Женщины Абсолюта
(редактор-составитель К. Кравчук)
Предисловие редактора
Сделай свое сердце местом поклонения Любви,
Заполни его благоуханием покоя,
Зажги в нем светильник мудрости,
Укрась его цветами радости.
И тогда высший экстаз полностью завладеет тобой
И сделает образом самого Бога.
Папа Рамдас
Так уж сложилась, что на духовном поприще у нас царят в основном мужчины – они основывают религии, создают всевозможные учения, пишут тексты, комментарии к ним, комментарии к комментариям, сравнивают и категоризируют, отстаивают свою правоту в нескончаемых интеллектуальных баталиях, фехтуя оружием логики и «здравого смысла», доказывают превосходство своих доктрин, поучают, наставляют.
Женщинам же активность такого рода не свойственна, и они редко получают широкую известность в роли духовного учителя или лидера.
И потому складывается впечатление, что духовных высот достигают, как правило, мужчины. Но это не так.
В этот сборник включены истории жизни и наставления семи очень необычных женщин, принадлежащих разным эпохам. У них, столь непохожих друг на друга, есть одно общее качество – опьяненность Богом и поглощенность Им.
Они – редкие цветы, источающие благоухание несомненного глубокого постижения, не нуждающегося ни в какой категоризации, не застывающего ни в какую доктрину. И благоухание это распространяется путями Любви, которые, как говорят, неисповедимы.
Лаллешвари
Изображений Лаллешвари не сохранилось. На рисунке кашмирская столица Шринагар (гравюра 1877 г.)
Лалла – яркая звезда в плеяде поэтов-мистиков средневековой Индии, таких как Мирабаи, Кабир, Тулсидас, создательница мистической поэзии вакх [1], оказавшая сильное влияние на развитие кашмирской литературы. Вышедшая за ограничения отнесения себя к тому или иному религиозному направлению, она равно высоко почитается и мистиками-индуистами, и суфиями, и иными ищущими подлинное.
Лалла появилась на свет в брахманской семье в Кашмире в начале XIV века и оставила тело приблизительно в 1370– х годах. Ее точные даты рождения и смерти неизвестны. В возрасте 12 лет ее выдали замуж и дали ей новое имя – Падмавати. Однако в своих стихах она использует только свое имя до замужества – Лалла. В народной памяти она предстает под двумя именами – Лаллешвари и Лал Дэд (Мать). В персидских летописях она известна как Лалла Арифа. Ее замужество не было счастливым – свекровь обращалась с ней очень жестко, а муж часто впадал в ярость и вымещал ее на жене. В доме мужа ее никогда не кормили вдоволь.
На обед свекровь подавала ей на тарелке камень, прикрыв его тонким слоем риса, так что порция выглядела большой. Лалла молча, безропотно съедала поданное «блюдо».
Уже в раннем возрасте привлеченная к духовному поиску, Лалла была погруженной в себя и не выказывала интереса к мирскому. Сиддха Шрикантха, учитель кашмирского шиваизма, посвятил ее в шайва-йогу. Начав практику и продвинувшись в ней, она превзошла своего учителя.
Согласно легенде, Лалла ходила перед рассветом к реке с кувшином – принести воды. Перед тем как наполнить кувшин водой и вернуться с ним обратно, она пересекала реку – почтить святыню Натха Кешава Бхайравы. Заподозрив ее в неверности, в один из дней муж тайно последовал за ней. Он обнаружил ее сидящей в одиночестве на берегу реки и медитирующей. Придя в ярость от увиденного, он вернулся домой. Когда Лалла подошла к дому с кувшином воды на голове, муж в гневе ударил по нему палкой. Кувшин разбился, но, по легенде, вода чудесным образом не пролилась, а осталась у нее на голове. Лалла невозмутимо вошла в дом и разлила воду по всем сосудам, наполнив их до краев. Оставшуюся воду она вынесла наружу и выплеснула на землю – там образовался пруд [2]. После этого случая она оставила дом и семью, став бродячим аскетом. Порвав все прежние связи, в знак отречения от мирского она сняла с себя одежды и стала странствовать обнаженной. Ей было 24 года.
