– Ну, вы даете, – Борис хмыкнул недоверчиво, но Вика видела, что ему было очень приятно. Она успела изучить Бориса достаточно хорошо. Именно поэтому она уговорила Валентину сопровождать Бориса; чутье подсказывало ей, что любовник хотел бы убрать эту женщину из окружения Андрея, дабы она ничем не скомпрометировала его в глазах Маши.
23
Андрей, обхватив голову руками, пристально смотрел на экран монитора, словно хотел загипнотизировать. Почтовый ящик пустовал. Это был его личный почтовый ящик, тот самый, на который Рита должна была отправить … Но ведь это было так давно. Сказал же он Борису, что Рита, наверное, забыла и о нем – Андрее, и о его почтовом ящике, и об их договоре.
Он отвлекся на секунду от экрана, и в этот момент пришла почта. Андрей вздрогнул, автоматически открыл послание, буквы и строчки поплыли у него в глазах: Прощай, и, если навсегда, то навсегда прощай! – гласило короткое сообщение без сопроводительной записки. Адрес отправителя ничего не объяснил Андрею. Тогда он набрал дрожащей рукой: «Благодарю» и отправил в ответ. «Вот и все, – шептал он, – вот и все…»
Борис дождался подтверждения о доставке сообщения, тонко усмехнулся, по обыкновению, аккуратно опустил крышку ноутбука и повернулся к Вике:
– Вот и все, – сказал он ей, – вот и все…
24
Осень уже вступала в свои права, раскрасив мир в золото и багрянец. Солнце старалось во всю, помогая осени украшать свои владения. Было по-летнему тепло.
Когда Андрей подъехал к дому Бориса и Маши, он мог полюбоваться пышным цветением клумб в ореоле золотого пожара листьев. Андрей замер на мгновенье, поразившись буйству красок, но скоро опомнился и поспешил в дом. Его сопровождали неизменные собаки, счастливые возможностью хоть что-то сделать для хозяина.
Борис ждал его, сидя в глубоком кресле на крытой веранде. Его глаза были закрыты. Казалось, он спал. На самом деле Борис, подставив лицо ласковым солнечным лучам, напряженно думал.
– Ну, как ты? – обеспокоено спросил Андрей больного.
– Сегодня лучше, чем вчера, – ответил Борис, приподнимаясь со своего кресла.
– Сиди, сиди, – поспешил остановить его Андрей.
– Я не так немощен, – усмехнулся Борис. – Садись-ка лучше рядом и выслушай меня.
Андрей присел на другое кресло, предварительно придвинув его поближе к Борису.
– Вот так. Теперь хорошо, – сказал Борис. – Я вызвал тебя, чтобы посоветоваться.
– Я слушаю.
– Видишь ли, – начал Борис, – врачи настаивают на необходимости длительного курса лечения.
– Конечно, ты обязан подчинится. Это не шутки.
– Погоди, – остановил его Борис. – Ты не знаешь многого. Он немного помолчал и продолжил, – мои дела плохи, Андрей. Плохи настолько, что я на днях составил завещание. Не перебивай! Длительный курс лечения – это для дураков. Я не дурак и знаю, что дни мои сочтены.
– Послушай, Борис…
– Да не впадай ты в панику! – поморщился Борис. – Видишь, я еще жив и могу побороться за себя и своих близких. Итак, Андрей, я, как ты понимаешь, не в состоянии оставаться у руководства компанией. Но я знаю человека, которому могу доверить это руководство, – он внимательно посмотрел на Андрея, и сказал тише, – я надеюсь… Этот человек – ты.
Андрей не стал выражать жгучей благодарности и кидаться на колени перед шефом. Он понимал, что ситуация достаточно серьезная, поэтому лишь молча склонил голову в знак согласия.
– Я уже обо всем распорядился, требовалось лишь твое согласие, – договорил Борис.
– Я согласен.
– Спасибо, – просто ответил Борис. – Это еще не все. Как ты понимаешь, наследницей всего движимого и недвижимого остается Маша.
Андрей согласно кивнул.
– Таким образом, ты как бы остаешься под ее патронажем, во-первых, потому что она самый крупный акционер, во-вторых, член правления, – Борис очень внимательно смотрел на Андрея. Тот выдержал взгляд.
