Кандидатскую диссертацию я посвятил исследованию одного из видов косвенных доказательств по актуальным на практике хозяйственным делам. В сфере научных изысканий внимание привлекали процессы, происходившие в перестроечные времена в кооперативном движении, во внешнеэкономической и банковской деятельности, в налогообложении.
Однако после необходимой выслуги лет погоны пришлось снять и сменить профессию. Хорошо помню, как начальник кафедры, взяв в руки мой рапорт, сказал: «Очень сожалею, но отношусь с пониманием. Троих детей надо кормить». Последние слова очень хорошо объясняют причину принятого мною непростого решения.
Особых раздумий по поводу того, куда идти, не было. Так уж сложилось, что оставляющие службу оперативники чаще всего идут в частные охранные предприятия, а следователи – в адвокатуру.
Как-то отложилось в памяти, что один из лучших моих учеников, узнав о дальнейших намерениях пойти в адвокаты, в кругу сослуживцев недовольно высказался так: «Он перешел на другую сторону баррикад». Такую оценку чьих-либо действий в схожих случаях приходится и сейчас слышать не так уж редко. Я с этим не согласен, поскольку в нормальном государстве, где властвует закон, обе противоборствующие стороны должны честно служить правосудию и добиваться справедливого и обоснованного разрешения дела. По этому поводу прекрасно высказался авторитетнейший дореволюционный судебный деятель А. Кони: «Состязательное начало в процессе выдвигает как необходимых помощников судьи в исследовании истины – обвинителя и защитника. Их совокупными усилиями освещаются разные, противоположные стороны дела и облегчается оценка его подробностей»[2].
Что же касается реалий сегодняшнего дня, то я приведу мнение известного в юридических кругах человека, которого пресса окрестила «прокурором, ставшим одним из самых авторитетных адвокатов современности», – Юрия Костанова, в советское время прошедшего путь от следователя до ответственного работника Прокуратуры СССР. Когда бывшие коллеги стали ему говорить, что он «поменял знамена», перейдя в адвокатуру, ответ был таков: «Знамена я не менял… Более того, я считаю, что в настоящее время знамена поменяла прокуратура. Сегодня там работать стыдно. Я вижу, что они делают, и меня это, мягко говоря, не устраивает»[3].
Кстати, упомянутый выше мой ученик, проработав какое-то время следователем, пришел затем в науку, где и успешно трудится до сих пор. Некоторое время назад, когда мы с ним случайно встретились на одной научно-практической конференции, он стал интересоваться моим мнением о целесообразности своего поступления в адвокатуру. Видимо, правильный выбор позиции на баррикадах приходит только с накоплением необходимого багажа жизненного и профессионального опыта…
Сдав вступительный экзамен и получив статус адвоката, я пришел в 1996 году на работу в одну из юридических консультаций Московской городской коллегии адвокатов. Это самая известная и многочисленная коллегия, где трудились и трудятся многие мэтры российской адвокатуры. Про нее недавно мне пришлось услышать такую шутку: «В городской коллегии работают самые красивые женщины и самые умные мужчины». Не знаю, согласны ли с этим представительницы прекрасного пола, но точно могу подтвердить, что в ходе реформирования института адвокатуры, начало чему положил принятый в 2002 году закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре», ряды МГКА поредели за счет создания новых адвокатских образований, куда ушла часть таких мужчин.
Одно такое образование – бюро, реорганизованное затем в коллегию, – создал работавший вместе со мной известный столичный адвокат Георгий Каганер. Я вошел в число нескольких человек, сформировавших эту структуру, которая была названа по имени ее создателя – «Каганер и партнеры». Небольшой коллектив быстро получил известность и завоевал авторитет среди клиентов. Достаточно сказать, что после возникновения «дела ЮКОСа» эта крупнейшая в стране нефтяная компания, если можно так сказать, «зашла» в наше небольшое адвокатское образование, насчитывавшее всего семь человек, с двух сторон: адвокат Каганер был приглашен защищать одного из сотрудников службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина, а мне поступило предложение войти в команду защитников Платона Лебедева. В дальнейшем к работе по «делу ЮКОСа» по мере необходимости мы привлекали и других адвокатов нашей коллегии – Татьяну Симонову, Александра Головина, Виктора Губанова.
Здесь остается лишь добавить, что, придя в адвокатуру, я не изменил своему пристрастию и продолжил специализироваться на делах экономической направленности. Приходилось защищать людей, обвинявшихся в растратах, присвоении, мошенничестве, уклонении от уплаты налогов, незаконном предпринимательстве, контрабанде. При этом некоторые из клиентов занимались бизнесом в топливно-энергетической сфере экономики. Целый ряд проведенных дел был связан с работой существовавшей в то время налоговой полиции. Дела сколь непростые, столь и интересные. Не могу сказать, что это исключительно моя заслуга, но все они без исключения завершились полной реабилитацией подзащитных. Возможно, поэтому мне и достались по первому делу против Ходорковского и Лебедева эпизоды, связанные с налоговыми обвинениями. Но об этом несколько позже.