В этих странствиях Лалле пришлось столкнуться с жестоким отношением общества, в основной своей массе не приемлющего столь «бесстыдного» поведения. В начале своего мистического путешествия она то воспаряла к высотам Духа, то погружалась в жалость к себе, пока в конце концов не обрела упроченности пребывания в своей истинной природе.
* * *
Есть такая история. Однажды уличные мальчишки стали глумиться над ней. Добросердечный хозяин лавки, торгующей тканями, увидев это, прогнал их прочь. И тогда Лалла попросила его одолжить ей длинный кусок ткани, разрезать его на 2 равные части и каждую взвесить. И затем набросила один из кусков на свое левое плечо, а другой на правое и пошла по улице. На каждый оскорбительный оклик она завязывала узел на правом куске ткани, а на уважительный – на левом. К вечеру она вернулась в эту лавку и отдала куски ткани хозяину, попросив его вновь взвесить их по отдельности – вес каждого оказался таким же, как и раньше. Число «узлов оскорбления» и «узлов уважения» никак не повлияло на вес каждого куска. Так она дала понять доброму заступнику свою незатронутость ни насмешками, ни проявлениями уважения.
Будучи преданной Шиве, используя практики шайва-йоги, Лалла все глубже продвигалась в своем мистическом путешествии в глубины Себя.
По легенде, однажды в полнолуние Лалла вошла в комнату, встала в глиняный горшок и надела на голову другой такой же. В процессе убывания луны ее тело уменьшалось в размерах, а на пятнадцатый лунный день два горшка – верхний и нижний – соединились. Ее учитель Шрикантха, приподняв верхний, увидел вибрирующую «ртуть» внутри. С ростом луны тело Лаллы стало увеличиваться, пока на полнолуние не достигло прежних размеров. Он был весьма впечатлен и сказал, что ученица превзошла своего учителя. В своих стихах Лалла так описывает открывшееся ей:
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Традиционно учения кашмирского шиваизма передавались лишь немногим избранным. Лалла стала первой женщиной, ставшей открыто говорить об этих практиках широкому кругу людей на местном языке кашмири.
Лалла критиковала элиту, впавшую в гордыню от своих достижений в области эрудиции. Их ученое знание традиции кашмирского шиваизма, как она говорила, отнюдь не гарантирует подлинное прозрение, подлинное постижение. Сама же Лалла оставила все писания позади и сосредоточилась на непосредственном переживании того, что стало лишь предметом усложнения и дискуссий у ученых мужей. Ценя непосредственное переживание превыше святых доктрин, она была совершенно терпима к религиозным практикам, иным, чем ее собственная, и не относила себя ни к какой секте или религии. В своих стихах она призывает практикующих не разделять на «индуизм» и «мусульманство», поскольку истинная реальность превыше конфессиональных и сектантских разделений.
Лалла также указывает на ограниченность использования лишь внешнего поклонения, всевозможных ритуалов:
* * *
пандит,* * *
По легенде, однажды учитель Лаллы Шрикантха совершал омовение в реке, в то время как она чистила, но только снаружи, горшок, полный грязи, расположившись вверху по течению. Шрикантха, удивленный, спросил ее: «Как же можно очистить горшок, оттирая его только снаружи?» Лалла ответила: «Как же можно очиститься лишь омовением, не очищая мысли и чувства?»
шайваНаставления Лаллы
* * *
пранаву* * *
* * *
пандит!* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Место захоронения Лаллы неизвестно. По легенде, когда она умерла, яркое пламя вырвалось наружу из ее тела и исчезло из вида.
Хвала Лалле[17]
ЛаллаТанцуй, Лалла, облаченная лишь в воздух.Пой, Лалла, одетая в небо!Посмотри на этот яркий день!Какие одежды могли бы бытьСтоль прекрасны или столь священны?
Лалла, рожденная в Кашмире, путешествовала и пела песни, танцуя под них обнаженной. Песни лились из ее живого переживания Бога, из ее подлинной сущности, которая есть и наша подлинная сущность.