– Хорошо, – произнес Борис, внезапно как-то обмякнув в своем кресле. – Теперь я приступаю к самой деликатной части нашего с тобой разговора. Андрей, Маша очень хорошая девушка.
– Я знаю об этом.
– Лучше многих. Вы остаетесь с ней вдвоем, чтобы править всей этой империей. Так не лучше ли вам стать одной семьей?
Андрей сидел, опустив голову на руки. Он молчал.
– Послушай, друг, – вкрадчиво сказал Борис, – я не покупаю тебя. Маша хороша и без всех этих миллионов. Честно говоря, я больше беспокоюсь о ней, чем обо всем остальном. А она любит тебя, я знаю… – он подождал немного и продолжил, – я не требую от тебя немедленного ответа. Но, если ты обещаешь мне подумать над этим предложением, то, по крайней мере, обнадежишь меня.
– Я обещаю, – тихо ответил Андрей.
25
Телефон вывел ее из задумчивости. Ночной звонок не предвещал ничего хорошего.
Это был лечащий врач матери:
– Госпожа Соболева, – начал он, – у вас сейчас ночь, прошу прощения за беспокойство…
– Доктор, какие могут быть церемонии! – взмолилась Рита. – Что случилось?
– О, мне так жаль! Ваша мама…
– Неужели?!
– Нет, нет, пока еще нет. Но, вы можете не успеть. Вам лучше приехать и немедленно.
Трубка дрожала в ее руке, Рита никак не могла совладать с собой, чтобы ответить.
– Я должен позвонить вашему отцу? – с беспокойством спросил доктор.
– Благодарю вас, я сама, – наконец ответила Рита.
Они вылетели вдвоем, просто исчезли, почти никого не поставив в известность. Опасались навязчивых журналистов и болезненного любопытства знакомых и незнакомых людей.
Рита плохо помнила как сам перелет, так и все, что за ним последовало. События мелькали, черно-белыми картинками, оставляя ее почти равнодушной. Она практически не разговаривала, если не считать автоматически произнесенных дежурных фраз. Она плохо запомнила наиболее важное – само прощание и смерть матери. Зато, почему-то, осталась в памяти примерка черного траурного костюма, даже не сама примерка, а отраженная в зеркале незнакомка с лицом, спрятанном за вуалью. Вокруг нее суетились какие-то люди, ее то и дело переставляли с места на место, словно она была не живым человеком, а манекеном. Это забавляло, она даже рассмеялась. После этого доктор забрал ее с собой, увел длинным коридором и спрятал. Там была добрая женщина, говорившая непонятно. Она, наконец, разрешила Рите уснуть, и Рита уснула.
Она открыла глаза, сквозь портьеру пробивался широкий солнечный луч, он ломался о подоконник, скользил по полу и взбирался на ботинки сидящего рядом с Ритиной кроватью человека. Человек держал Риту за руку.
– Папа? – с трудом шевеля губами, произнесла она.
– Слава Богу! Девочка, Слава Богу! – тихо сказал отец.
Осторожно вошел доктор.
– Как мы? – спросил он.
– Хорошо, – ответила Рита.
– Сейчас придет сестра, – улыбаясь и щупая ей пульс мягкими теплыми пальцами, сообщил доктор, – мы вас на минуточку оставим, с вашего позволения? Прошу вас, господин Соболеф.
Отец ободряюще кивнул Рите и удалился с доктором. Вместо них появилась давешняя женщина. Рита захотела встать, но очень закружилась голова. Она бессильно откинулась на подушку.
– Ничего, это скоро пройдет, – сказала женщина. Рита поверила ей.
Через пару дней дочь и отец гуляли в окрестностях клиники. Они не говорили о смерти матери, так как доктор сомневался в том, как Рита отреагирует на этот разговор.
Отец остался еще на неделю. Перед его отъездом доктор все же решился на беседу с осиротевшим семейством. Беседу, касающуюся состояния Риты и необходимости ее лечения.
На том, чтобы ей остаться теперь настаивали два человека. К тому же, Рита чувствовала себя настолько уставшей, что постоянно хотела спать. А спать она могла только здесь. Здесь не было телефона, компьютера, громкой музыки, людской суматохи, здесь почти не было мыслей. Ее окутал покой.
26
Родители Андрея по-прежнему жили в Ступино, отказываясь, что-либо менять в своей жизни. Андрей, как и раньше, ездил к ним, как только выдавались свободные дни.
