут не Москва, камер на каждом перекрестке пока еще не наставили…
На третьем светофоре я оторвалась от преследователей, оставив их беспомощно бибикать на сплошной поток машин, идущих по главной дороге. Я свернула во двор гигантской девятиэтажки и простояла минут десять во дворе. Пусть злодеи рыскают в напрасных поисках, я просто тихо подожду.
Я вырулила со двора и спокойно покатила в сторону Астраханского шоссе.
Это был пятиэтажный дом «сталинской» постройки – с высоченными потолками и просторными коридорами. Нинель Васильевна проживала на втором этаже. В подъезде обреталась бдительная консьержка, записавшая мои данные в амбарную книгу.
Я поднялась в квартиру. Первая неожиданность – дверь мне открыла юная вдова Серебряка. Девушка мило улыбнулась и пригласила проходить.
Хозяйка ожидала меня в громадной гостиной. Усатая старушка сидела в покойном кожаном кресле итальянского производства, перед ней стоял кофейный столик, на нем три чашки и коробка шоколадных конфет.
Пожилая домработница при виде нового гостя шмыгнула на кухню, а я прошла в комнату и уселась в удобное кресло.
Нинель оглядела меня с головы до ног и покачала головой:
– Неужели правда все, что про тебя говорят? Я тут навела кое-какие справки…
Я пожала плечами и ответила:
– Все хорошее – правда. Все плохое – ложь.
Нинель широко улыбнулась фарфоровыми зубами, глаза при этом остались такими же ледяными.
– Умная ты очень, в этом твоя проблема.
– Нинель Васильевна, у нас мало времени…
– Указывать она мне будет! – Глаза старушки потеплели на полградуса. – «Хвоста» за собой не притащила, умница-разумница?
Я поняла, что Нинель относится к тому типу женщин, кому постоянно необходимо конфликтовать с окружающими – да так, чтобы искры летели. От этого они подзаряжаются, точно аккумулятор от розетки, получая необходимую для жизни энергию. Очевидно, родственники и подчиненные боялись вступать в споры со злобной старушкой, и бедная Нинель недополучала положительных эмоций. А тут я – такой подарок!
– «Хвоста» я скинула, не беспокойтесь.
– И кто это был? – заинтересовалась Нинель, склоняя голову набок, точно ученый скворец.
– Братки, кто ж еще.
– Кира, налей нам кофе! – приказала Нинель Васильевна. – А то Феня, дура деревенская, все разольет.
Силиконовая вдова легко поднялась с кресла, подошла к кофейному столику и принялась колдовать над чашками. Наконец она подала мне крохотную чашечку. Я отпила глоток и восхищенно воскликнула:
– Просто потрясающе!
Вдова зарделась, как маков цвет:
– Спасибо! Так редко слышишь что-нибудь приятное!
Нинель фыркнула в свою чашку и сообщила:
– Одна из двух вещей, которые Кирка умеет делать хорошо.
Я чуть было сдуру не спросила, какая же вторая… Но вовремя поняла – старушка только того и ждет. Мне стало жаль юную глупую девочку, случайно ставшую женой Серебряка. Да какой там женой – просто-напросто игрушкой…
– После школы я три месяца работала секретаршей! – гордо сообщила мне Кира. – А потом победила на конкурсе «Тарасовская красавица» и вышла замуж за Иннокентия Васильевича.
Вдова улыбнулась мне и замолчала. Все. Она только что рассказала мне историю своей жизни. Я поставила пустую чашку на столик и приготовилась к разговору.
– Ловко ты меня за яйца взяла, – вздохнула Нинель. – Сразу вычислила, что я в курсе Кешиных дел…
– Вы же самый близкий человек Иннокентию Васильевичу! – слегка польстила я. Вчера, во время оглашения завещания, я поняла, что вопрос, кто же именно был ближе, так сказать, к телу, когда тело было еще живо, являлся самым больным вопросом в этой семейке и темой для бесконечных конфликтов.
Лесть подействовала – Серебрякова приосанилась и погладила свою сумочку, лежащую на коленях, как будто это была кошка.
– Да, я всю жизнь Кеше помогала, – признала сестра покойного, – он одну меня слушал. Все хорошее, что он в жизни сделал, было сделано по моему совету.
– Правда? – Я подалась вперед. Интересно, что же имеет в виду Нинель под «хорошим»? Пожертвования на сирот, что ли?
