– Мы тоже знаем, – фыркнула Варвара.
– Формальности в Москве будут минимальны, обещаю…
Через час мы, с Божьей помощью, от нее избавились. Я вытер пот, блаженно развалился в кресле. Варвара сверлила меня взглядом.
– Сто тысяч… – бормотала она. – Ты знаешь, Андрюша, если я получу даже пятую часть этой суммы, то улечу на небо. Я перееду из однокомнатной хрущобы в двухкомнатную, и вопрос проживания в кладовке отвалится сам собой.
– А разве ты куда-то едешь? – лениво ухмылялся я. Хотя прекрасно знал, что спорить бесполезно, женщину невозможно переубедить. Особенно если она еще ничего не решила.
– Я обязательно должна поехать с тобой, – волновалась Варвара. – Как же ты один, в чужой стране? Ты не можешь работать без женщины!
– Только гинеколог не может работать без женщины, – резонно огрызался я. – Это дело мы с тобой хорошенько обдумаем. Билеты до Москвы никогда не поздно сдать. А сейчас иди работай. Первое: вся информация по Гуго Эндерсу. Добывай, где знаешь. Второе: вся информация по Эльвире Эндерс. Учеба в университете и все такое. Найди девичью фамилию. С универа и копай. Если она, конечно, там училась. Третье: слетай в городскую публичку и добудь сборник репродукций Эндерса, если таковой в природе существует…
– Между прочим, производственная дискриминация женщины…
– Отличное изобретение человечества, – отрубил я. – Проблемы, Варвара? Хочешь, чтобы Испания сама к тебе в сумочку прыгнула?
Она убежала, а я занялся крайне сложным делом – раздумьями на заданную тему. Такое занятие я не мог доверить никому из подчиненных. Когда я расклеил слипшиеся глаза, то обнаружил, что уже четыре часа пополудни. А до дома сорок минут (если без пробок). Перед уходом из офиса я несколько минут постоял перед «Морской болезнью» Эндерса (или как там ее?). Недоверчиво потрогал холст. Шероховатостей не ощутил – полотно покрыто лаком, чтобы не хватались все подряд. Странно. Если подделка, то весьма трудоемкая. Уважаемый профессор, руководитель частного художественного фонда, которому я оказал услугу на сумму, значительно превышающую стоимость картины, уверял, что Эндерс подлинный. Не верить ему оснований не было.
А если авторская копия?
Вроде что-то блеснуло в голове. Я застыл, ловя сигналы мозга. Но нет, лимит бесценных идей на 20 августа исчерпан. Не слышны в мозгу даже шорохи. Я закрыл офис, предупредил охрану, чтобы включили сигнализацию, поехал в пустую скучную квартиру…
В половине десятого вечера я позвонил Варваре.
– Ты страшно занята, – предположил я.
– Ухаживаю за ногами, – промурлыкала Варвара. – Запустила я их нынче.
– У тебя длинные, красивые, загорелые ноги… – размечтался я.
– Ну, в общем, да, – скромно согласилась Варвара.
– А дальше?
– А дальше тапочки, пол, соседи, – Варвара засмеялась. – Думай о другом, Андрюша. Найди себе достойную вторую половинку.
– Мне бы с первой справиться, – проворчал я. – Ладно, оставим лирику. Докладывай.
– Задание выполнено, гражданин начальник, – отчиталась Варвара. – Репродукций Эндерса найти не удалось. В публичке заявили, что подобные издания к ним не поступают, потому что цены… А бюджетное финансирование ограничено. Я отправилась в магазин. Там действительно – не цены, а сволочи. Двенадцать тысяч за подарочное издание. Извини, за такие деньги можно до Испании долететь. Поройся в Интернете… хотя и там далеко не полный перечень. Едем дальше. Эльвира Эдуардовна Голубева обучалась на факультете экономики. Отметками не блистала, но диплом получила. Устроиться на работу не успела. Мать-учительница познакомилась с испанским учителем биологии… он зачем-то приехал в Сибирь по обмену опытом, предложил Тамаре Степановне поехать с ним в Барселону – та, естественно, долго вещички не собирала. Но жизнь под безоблачным небом не задалась… тебе это очень интересно?
– Говори, – разрешил я. – За неимением другой информации.
– Мать скончалась, отчим нашел другую… Вернее, наоборот, отчим нашел другую, мать вследствие чего скончалась.
