– Принеси воды, Мавсаний, – сказал Артемидор голосом, который мог бы искусить самую неприступную из служительниц Геры. – Я жажду соединиться с нею, но должен быть чист и благоуханен.
С нею?! Лаис насторожилась. Неужели к Артемидору сейчас явится его возлюбленная?! Неужели повезло и Лаис сможет проникнуть в его тайну?!
– Все готово, мой господин, – сказал Мавсаний, и Лаис заметила, что в углу комнаты уже стоит большая чаша с водой, а также расстелен тугой коврик, сплетенный из холщовых лент и отлично впитывающий воду.
Мавсаний помог Артемидору раздеться, тот встал на коврик – и Лаис стала невольной свидетельницей его неспешного омовения.
Не без удовольствия, надо признать, наблюдала она за этой процедурой! Тело Артемидора было прекрасным, мужская оснастка – весьма впечатляющей, и Лаис подумала, что на матиомах, посвященных изучению мужского тела и тонкостям обращения с самыми чувствительными его местами, Артемидор был бы отличным фронтистирио[10].
К сожалению, сейчас в школе гетер роль фронтистириос исполняли прекрасные мраморные статуи богов и героев. Они в изобилии имелись в храме Афродиты и изображали ее многочисленных любовников: от Ареса, бога войны, до прекрасного Анхиза, породившего Энея – одного из героев великой Трои.
Еще совсем недавно школа держала красивых, молодых, а главное – сильных рабов, обладавших выдающимися статями, с чьей помощью совершенствовали свое мастерство будущие гетеры. Но после того, как евнух Херея принес всех этих рабов вместе с их мужественностью в жертву ненасытной Кибеле, нынешняя Никарета, великая жрица Коринфской школы гетер (надо сказать, что все великие жрицы носили это имя в память первой Никареты, несколько столетий назад основавшей школу), не покупала новых. Еще не изгладились ужасные воспоминания об этих молодых изуродованных оскоплением телах, валявшихся в залитых кровью клетках, где держали рабов!
Никарета словно бы опасалась, что культ кровожадного божества, которому тайно служила ее предшественница вместе со своим сыном Хереей, может возродиться, если чудовищная статуя Кибелы, замурованная в подземелье, прознает о том, что наверху появились новые мужчины, исполненные плотского сладострастия.
Причины эти были вполне понятны гетерам, однако одно дело – гладить холодные мраморные чресла, в которых никогда не вспыхнет любовный огонь, или обучаться владению мышцами лона с помощью лоури, искусственных фаллосов, – и совсем, ну совсем другое – ласкать живое тело и ощущать внутри себя живую, дарующую наслаждение плоть.
Лаис вдруг поняла, что жаждет успешно пройти свое выпускное испытание не только потому, что это означает быть посвященной в гетеры. Она ощутила желание потрогать Артемидора, вволю поласкать это обнаженное тело, которое будет содрогаться от страсти, а главное – показать Артемидору, какое несравненное наслаждение может доставить ему изощренное долгими тренировками лоно Лаис! И еще ей хотелось, чтобы он смотрел на нее, и восхищался ее красотой, и сжимал ее в объятиях…
Лаис презрительно улыбнулась своим мечтам. Влюбленная гетера – о Афродита Пасеасмена, Афродита Страстная! – ну что за нелепость! Влюбленная гетера – это обыкновенная женщина, а не владычица мужских страстей, не повелительница мужских желаний! Влюбившись, она дает мужчине власть над собой, и тогда он сам повелевает ею – а она становится игрушкой в его руках! И Лаис постаралась вновь думать об Артемидоре только как об идеальном фронтистирио, с которым можно было бы как угодно забавляться на матиомах.
– Не сомневаюсь, это заставило бы тебя забыть о твоей хваленой неприступности, особенно если бы за дело взялись мы с Гелиодорой! – пробормотала Лаис насмешливо.
Гелиодорой звали ее лучшую подругу, и она обещала, по мнению наставниц школы гетер, сделаться столь же обольстительной и изощренной в искусстве плотской любви, как Лаис. Собственно, они были, на зависть прочим аулетридам, лучшими ученицами, им прочили блестящее будущее… Но для того, чтобы эти надежды сбылись, надо было всего-навсего пройти выпускное испытание.