– Разумеется! Например, когда он в восемьдесят восьмом году освободился, именно я обратила его внимание на нарождающиеся кооперативы. Я же посоветовала брату занять то здание, где находится этот злосчастный ресторан, место его смерти…
Нинель горько вздохнула.
– Скажите, а от чего умер Иннокентий Васильевич? – поинтересовалась я. – Он что, болел?
– Сердечный приступ, – отчеканила Нинель. – Мой брат был самым здоровым человеком, которого я знала. В юности у него был туберкулез, но он давно вылечился. Раз двадцать Кеша подхватывал триппер, но это мелочи, для мужчины это нормально…
Я вытаращила глаза и с трудом подавила невольный смешок. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сестра Серебряка утратила ко мне доверие. Так что сиди и слушай, Охотникова! И сделай вежливое лицо, пожалуйста. Ржать будешь на улице…
– Скажите, а в его смерти не было… никакого криминала? – поинтересовалась я.
Нинель подозрительно уставилась на меня холодными голубыми глазами – такими выцветшими, что они казались почти белыми.
– Ты почему такие странные вещи спрашиваешь, умница-разумница? Кто-то посмел языком трепать? Да как ты посмела такое спросить-то? Как у тебя язык не отсох?!
– Нет, что вы! – Я немедленно пошла на попятный. Уф, беседовать с этой старушкой – все равно что бегать по минному полю… Типично уголовное поведение – чуть что, рвать на себе майку и орать: «Ну, все! Ты попал! Ты на кого хвост пружишь, фраерок?! Ты теперь должник мой!»
– Просто, когда умирает такое значительное лицо, как ваш брат, – я решила, что лести много не бывает, – люди начинают волноваться. Во-первых, вы же сами сказали, что Иннокентий Васильевич ничем не болел, умер внезапно. А во-вторых, произошло это при странных обстоятельствах – ресторан, множество свидетелей…
Вчера я облазила весь Интернет в поисках подробностей смерти Серебрякова, так что неплохо представляла себе, как все случилось.
– Кеша ушел чисто, – отчеканила сестра покойного. – Неужели ты думаешь, мы не проверяли? Что, умнее всех, да?
Я вздохнула.
– Нинель Васильевна, не подумайте, что я лезу куда не звали. Я вовсе не собираюсь разбираться в обстоятельствах смерти вашего брата.
– Да никто тебе и не позволит, – вставила реплику Нинель.
– Просто, если это был не просто сердечный приступ, а, к примеру, покушение, то это может отразиться на моем задании. Ну представьте… просто представьте на минуту, что кто-то имел злой умысел на вашего брата. И этот кто-то рассчитывал на солидную часть наследства. А теперь вдруг появляется эта самая Маша Сидорова и забирает самые вкусные активы.
– Ты на кого намекаешь-то? – хмыкнула Нинель.
– Ни на кого не намекаю, – вздохнула я, – говорю… гипотетически.
Тут я спохватилась, что моя собеседница может неправильно понять последнее слово и уже открыла рот, чтобы объяснить, как вдруг Нинель Васильевна усмехнулась:
– Не трудись, детка. Я сорок лет проработала на филологическом факультете нашего университета. Так что ты имела в виду?
– Я хочу сказать, что теперь начнется охота на девушку. Наследница разрушила планы множества людей. Какой крик стоял вчера в кабинете нотариуса, до сих пор в ушах звенит…
– Да, это Серебряковы! – с гордостью проговорила Нинель. – Из-за пятака глотку друг другу перегрызть готовы. Причем никто так и не научился зарабатывать денежки сам.
– Кстати, а кто тот красивый молодой человек, что сидел вчера рядом со мной? – не сдержала я любопытства.
– Вовка? Что, зацепил? – усмехнулась Нинель. – Он такой, змей. На бабах паразитирует. Умеет к ним подход найти…
– А ваш брат… как к нему относился?
– Ищешь кандидата на роль убийцы? – приподняла брови Серебрякова. – Брось это дело, поняла? Прямо сейчас. Брат мой своей смертью помер. И вообще – тебя наняли для вполне конкретного дела. Вот его и делай, а в семью нашу не лезь. Давай спрашивай, чего хотела.