Зашелся бодрой ритмикой сотовый телефон в прихожей. Я, кажется, забыл его вынуть из борсетки.
– Позже перезвоню, подруга, – сказал я, бросил трубку и поволокся в прихожую.
– Господи, Андрей, – сказала Рогачева. – Звоню тебе на городской, звоню, звоню. В Интернете сидел?
– В нем, – машинально буркнул я. – Ведь он как жизнь: делать нечего, а уходить не хочется. Подожди, случилось чего? – Голос у одноклассницы как-то странно подрагивал.
– Да, Андрюша… – она чуть не плакала. – У нас труп… Настоящий человеческий труп… Пришла с работы, поднялась к себе на третий этаж, а у нас тут темно, лампочка перегорела, и труп лежит под дверью… Андрюшенька, милый, мне кажется, что это Эльвира… Я вызвала полицию, а потом тебе стала звонить…
– Сейчас приеду, – бросил я. Недоуменно посмотрел на мигающую трубку. Вот и накрылась моя Испания медным тазом…
Садиться за руль после дозы вермута не хотелось решительно. Не объяснять же гаишникам, что я еду на труп. Я поехал на общественном транспорте – в смысле, на такси. В машине, вместо привычного шансона, играла психоделическая музыка, от которой психи активно размножаются. Шофер подпевал ей в такт и смотрел в одну точку перед собой. Он вез меня какими-то ломаными зигзагами. С того и стартовал абсурд, благополучно продолжившийся до финала этой нелепой истории.
Рогачева проживала на задворках «Праздничного зала» в массивной сталинской четырехэтажке, окруженной брежневскими картонными коробками. У подъезда стояла полицейская машина, «Скорая помощь» и старая «буханка», подозрительно смахивающая на машину для перевозки особых слоев населения (мертвых). Потолок подъезда украшал узор из обгоревших спичек. Я поднялся на третий этаж, где толпились люди. Лампочку, судя по всему, ввернули. «Настоящий человеческий труп» лежал под дверью Рогачевой, укрытый простыней. Осмотр уже закончили, но расходиться операм и экспертам не хотелось.
– Андрюша, родненький… – бросилась ко мне Рогачева – густо «заштукатуренная», располневшая, в какой-то цветастой цыганской юбке. Схватила за воротник, забормотала: – Андрюшенька, представляешь, это не Эльвирка. Это соседка с четвертого этажа. Зиночка… Ее ножом хватили… Она же безвредная, скучная, разведенная, никому не нужная. А я подумала, что это Эльвирка. Она лежала на животе, и плащ у нее похожий, и волосы того же цвета…
А накрылась ли тазиком моя милая сердцу Испания? Я начинал предательски потеть.
– Эльвира дома?
– Нет, Андрюша… Я оставила ей ключ, потому что поздно прихожу с работы… Вкалываю, как лошадь… Нет ее дома, телефон заблокирован, я не знаю, где она – может, по бутикам шопингует, или по салонам красоты, или в солярий пошла…
За соляркой. Голова усиленно работала. Если соседка Зиночка никому не нужна… Выходит, в Эльвиру метил убийца? Ждал в полутемном подъезде женщину в таком-то плаще, с такими-то волосами. А потом – совпало так – поднялась Эльвира, увидела труп, в страхе сбежала, а труп лежал, пока не объявилась Рогачева. В доме четыре этажа, Рогачева живет на третьем, по две квартиры на площадке, не сказать, что проходное место. Время не раннее, обитатели квартир давно сидят по домам у голубых экранов…
– Ха, а яблоко от дуба недалеко упало, – произнес знакомый голос, раздвинулась группа людей на вершине пролета, и в позу римского сенатора встал капитан Максимовский – рослый тип с волчьим взором, который просто незаменим, чтобы клеймить презрением преступников.
– Господин Раевский, мы с вами не виделись целые сутки, – он смотрел на меня пренебрежительно, как и должен смотреть не наделенный талантами, но уполномоченный властью человек на своего удачливого сверстника (не наделенного властью). – Вы у нас теперь в каждой бочке затычка? Вас теперь можно видеть везде?
– Под каждой крышечкой, – поддакнул младший по званию лизоблюд. Этого бездаря я тоже видел в «артишоке».
– Очень смешно, товарищ капитан, – пробормотал я. – Если хотите, можете проверить у меня документы.