Отец не одобрял то, чем занимался Андрей. После знакомства с Борисом он относился к нему подчеркнуто холодно. Диплом сына немного обрадовал его. Существовавшая напряженность между отцом и сыном чуть отступила. Теперь отец, время от времени, заговаривал с Андреем о смене работы.
Мать пыталась по-своему объяснить сыну негативное отношение отца к Шахматову и его бизнесу.
– Видишь ли, – говорила она, – отец считает, что ни одно состояние в мире не было нажито честно. Тем более, в твоем случае. Если предположить, что Борис в тебе заинтересован, то, что такое ты для него делаешь? Слишком высоко он оплачивает твой труд. И потом, кто такой этот Шахматов?
– Мама, у него совершенно легальный бизнес. Он связан с крупнейшими иностранными компаниями. Да, я согласен с тем, что в самом начале, возможно… – Андрей пытался оправдать Бориса и себя в глазах родителей и злился на себя за это.
– Хорошо, хорошо, – поспешно соглашалась мама, – не хватало еще, чтобы мы с тобой ссорились неизвестно из-за чего!
Совершенно другие отношения сложились у Истоминых с Машей. Отец прямо-таки готов был в любви ей объясниться. Мама встречалась с ней, у них нашлись какие-то общие дела и интересы. Маша как-то обмолвилась, что хотела бы поехать в Иерусалим вместе с мамой Андрея. Андрей, конечно, кинулся предлагать свою помощь и все испортил; отец, узнав о предстоящей поездке, запретил маме наотрез. Дело было в том, что отец категорически не разрешал маме пользоваться деньгами Бориса. То, что он прощал Маше, он не мог простить сыну, а уж тем более – жене.
Зато, всякий раз, когда Андрей приезжал, родители спрашивали о Маше, передавали приглашения в гости, но сами ехать отказывались.
Когда Андрей решился рассказать родителям о своем решении, он почти не сомневался в том, что будет одобрен. Он заехал домой накануне отлета Бориса. Несколько недель, миновавших с их последнего разговора, Андрей напряженно думал, взвешивая все за и против. Как-то он поймал себя на разглядывании колец в витрине ювелирного магазина. Потом начал представлять себе, как перестроит дом, а еще лучше – построит другой; интересовался у знакомых, где лучше заказать банкетный зал, и как сейчас модно праздновать свадьбы…
– Я, наверное, женюсь. – Сообщил Андрей.
– Кто она? – улыбаясь, спросила мама.
– Вы ее знаете, – ответил Андрей, – это Маша, сестра Бориса.
– Хорошая девушка, – задумчиво произнес отец. – Женись, сын, – он вздохнул, – женись. Если только…
– Если только что? – холодно переспросил Андрей.
– Если только ты ее любишь, а не делаешь это по расчету, – жестко ответил отец.
– Я постараюсь сделать ее счастливой!
27
Месяц прошел в страшной суете. Подготовка к отъезду Бориса, все хлопоты, связанные с оформлением всевозможных документов, как рабочих, так и личных, все это отнимало у Андрея и Маши массу времени. Они почти не виделись.
Когда самолет оторвался от взлетной полосы, унося в неизвестность Бориса и двух его сопровождающих: Вику и сиделку Валю, Андрей и Маша, прижавшись плечами, долго молча стояли, глядя в облачное московское небо. Потом Маша, словно опомнившись, коснулась руки Андрея, и они вышли из здания аэропорта.
Андрей отпустил машину сопровождения и лимузин в котором доставили Бориса.
– Поедем домой? – сказал он Маше, которая попыталась улыбнуться сквозь набежавшие слезы.
– Поедем, – она села на переднее сиденье его машины. Автомобиль тронулся с места, миновал ряды легковушек и автобусов, выбрался на шоссе.
– Маша, – неожиданно произнес Андрей ее имя. Она вздрогнула и посмотрела на него вопросительно.
– Маша, выходи за меня замуж, – предложил Андрей.
Маша замерла, словно задохнулась, потом задышала часто-часто, как пойманная птичка, собралась с духом, ответила:
– Можно, я подумаю?
– Можно.