Когда девушки только поступили в школу, их стращали множеством грядущих испытаний. Мол, придется соблазнить кинеда, и какую-нибудь важную персону публично, и неприступного, и отдаться первому попавшемуся на глаза мужчине… Однако так уж вышло, что лишь только Лаис и Мауре выпали самые трудные жребии: одной – соблазнить неприступного, другой – кинеда. Остальным девушкам предстояло соблазнение случайных мужчин, которых, опять же, выберет жеребьевка. В числе этих девушек была и Гелиодора. Это задание считалось не столь трудным: в конце концов, какой мужчина устоит перед юной красавицей, обученной всем тайнам соблазнения?!
Лаис беспокоилась только об одном: а вдруг любовник, предназначенный Гелиодоре, окажется каким-нибудь гнилозубым, отталкивающим уродом?! Всем известно, что гетера сама выбирает поклонников и гостей… Но это правило, увы, не касается аулетриды на выпускном испытании!
Между тем омовение прекрасного Артемидора закончилось. Мавсаний поднес ему большое бронзовое зеркало, и Лаис вздохнула с невольной завистью: хорошие зеркала, которые отражали черты и цвета точно, без искажений, стоили дорого, полировка бронзы была делом очень сложным, и даже гетеры могли похвалиться только зеркалами величиной с ладонь. Мавсаний же подал своему господину зеркало, в котором Артемидор отразился по пояс.
Красавец остался, похоже, доволен своим видом и сделал несколько глотков из чаши, которую подал ему раб. Затем он наклонился над одним из сундуков, которыми и в самом деле была загромождена спальня. Оттуда были извлечены несколько кусков тонких разноцветных тканей, из другого – карфиты, из третьего – ожерелье. Постояв около вешалки с сандалиями, Артемидор только вздохнул, но не взял ни одной пары.
Вслед за этим Мавсаний, не спускавший глаз с господина, накинул ему на плечи алую хламиду, а затем не без усилия сдвинул с места один из светильников. И Лаис не поверила своим глазам, увидев, что стена, перед которой стоял Артемидор, как бы попятилась перед ним, и он шагнул в образовавшийся темный проем, приняв свободной рукой от Мавсания небольшую масляную лампу.
Через несколько мгновений фигура Артемидора исчезла в темноте.
Мавсаний собрал таз, губку, мокрый коврик и унес их, а Лаис изумленно таращилась на этот темный провал в стене.
Там, значит, какой-то потайной ход…
В прошлом году Лаис побывала в одном таком потайном ходе, где чуть не погибла, поэтому ее начало знобить, едва она об этом вспомнила. Ни от потайных ходов, ни от подземелий она не ждала ничего хорошего!
Неужели Артемидор держит свою любовницу в заточении? Но одна ли она там? Может быть, для него тайно похищают молодых красавиц? Привозят их в Коринф из других городов?
Лаис слышала множество ужасных рассказов о пропадавших девушках: даже тел их потом не находили! Досужие кумушки болтали, что злодеи, вволю натешившись красотой и невинностью, продавали бедняжек потом в дальние края, за пределы Аттики.
Да нет, не может быть, чтобы такой красивый мужчина, которому стоит лишь знак подать – и множество чаровниц слетятся к нему с надеждой на ласку, – разменивался на разбой! Хотя человеческая природа – вещь загадочная, страсть иной раз способна изменить мужчину до неузнаваемости!
Лаис размышляла, что ей делать: отправиться восвояси, пока не заметили, или все же дождаться возвращения Артемидора. Однако она уже устала лежать на каменной крыше; к тому же ворота школы с наступлением темноты закрывались накрепко, около них ставилась охрана, и хотя подруга Гелиодора должна была караулить около боковой калитки, ключ от которой загодя был украден у привратника, Лаис не хотела заставлять ее ждать слишком долго. А вдруг кто-то заметит, что одна из аулетрид притаилась у ворот? Еще решат, что поджидает тайного любовника, а это строжайше запрещено и грозит серьезным наказанием!
Но разве можно вернуться ни с чем сейчас, когда комната пуста, в нее можно перебраться с крыши пристройки – и хотя бы одним глазком взглянуть, куда отправился Артемидор! Попытаться проникнуть в его тайну!