– Раевский, я что-то не понимаю, – нахмурился Максимовский. – Да, в галерее «Арт и Шок» вы отличились, спору нет. Любой бы отличился за такие деньги. Но здесь… Агентство «Пирамида» занимается убийствами?
– Хотите трогательную правду, капитан? – с вызовом сказал я. – Дарья Викторовна Рогачева, у дверей которой произошло убийство, – моя старинная приятельница. Первым делом она вызвала полицию, а уж потом позвонила мне. Ей требовалась моральная поддержка. Вы не против, если я ее окажу?
Капитан опустился до моей персоны, раздраженно глянул на прильнувшую ко мне Рогачеву, сделал кружок вокруг нас, благо ширина пролета позволяла, сказал «ну-ну» и поднялся на рабочее место. Я не осуждал этого затурканного служаку. Врио начальника районной криминальной полиции – должность собачья. Гоняют по любому поводу: убийства, кражи с выставок, пьяная поножовщина…
– Послушай, Рогачева, – прошептал я, – ты ничего не говорила им про Эльвиру?
– Нет, Андрюш… Когда они приехали, я вообще ничего не могла говорить, только рот разевала, гугукала, квакала… А когда они перевернули ее, а это оказалась Зинка… я вообще онемела. Потом отошла, конечно… Нет, про Эльвирку я ничего не говорила. А надо ли, Андрюша?
– Ничего не говори. Убийцу они все равно не найдут, а неприятности нам с тобой обеспечат с троекратным запасом. Сам разберусь с этим делом. Расскажешь им про Зинку всё, что знаешь, а про Эльвиру забудь. Появится – хорошо. Не появится… опять же моя проблема. Мы не уверены, что прирезать хотели Эльвиру. Послушай, а неужели они правда так похожи?
– Да нет… – задышала в ухо Рогачева. – Совсем не похожи. Волосы только. И цвет плаща. Но у Зинки – обычный совковый, а у Эльвирки – из Милана. В темноте, конечно, не поймешь…
Мы постояли для отвода глаз еще несколько минут. Тело унесли. Спустились опера, одарив меня суровыми взглядами. Скорчил надменную мину Максимовский.
– До скорой встречи, капитан, – раскланялся я, а когда он притормозил и вцепился в меня взглядом, быстро оговорился: – Шучу, шучу.
Я проводил Рогачеву до квартиры. Она олимпийским прыжком махнула через место, где лежала покойница, юркнула за дверь. Я помахал ей и запрыгал по ступеням. Полиция еще не уехала. Она рассаживалась. Я позвонил Варваре с площадки между первым и вторым этажом.
– Бедненький, – печально резюмировала Варвара. – Совсем забыл, что нужно говорить в трубку.
– Прости, забыл анекдот про склероз, – очнулся я. – У тебя все в порядке?
– А у нас пожар на всю деревню? Твой голос дрожит, Андрюша.
– Дрожит, – признался я. – Ты знаешь, как бороться со страхом?
– Знаю, – подумав, ответила Варвара. – При помощи более сильного страха.
– Тогда я приеду к тебе?
Она чуть не поперхнулась.
– Ну, знаешь ли… Спасибо, конечно. А за каким, прости меня, хреном?
Полиция еще не расселась по своим «скоростным» отечественным автомобилям. Время было. Я описал ей в двух словах «историю болезни» некой Зиночки и свои подозрения касательно данного убийства.
– Вот такая, понимаешь, загогулина, как говорил наш бывший президент.
– Понятно, – сказала Варвара.
– Понятно? – удивился я. – Поздравляю, дорогая. Если тебе все понятно, то психиатрия бессильна. Просыпайся, Варвара, сейчас я к тебе приеду. Кстати, какой твой любимый напиток утром?
Варвара потрясенно молчала.
– Не знаю, Андрюша, – выдавила с трудом. – Зависит от того, нужно ли утром идти на работу. А ты о чем говоришь? Считаешь, что ты уже преодолел… пятипроцентный барьер?
– Говорить будем всю ночь, – пояснил я. – Ладно, Варвара, не парься, кусаться не буду.