Я представляю Лаллу идущей по сельской дороге. Она осознает ясность своей беспредельной сущности, пустоту, что вмещает небо, землю и все сущее между ними. Мир, прозрачный, как чистая вода, и легче, чем воздух, танцует внутри нее. Те трепещущие на ветру листья, эти камни на сухой дороге, эта бурая земля подле лениво текущей реки – она облачается во все это как в одежды. Вечно изменчивый гардероб. Быть всего лишь одной вещью, носить свое лицо, свое тело, считая их собой, – значит не иметь больше места ни для чего еще. Но быть обнаженным, быть абсолютной открытостью существования – именно тогда мы роскошно наряжены. Я вспоминаю выражение немецкого мистика Мейстера Экхарта (он умер, когда Лалле было около семи): «До тех пор пока я это или то, я не могу быть всем сущим». А еще мне приходят на ум слова английского поэта XVII века Трэгерна: «Ты не сможешь наслаждаться миром, пока само море не потечет в твоих венах, пока ты не облачишься в небеса и звезды не увенчают тебя…»
И вот, Лалла, не имея ничего на себе, ты танцуешь в ниспадающем горном потоке, в лебедях, скользящих по сверкающей водной глади, в смеющихся детях, играющих у твоих ног. И, танцуя, ты поешь, Лалла, о, как ты поешь! Восхваления разливаются из источника пустоты, из сокровенной тайны – бесконечная песнь для Бога и от Бога.
Сегодня, Лалла, я вижу твое тело во всем. Я вижу тебя в лице каждого встречного, чувствую твой вкус в напитке, что подношу к губам, слышу голос твой в потрескивающем огне и молчаливой земле, в какофонии городских улиц, в волнах, непрестанно разбивающихся о широкий берег. Звезды смотрят твоими глазами, Лалла, летящая птица бьет воздух твоими крыльями, открывший лепестки солнцу цветок – твое прекрасное лицо. Куда бы я ни посмотрел, я вижу тебя. Ты, кто вовне, пребываешь внутри, с моей стороны любой двери, в какую бы я ни постучал.
Лалла, в спонтанном движении моих собственных рук и ног во время танца я являю твой танец. Обращаясь к другому, я прикасаюсь к тебе. Снимая одежды своей внешности, я соединяюсь с тобой.
Озеро Дал в Кашмире
Пелагия
Пелагия Дивеевская (1809–1884) Первая из трех канонизированных блаженных Серафимо-Дивеевского монастыря
В хрониках священных мировых традиций можно найти рассказы об особенном типе святых – так называемых «дураках» или «блаженных». Большинство людей считает их совершенно безумными, но способный к различению глаз видит в этих просветленных «дураках» духовных исполинов. Практически во всех основных религиях существуют такие странные, но чрезвычайно возвышенные души. В христианской традиции это «безумцы Христа ради» – «дурачки», «шалые», «юродивые».
Иногда очень сложно определить действительную причину их странного, явно «безумного» поведения. Они такие на самом деле или притворяются? Часто они надевают маску эксцентричности для того, чтобы стать объектом презрения, насмешек и оскорблений и практиковать таким образом глубочайшее смирение и свободу от привязанности даже к собственному доброму имени и репутации. Возможно, это самый трудный, последний урок их духовной зрелости. Однако, похоже, иногда их сумасшествие бывает непритворным. Может быть, на них оказали влияние какие-то необычные события их детства и юности, плюс генетическая предрасположенность. А может быть, дело в том, что случившаяся с человеком духовная реализация была настолько тотальной и мощной, что его восприятие и поведение стало слишком отличаться от принятых в обществе норм. А мы знаем, что «здравый смысл», на который опирается общество, совершенно не здрав с духовной точки зрения.
Те, кому посчастливилось встретить «божьих дурачков», могут засвидетельствовать, что в их присутствии ощущается огромная, невероятная сила благости и обновления.