Может быть, он и в самом деле преступник и злодей. Тогда его нужно изобличить.
Лаис уже совсем было собралась перемахнуть через подоконник, как вернулся Мавсаний. Страшно подумать, что случилось бы, если бы она не замешкалась, колеблясь! Верный раб не задумываясь убил бы ее!
Мавсаний заглянул в темный проем в стене, прислушался, покачал головой – и свернулся калачиком прямо на полу, словно пес, охраняющий незапертый дом. Видимо, Артемидор намеревался остаться у любовницы на всю ночь, а Мавсаний терпеливо ожидал его появления.
Лаис вздохнула. Ну что ж, придется возвращаться ни с чем.
Хотя почему ни с чем? Она разузнала, как открывается потайная дверь! Теперь надо найти возможность проникнуть в комнату Артемидора в его отсутствие – и открыть эту дверь.
Вообще-то судьба на ее стороне! Через несколько дней назначен храмовый праздник Афродиты Пандемос, в котором примут участие все горожане. К этому дню приурочены первые выпускные испытания в школе гетер. Это испытания по теологии и танцам. Обычно весь цвет города собирается взглянуть на них, кроме того, съезжаются ценители красоты, ума и образованности – а именно этим отличаются коринфские гетеры от прочих женщин, продающих любовь! – из Афин и даже других полисов Эллады. Некоторые из них задержатся еще на неделю, когда придет время подводить итоги главного испытания – соблазнения мужчины.
Артемидор непременно будет на первых испытаниях вместе с прочими богатыми и знатными коринфянами. После их окончания устраивается грандиозный пир, на котором аулетриды впервые появляются перед всеми горожанами обнаженными. Может быть, Лаис повезет – и она завлечет Артемидора в свои сети? Ну а если нет… Придется улучить мгновение и тайно забраться в его дом. Сола, конечно, поможет! Она жадна, а Лаис не поскупится ради своей цели.
Девушка огляделась – вокруг царила тишина, двор был пуст – и начала спускаться с крыши пристройки, надеясь, что делает это бесшумно. Однако спускаться оказалось трудней, чем подниматься. Босая нога соскользнула с предательского камня, и Лаис чуть не сорвалась. Кое-как удержалась, вцепившись пальцами в стену!
– Кто здесь? – послышался сверху окрик.
Мавсаний услышал шум и подошел к окну!
Лаис вжалась в стену.
– Да что такое? – проворчал Мавсаний. – Надо пойти посмотреть!
Хвала богам, он с годами, как и многие старики, обрел привычку разговаривать сам с собой!
Не дожидаясь, пока слуга появится во дворе, Лаис кинулась к стене, ограждавшей поместье Главков.
Да, подниматься и в самом деле легче, чем спускаться! Миг – и она уже сидела верхом на стене. Перекинула через нее обе ноги, спрыгнула, даже не успев взмолиться Афродите, чтобы не угодить в один из колючих розовых кустов, которыми были обсажены угодья Главков со стороны городской улицы. Однако повезло и без молитвы.
Удачно приземлившись на четвереньки, Лаис пустилась наутек.
Через несколько быстрых шагов она остановилась и прислушалась. Шума погони не слышно. Наверное, Мавсаний решил, что ему почудилось или что на крышу забралась ласка.
Рассказывали, что для многих хозяев эти зверьки становились истинным бедствием, зато они лихо уничтожали мышей, которые, в свою очередь, тоже были немалым бедствием, поэтому хозяева предпочитали покрепче запирать курятники, а не ставить силки на ласок.
Кругом царила темнота, ночь выдалась безлунная и беззвездная, лишь изредка мелькали огоньки в окнах тех домов, которые не прятались под прикрытием ограды. Однако впереди, словно огромная звезда, сиял огонь на самой высокой башне храма Афродиты Пандемос, и к этой путеводной звезде стремилась Лаис.
Глаза постепенно привыкли к темноте, и она уже не рисковала врезаться в какую-нибудь стену или повернуть не в тот проулок.
Коринф, школа гетер
Вскоре Лаис дошла до храма. Поднялась на сорок ступеней и двинулась вдоль стены, ограждавшей школу, осторожно, ведя ладонью по шершавым камням.