В такси, которое я поймал на улице Линейной, не играла психоделическая музыка, но управляла разбитым корытом женщина в кепке. Она посматривала на меня всю дорогу, рождая во мне чудовищный комплекс сексуальной неполноценности. Глаза ее при этом как-то мистически поблескивали. Я сунул купюру, не глянув на достоинство, взлетел на последний этаж хрущевского дома. Облегченно вздохнул и потянулся к звонку. Сотовый в кармане забился, будто ждал того момента.
Звонила опять Рогачева.
– Прости, Андрей, я, наверное, уже надоела тебе этим вечером…
– Да нет, что вы, – преувеличенно бодро сказал я. – Всегда рад вас слышать, Дарья Викторовна. Уже соскучились?
– Я? – изумилась Рогачева. – Да я вас с Эльвирой тьму лет не видела и еще бы столько же не видела!
– Объявилась Эльвира? – предположил я.
– Объявился еще один труп! – заорала Рогачева.
– Не может быть, – поразился я. – Прошло лишь двадцать минут. Что за труп? Опять женский?
– Нет, – успокоилась Рогачева. – Пациент, скорее, М., чем Ж. Дело было так, – голос Рогачевой уже не дрожал, беспрерывные неприятности закаляли нервную систему. – Уехала полиция, уехал ты, я сидела на кухне, ждала Эльвиру… и вдруг во дворе как заорут! Потом узнали, что это соседка с первого этажа Любовь Константиновна выгуливала перед сном своего мопса, он и выволок из кустов за детской песочницей человеческий труп…
– Да это не мопс, это буйвол какой-то, – пробормотал я.
– Нет, он выволок только ногу. Любови Константиновне хватило. Через несколько минут вернулась полиция – она не так далеко и уехала…
– Хорошо, Рогачева, я сейчас приеду, – пообещал я, захлопнул говорилку и позвонил в дверь. Зашоркали тапочки, на пороге объявилась зевающая во весь формат Варвара в халате – опухшая, вялая, невыносимо домашняя и привлекательная.
– Нарисовался, – пробормотала Варвара. – Какой же ты перекошенный, Андрюша. Ну, входи. Готов… к ночной беседе?
– Как Пизанская башня, – уверил я и сунул ей бутылку дорогого испанского вина в красивой упаковке. – Держи, Варвара. Подождешь, пока я на труп съезжу? Только не засыпай, – я начал неотвратимо пятиться. Она смотрела на меня, как на исчезающее привидение.
– И ты специально приехал, чтобы это сказать?.. Эй, постой, ты вроде ездил уже на труп…
Но я уже летел по лестнице, выкрикивая, что вернусь и все объясню.
Третья поездка на ночном такси начала напрягать мой бюджет. Я ворвался во двор рогачевского дома. Утомительные марш-броски по лестницам, к счастью, отменялись. Знакомые машины стояли у подъездной дорожки, а люди в штатском, освещая свой труд фонарями, грудились у кустов за песочницей. Крутились не спящие и очень любознательные пенсионеры, повизгивал мопс (от горшка два вершка) – герой текущей ночи и главный свидетель.
Я оттащил Рогачеву в сторону.
– А тебя-то зачем сюда притащили?
– Да ты что? – возмутилась Рогачева. – Во-первых, я бы и сама сюда пришла, а во-вторых, я у них что-то вроде главного подозреваемого. Не знаю, шутят ли…
– Не смеши, Рогачева, – поморщился я, подталкивая ее к дому. – Брысь отсюда, ложись спать, у тебя завтра трудный коммерческий день. Не тянешь ты на главную злодейку. Я смогу убедить господ полиционеров, что ты не в теме.
Я бочком протиснулся к месту события. Труп, как и первый, был отнюдь не бутафорский. Мужчина средних лет, худощавой комплекции, низкий, невзрачный, неброско одетый, обширная залысина плавно перетекала со лба на затылок, возможно, тянулась и дальше, но проверить это было невозможно: затылок у мужчины был выворочен. А входное отверстие, проделанное пулей, красовалось посреди лба. Из тихого комментария эксперта явствовало: смерть мужчины наступила примерно в одно время со смертью женщины в доме. Возможно, с небольшой задержкой.
– Восхитительно, господин Максимовский, – усмехнулся я. – Напоминает нашу умелую медицину: не успели спасти одного больного, как тут же не успели спасти другого.
Мужчины при исполнении прервали беседу, повернули головы. Лучи света перекрестились на мне, как лучи прожекторов на пойманном «Мессершмитте».