Давайте вспомним одну из таких блаженных душ – Пелагию Ивановну Серебренникову, урожденную Сурину, принадлежавшую к русской православной церкви. Пелагия, несомненно, была не только одной из самых эксцентричных личностей в истории духовной жизни, но и ярчайшим светочем, свидетельствующим силу Бога. Более того, она стала неофициальной преемницей Серафима Саровского (1759–1833 гг.), которого православная церковь почитает как величайшего старца – человека беспримерной доброты, аскетичности и любви к Богу, чудотворца, обладающего недюжинной духовной силой. Под его чрезвычайно благотворным влиянием появился целый ряд святых – мужчин и женщин, но самой удивительной была Пелагия, которую в народе с любовью называли «Серафимовым серафимом», то есть его ангелом. В 1937 году, спустя четыре года после «ухода» Серафима, Пелагия пришла жить в женский монастырь, основанный Серафимом для его учениц. Монастырь находился неподалеку от Дивеево, в густом лесу, почти в 460 километрах к юго-востоку от Москвы. Здесь, в крошечной убогой келье, невероятно эксцентричная, а впоследствии горячо любимая монахинями монастыря «матушка» Пелагия провела последние 47 лет своей жизни.
Несмотря на то что монахини поначалу относились к ней, как к слабоумной, Пелагия стала известна среди паломников своими дарами исцеления, яснослышания и пророчества, своей способностью встречать гонения и несправедливость с молчаливой улыбкой на лице, своим простым смирением и той странной, поразительной и даже пугающей «придурковатостью», которую многие люди считали полным безумием. В случае с Пелагией очень трудно определить истинный источник ее помешательства. Притворялась ли она, закаляя свое сердце в смирении? Определенные признаки указывают именно на это. Но также было множество поступков в ее жизни, которые заставляют предположить, что она действовала с совершенно иного плана бытия и что действия ее имели отношение к другому, более высокому, чем наше смертное царство, миру.
Пелагия родилась в 1809 году в городе Арзамасе, в 400 километрах к востоку от Москвы. Маленькая Пелагия и двое ее младших братьев узнали, почем фунт лиха, когда после смерти отца в их семье появился отчим со своими шестью детьми. Годы спустя мать Пелагии рассказывала, что в детстве (к сожалению, точная дата неизвестна) с ее дочерью приключилось что-то странное. Однажды она заболела и вынуждена была провести несколько дней в постели. Когда, наконец, Пелагия поправилась, она «…встала непохожей сама на себя. Из столь умного ребенка вдруг сделалась она какой-то точно глупенькою. Уйдет, бывало, в сад, поднимет платьице, станет и завертится на одной ножке, точно пляшет. Уговаривали ее и сраматили, даже и били, но ничто не помогало. Так и бросили»[18].
Неизвестно, что же случилось с «исключительно умным ребенком», но, как стало очевидным впоследствии, ее предназначением было быть «дурой Бога ради».
Как бы там ни было, Пелагия повзрослела и стала очень привлекательной: «высокой, красивой девушкой с невероятно живыми, блестящими глазами». Мать стремилась скорее выдать дочку замуж, хотя свободолюбивой Пелагии идея замужества была противна. В конце концов, несмотря на ее явное помешательство, в 1828 году ее взял в жены молодой мещанин Сергей Васильевич. Должно быть, он был так очарован ею в день их знакомства и сватовства, что не обратил внимания на весьма странное поведение Пелагии, «поливавшей» из чашки цветы на ткани своего платья!
Вскоре после замужества молодая пара поехала к преподобному Серафиму Саровскому. На удивление быстро распрощавшись с мужем и матерью Пелагии, Серафим провел девушку в свою келью, где беседовал и молился с ней в течение нескольких часов. Крайне редко Серафим поступал подобным образом: только с особенно многообещающими и «зрелыми» учениками. После того как они вышли из кельи, старец Серафим поклонился ей в ноги и напутствовал словами: «Иди, иди, матушка [19]. Иди в Дивеево[20]. Побереги моих сирот-то[21]. Многие спасутся через тебя, и будешь ты свет миру!»