Вдруг что-то пискнуло под ногой. Лаис от неожиданности поскользнулась и вцепилась в стену, чтобы не упасть. Но тотчас раздалось недовольное мяуканье, и она слабо улыбнулась.
Это кошка, всего-навсего кошка! Иногда в подземельях храма появлялись крысы. Даже храбрые ласки старались держаться от них подальше. И недавно Никарета, верховная жрица и начальница школы, велела поселить в храме кошек. Все они были злые, неласковые – вовсе не такие, которых Лаис видела когда-то в Афинах: причесанных, приглаженных, украшенных разноцветными нитяными косичками, милых, ласковых, хотя и своенравных полосатых красавиц. Здешних полудиких кошек не больно-то погладишь!
– Брысь! – прошипела Лаис и услышала частый тупой стук: коринфские кошки почему-то бегали, отчетливо стуча лапами по камням. Говорили, что именно этот забавный топот пугает крыс до того, что они теряют разум от страха и убегают прочь целыми стаями. Лаис не знала, верить или нет, но крыс в храме и впрямь с некоторых пор почти не стало.
Она пошла дальше, стараясь ступать во всяком случае тише, чем кошка, и вот ладонь провалилась в пустоту.
Кажется, это выступ, в котором прячется потайная калитка.
Девушки нашли ее недавно. Скрытая со стороны двора пышно разросшимся кустом глицинии, которая ароматом своим вполне оправдывала свое название[11], она казалась заброшенной. Потом выяснилось, что калитка тщательно очищена от мха, засовы и петли смазаны. Правда, открывалась она не слишком широко, но вполне достаточно, чтобы стройное девичье тело проскользнуло в нее, не оцарапавшись.
Лаис и Гелиодора не сомневались, что этой же калиткой пользовался кто-то еще кроме них, может быть, даже наставницы, но чужие тайны их мало интересовали – свои бы сберечь!
– Ф-р-р… – чуть слышно выдохнула Лаис, подражая вспугнутой ночной птичке, и немедленно услышала в ответ такое же тихое:
– Ф-р-р!
Гелиодора ждет!
На душе сразу стало спокойней.
Тихо-тихо зашуршала по каменным плитам медленно открывшаяся тяжелая калитка.
Девушки быстро обнялись, радуясь, что ночное приключение закончено.
Гелиодора была закутана в такую же двойную хламиду, как у Лаис, а потому казалась совершенно невидимой в темноте.
– Наконец-то! – с облегченным вздохом шепнула подруга. – Я тут чуть не попала в ловушку.
– Что такое? – встревожилась Лаис.
– Пока ждала тебя, затаившись, вдруг услышала чьи-то шаги за стеной. Думала, это ты, и чуть было не ринулась отпирать калитку, как вдруг вспомнила, что не подан условный знак. Решила подождать, и что ты думаешь?! Калитка приоткрылась, и вошла Элисса. И задвинула за собой засов. Наверное, она тихонько выскользнула наружу уже после того, как ты ушла, и оставила калитку незапертой.
– Не может быть! – изумилась Лаис. – Элисса где-то шляется по ночам? Вот никогда бы не подумала, что она способна на такое!
Элисса некогда звалась Телефтая, Последыш. Впрочем, все девушки при поступлении в школу по приказу Никареты оставили прежние имена и взяли новые. Например, Гелиодора предпочитала не вспоминать, что ее некогда звали Алого – Лошадка – из-за гривы великолепных волос, а Лаис лишь изредка вспоминала о Маленькой косуле Доркион, как она звалась некогда.
Элисса была родом из Коринфа, из того местечка близ Лехейской бухты, которое называлось Тения.
Это было поселение в небольшой возвышенности, где в давние времена обосновались пленные, привезенные с острова Тенедос, который находится в северной части Эгейского моря. Именно тенийские рабы построили главные пристани Коринфа и проложили удобные дороги к бухте. Постепенно тенийцы растворились среди коринфян, однако название первого их поселения осталось, хотя жившие там люди и думать забыли о своих предках. Единственное, что их отличало от прочих коринфян, это слишком светлые, почти белые волосы, а еще то, что у многих из них на щеках и носу были щедро рассыпаны солнечные спреи[12].