Прошел месяц. Маша дала Андрею предварительное согласие. Они объявили о помолвке. На пальце у Маши появился изящный перстень из платины с крупным бриллиантом. Маша, не привыкшая к драгоценностям, немного стеснялась дорогого украшения.
Борис звонил и торопил со свадьбой, грозил, что не доживет. Но состояние его стабилизировалось, хоть он и пытался это скрыть. Валентина сообщила, что Борис подолгу гуляет и почти перестал кашлять. Вика не сообщала ничего.
Не смотря на настойчивое требование брата не затягивать со свадьбой, Маша, все-таки, уговорила Андрея подождать до весны. Андрей, страшно загруженный на работе, согласился.
Она тешила себя надеждой, что ей все-таки удастся уговорить Истомина старшего, отпустить в Иерусалим жену. Дело сдвинулось с мертвой точки, поездка планировалась на Страстную пятницу.
А пока, началась долгая зима. Им предстояло пережить эту зиму, чтобы вернуть весну.
Часть 3
Обретение любви
28
Худощавый мужчина в сером костюме и легком пальто медленно поднимался по горной тропинке, петляющей в соснах. Не смотря на позднюю осень, день выдался на редкость теплый и солнечный. Мягкую фетровую шляпу мужчина снял и нес в руке, обнажив темные, с легкой сединой волосы. Он останавливался то и дело, чтобы отдохнуть; и тогда, стоя с закрытыми глазами, запрокинув кверху голову, глубоко, всей грудью вдыхал чудесный горный воздух, пропитанный солнцем и сосновой смолой. Иногда он сходил с тропинки, чтобы коснуться древесного ствола, или поднять только что упавшую шишку. Сегодня он впервые вышел на прогулку один, не захватив с собой трости. Мужчина улыбнулся чему-то, какой-то своей мысли, а, может, стремительной белке, мелькнувшей перед его глазами и исчезнувшей сосновых ветвях.
Звали мужчину – Борисом Петровичем Шахматовым. А улыбался он потому, что ему удалось уйти из клиники без надоевшего сопровождения в лице вездесущей телохранительницы Вики. Правда, он не захватил трость, но, как оказалось, Борис вполне может без нее обходиться. Была и еще одна тайная надежда: вчера на этой тропинке Бориса и его сиделку Валю обогнала всадница. Ну, всадница и всадница, скажете вы и будете абсолютно правы. Но Борису показалось, что он знает женщину на вороном жеребце. Более того, он надеялся, что и сегодня наездница не изменит маршрута.
Он не ошибся.
Вскоре послышался стук копыт по утоптанной земле. Борис поспешно отступил в сторону, на этот раз заблаговременно повернувшись так, чтобы сразу увидеть лицо наездницы.
Всадников было двое: мужчина и женщина. Немного разочарованный Борис тщательно всмотрелся. Мужчину он не знал, а вот женщина…
На вороном жеребце бок о бок с незнакомцем ехала Маргарита Соболева. Борис слегка замешкался и вовремя не отвел взгляда от ее лица. Девушка недоуменно скользнула взглядом по нему, придержала лошадь. Ее напарник что-то спросил. Она слегка отрицательно покачала головой. Тогда Борис вежливо поклонился и сказал:
– Здравствуйте, Маргарита Александровна…
Лошадиный лоснящийся бок проплыл почти рядом, проплыла узкая кисть, сжимающая повод, светлая прядь волос на плече, тонкий профиль, стройная женская нога в мягком жокейском сапожке… Борис застонал внутри себя и непроизвольно сжал кулаки. Неожиданно лошади остановились, и нежный девичий голос произнес:
– Разве мы знакомы?
Борис поднял голову. Он почти не различал ее лица, только яркое сияние: солнце стояло как раз за ее спиной и слепило глаза. Борис приставил ко лбу ладонь козырьком:
– Вы меня не узнаете?
– Простите…
– Шахматов, Борис Шахматов, – быстро представился он.
– О, извините, конечно… Здравствуйте…
– Очень приятно, – выдавил из себя Борис, понимая, что девушку никак не удержать, слова не находились и не выстраивались в так необходимые сейчас пылкие и многозначительные фразы. В том, что фразы должны быть именно пылкими и многозначительными Борис не сомневался, не сомневался он и в том, что девушка сейчас тронет повод и равнодушно уедет со своим спутником, оставив Бориса одного на этой пустой тропе.