Нинель Васильевна взяла со столика портсигар, украшенный какими-то камнями, достала сигариллу и щелкнула зажигалкой. Прикурить даме удалось с третьей попытки. По комнате немедленно поплыл сладкий восточный аромат, и юная вдова, сидевшая напротив, отчаянно закашлялась. Мне показалось, что девушку тошнит, но та стойко не подавала виду. Серебрякова выпустила струю дыма в мою сторону и взглянула мне прямо в глаза.
– Скажите мне, где искать Марию Сидорову. Вы ведь знаете, верно?
– Знаю, – Нинель прикрыла глаза. – В деревне Волчьи Ямы.
– Это где?
– Тарасовская область, Каменевский район. На том берегу Волги. Захочешь – найдешь.
– А почему она Владимировна, а не Иннокентьевна, эта самая Маша? – поинтересовалась я.
– Разберешься, – все так же равнодушно, не открывая глаз, ответила Нинель. – Кстати, она теперь не Сидорова. Она Тараканова. Кирюха, принеси!
Вдова поспешно вскочила и принесла из другой комнаты конверт – простой белый конверт без штампов и надписей – и протянула его мне. Я открыла конверт, и оттуда мне на колени посыпались листочки из тетради в клеточку, заполненные неровным дерганым почерком.
– Почитай на досуге, и все сообразишь, – сказала Серебрякова и наконец-то открыла глаза. Взгляд старой женщины был усталым и отсутствующим – похоже, она уже утратила интерес к нашей беседе и теперь думала о чем-то другом.
Кира смотрела на меня и доброжелательно улыбалась. Беседовать с ней было все равно что разговаривать с рыбкой гуппи, поэтому я улыбнулась в ответ и встала:
– Спасибо за помощь, Нинель Васильевна… а можно еще вопрос? Только один.
– На-а-глая! – с нескрываемым удовольствием протянула Серебрякова. – Ну, давай спрашивай.
– Зачем это вам? – спросила я в лоб, не тратя время на всякие экивоки.
– В смысле?
– Ну, если наследницу не найдут, вы получаете основную часть наследства вашего брата. Вы и еще Кира. – Девушка все так же мило улыбалась. – Никто не знал, где искать эту Машу, кроме вас. Вы могли бы промолчать… и поиски заняли бы долгие годы. А вы мне помогаете. Почему?
Кира вопросительно взглянула на Нинель Васильевну и сморщила лобик. Похоже, она тоже не знала ответа на этот вопрос.
– Потому что воля моего брата для меня – закон, – отчеканила Серебрякова. – Иннокентий хотел, чтобы девчонка получила все. Значит, так и будет.
У меня на языке вертелась еще дюжина вопросов, но Нинель явно не расположена была на них отвечать. Я не стала искушать судьбу и покинула квартиру.
Кира накинула шубку и вышла вместе со мной. Ее зимние сапоги имели такие же двенадцатисантиметровые каблуки, как давешние туфли. Коротенькая юбочка открывала стройные ножки. На груди позвякивала целая связка золотых цепочек. Вероятно, в ее кругу женщины одевались именно так. Скорее всего, это был идеал женской красоты в представлении Иннокентия Серебрякова. Хоть бы кто посоветовал бедняжке, что можно выглядеть и по-другому. С ее-то деньгами… насколько я помню, вдова получила ювелирный магазинчик, не считая квартиры и машины.
Машина как раз стояла во дворе – снежно-белая «Мазда».
Кира помахала мне рукой:
– До свидания, Евгения Максимовна! Рада была познакомиться.
Я бросила на девочку оценивающий взгляд. Словно вчерашняя школьница.
– Можете называть меня просто Женя, – разрешила я.
– Желаю вам удачи! – вполне искренне проговорила Кира. – Ну, в смысле, в поисках дочки Иннокентия Васильевича. Подумать только, ведь я ей буду мачеха!
И вдова звонко рассмеялась.
– Скажите, Кира… Нинель Васильевна объяснила мне причину, по которой мне помогает… а вам это зачем?
Кира нахмурила бровки:
– Как это?
– Ну, доля вашего наследства была бы существенно больше, если бы Маша осталась в этой своей деревне…
Кира помотала головой, от чего платиновые пряди заколыхались в воздухе:
– Не-ет, я так не могу. Это же последняя воля усопшего! Разве можно ее нарушать?! А вдруг он начнет мне являться?
– Что, простите? – не поняла я.