§ 2. «Ты помнишь, как все начиналось?»
А начиналось все так. В первых числах июля 2003 года, когда, находясь вдали от Москвы, я был увлечен одним из своих любимых занятий – собиранием грибов, на мобильный телефон позвонил один из коллег. Он предложил вернуться в столицу, чтобы подключиться к защите тогда еще неизвестного мне Лебедева Платона Леонидовича, накануне задержанного в госпитале имени Вишневского и доставленного в следственный изолятор ФСБ «Лефортово». Суть претензий к Лебедеву на тот момент ясна не была, причем ситуацию не прояснило последующее выяснение того факта, что 20 июня 2003 года Генеральной прокуратурой РФ возбуждено уголовное дело № 18/41-03, по которому он задерживался, а вскоре был заключен под стражу.
Неясность состояла в том, что данное дело было возбуждено вовсе не против Лебедева или кого-либо из сотрудников ЮКОСа. В постановлении следователя Салавата Каримова указывалось, что поводом для принятия такого процессуального решения послужили «материалы проверки правомерности действий должностных лиц Российского Фонда Федерального имущества по возмещению ущерба в связи с невозвращением в федеральную собственность акций ОАО “Апатит”. Это была явно «дымовая завеса». Ни одной фамилии в документе указано не было. Из текста было видно, что как раз этого следователь пытался избежать, допуская обороты, явно чуждые общеупотребительным правилам русского языка: «Представив указанный недостоверный отчет в суд и введя его в заблуждение, сторонами было достигнуто утверждение мирового соглашения…» Да и в резолютивной части постановления были указаны вовсе не те составы преступлений, которые впоследствии в наибольшей степени отяготили обвинения Ходорковскому и Лебедеву.
Однако на момент моей прогулки по лесу все это известно еще не было, а уточняющие вопросы позволили лишь уяснить, что преследование Лебедева несомненно связано с его близостью к Михаилу Ходорковскому, возглавлявшему ОАО «Нефтяная компания “ЮКОС”».
Нужно заметить, что Лебедев, в отличие от Ходорковского, никогда не был публичной фигурой и его не столь частые общения с представителями прессы посвящались сугубо узкопрофессиональным вопросам. Поэтому его имя в тот момент мне ничего не говорило.
Иное дело – Ходорковский. Он, благодаря активному вниманию со стороны СМИ, как и его компания «ЮКОС», устойчиво ассоциировался с крупным и успешным бизнесом. Хотя подробными деталями, конечно, я не владел. Вспоминаю, что когда на одном из судебных заседаний Ходорковский спросил у выступавшего свидетеля – бывшего руководителя предприятия, в каком качестве тот его воспринимал, он услышал позабавивший всех присутствовавших в зале ответ: «Как начальника денежного мешка!» Наверное, приблизительно такие же представления об этом человеке были на тот момент и у меня.
О самой компании «ЮКОС» я знал, что это один из успешно развивающихся крупнейших нефтяных холдингов России. Его название четко отложилось в памяти еще и потому, что однажды в связи с капризами двигателя моего автомобиля, не любившего некачественный бензин, я спросил в фирменном техцентре, топливом какой компании они рекомендуют заправляться. Из названных трех на первом месте стоял ЮКОС, после чего я непременно посещал только его бензоколонки, помеченные логотипом с желто-зеленым треугольником.
Поэтому по прибытии в Москву предстояло со всеми возникшими вопросами разбираться, приступив к выполнению традиционных обязанностей адвоката…
Здесь самое время сказать несколько слов о предназначении адвокатов. Проблема в том, что у определенного числа граждан, часть из которых становится нашими доверителями, по самым разным причинам укоренилось весьма превратное представление об адвокатской профессии. Одним защитник видится как некий всемогущий фокусник, при чьем появлении в ужасе разбегаются следователи и прокуроры, а судья под его гипнотическим воздействием начинает рыдать в мантию и пачками выносить оправдательные приговоры. Другие считают, что адвокат – это не более чем подходящий посредник между ними и следователем либо судьей в передаче взятки за вынесение выгодного клиенту процессуального решения. Существуют и иные вариации на данную тему, ничего общего не имеющие с задачами, которые обязан решать адвокат-защитник, исходя из предписаний и смысла закона. Именно поэтому в общении адвоката и его клиента приходится наблюдать директивно-потребительский стиль поведения последнего.
По данному поводу очень показательный диалог между вымышленными героями «Приключений Чиполлино» приводит известный итальянский писатель Джанни Родари, чьи повествования в значительной части явно были адресованы скорее взрослым, чем детям:
«– Адвокат вы или нет?
– О да, Ваша милость, специалист по гражданскому, уголовному, а также и каноническому праву. Окончил университет в Саламанке. С дипломом и званием…
– Ну, ежели с дипломом и званием, так, стало быть, вы подтвердите, что я прав. А затем можете убираться восвояси».
Подобные «всплески» наблюдались и в ходе работы по нашему делу. Помню, как где-то осенью 2003 года мне позвонил Василий Алексанян и попросил переговорить по возникшему налоговому вопросу с находящимся рядом с ним одним из руководителей ЮКОСа. Я, безусловно, согласился, но сразу обратил внимание на то, что тон собеседника, того самого руководителя, сильно походил на указания барина своему приказчику. Внезапно в разговоре возникла пауза, после чего он продолжился, но уже совершенно в иной, нормальной тональности. Позже Алексанян, занимавший высокий пост в иерархии ЮКОСа и в то же время имевший статус адвоката, рассказал мне, как ему и в этом, и в ряде других случаев пришлось заниматься разъяснительной работой среди первых лиц ЮКОСа, включая Ходорковского. Он объяснял им, что адвокат – это вовсе не штатный наемный работник, с которым можно общаться, исходя из армейского принципа «приказ начальника – закон для подчиненного».
Результаты такого «просветительства» через какое-то время имелись налицо, хотя рецидивы, бывало, случались и у Ходорковского, и у Лебедева. Как-то в самом начале судебного процесса по первому делу в Мещанском суде наблюдалась такая картина. Ходорковский, находясь в металлической клетке, установленной за рядом сидений, где располагались адвокаты, начал что-то довольно категорично говорить координатору своей адвокатской команды Генриху Падве о том, как тому следует поступить после открытия заседания. Резко обернувшись, Падва ответил: «Если вы лучше меня знаете, как вести защиту, то сами себя и защищайте». На этом инцидент был исчерпан, поскольку Ходорковский отнесся к такому выпаду с пониманием.
(Справедливости ради необходимо отметить, что сам Генрих Падва описывает случившееся несколько по-иному, а именно: «Дослушав его “наставления”, я с улыбкой спросил своего подзащитного: “Михаил Борисович, я запамятовал, кто чей труд оплачивает – вы мой или я ваш?” Он мгновенно понял, о чем идет речь, улыбнулся, и наши взаимоотношения были выстроены».)[4]
А теперь несколько пояснений об истинном предназначении адвокатуры.
§ 3. Что есть адвокатура
Конституционной основой существования института адвокатуры выступает статья 48 Основного закона, предусматривающая, что каждый российский гражданин имеет право на получение квалифицированной юридической помощи. Именно такую качественную помощь и призван оказывать адвокат, в уголовном процессе именуемый защитником, если он возлагает на себя бремя отстаивать интересы подозреваемых, обвиняемых, подсудимых.
Во всем мире адвокат – профессия почетная и уважаемая. Не случайно Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в своих решениях неоднократно указывал на то, что особый статус адвокатов обеспечивает им центральное место при отправлении правосудия как посредникам между обществом и судами. Весьма знаменательно, что с годами стабильно увеличивается число тех государственных деятелей самого высокого уровня, кто в качестве трамплина в своей карьере имел адвокатскую практику. В США, к примеру, это президенты Б. Обама, Р. Никсон, Ф. Рузвельт, в Великобритании – премьер-министр Т. Блэр, в Канаде – премьер-министры Ж. Кретьен, П. Трюдо. В Российской Федерации в адвокатуре состояли экс-президент РФ, ныне премьер-министр Д. Медведев, первый вице-премьер правительства И. Шувалов, председатель Высшего арбитражного суда РФ А. Иванов, председатель Следственного комитета РФ А. Бастрыкин, уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка П. Астахов, начальник Елавного контрольного управления президента РФ К. Чуйченко, полномочный представитель Правительства РФ в высших судебных органах М. Барщевский.
Чтобы лучше разобраться в вопросе о сущности адвокатской профессии, начнем с небольшого экскурса в историю становления адвокатуры.
Слово «адвокат» происходит от латинского корня advocare, advocatus – призвать, призванный на помощь. Изначально древние римляне называли адвокатами родственников и друзей человека, сопровождавших его по дороге в суд и дававших советы, как себя там лучше вести. Со временем, когда в период Римской империи стали сформировываться черты состязательности процесса, этим же термином называли судебных защитников. Согласно римскому праву имевший юридическое образование адвокат обязан был защищать своего клиента сначала на предварительном следствии перед претором (титул должностного лица, одной из обязанностей которого было проведение дознания), а затем и на суде.
Впрочем, на пальму первенства в этом вопросе претендует и Древняя Греция, поскольку там правозащитные функции потенциальных адвокатов формировались за счет взаимной обязанности членов общины поддерживать друг друга. У греков каждая фила (структурное подразделение гражданской общины) должна была представить на разбор дела определенное число адвокатов, в задачу которых первоначально входила дача кратких свидетельств о поведении тяжущегося, но с течением времени они стали принимать непосредственное участие в судебном процессе, в том числе ведя дела политических партий, союзов и городов.