Но львиную долю работы сделал он. Брейди Хартсфилд. Имеет полное право это утверждать. Городской центр – это удар кувалдой. С Оливией Трелони в ход пошел скальпель.
– Ты меня слушаешь? – спрашивает Фредди.
Он улыбается:
– Извини, на минутку отвлекся.
Никогда не лги, если можешь сказать правду. Правда – не всегда самый безопасный путь, но очень часто. Он лениво задается вопросом, а что бы она сказала, услышав от него: Фредди, я и есть Мерседес-убийца. Или: Фредди, у меня в подвальном чулане – девять фунтов самодельного пластита.
Она смотрит так, словно может читать его мысли, и Брейди на мгновение становится не по себе. Но она говорит:
– Это все две работы, дружище. Они тебя доконают.
– Да, но я хочу вернуться в колледж, и никто не заплатит за учебу, кроме меня. А еще у меня мама.
– И ее тяга к вину.
Он улыбается:
– Если на то пошло, мама предпочитает водку.
– Пригласи меня в гости, – мрачно предлагает Фредди. – Я затащу ее на собрание гребаных Анонимных алкоголиков.
– Ничего не выйдет. Ты знаешь, что сказала Дороти Паркер? Шлюху можно приобщить к культуре, но думать ее не заставишь.
Фредди мгновение обдумывает фразу, откидывает голову и смеется хрипловатым из-за «Мальборо» смехом.
– Я не знаю, кто такая Дороти Паркер, но это я запомню. – Она становится серьезной. – Слушай, а почему не попросить Фробишера дать тебе еще несколько часов? Твоя вторая работа – просто мура.
– Я скажу тебе, почему он не просит Фробишера дать ему больше часов, – говорит Фробишер, выходя на разгрузочную площадку. Энтони Фробишер молод и из-за толстых очков напоминает ботаника. В этом он схож с большинством сотрудников «Дисконт электроникс». Брейди тоже молод, но симпатичнее Тоунса Фробишера. Тем не менее он не красавчик. Брейди это устраивает. Не выделяться из толпы для него только в плюс.
– Выкладывай, – кивает Фредди и тушит окурок. На другой стороне разгрузочной зоны, за громадой гипермаркета в южном конце торгового центра «Берч-хилл», стоят автомобили сотрудников (по большей части старые) и три новеньких фольксвагеновских «жука» ярко-зеленого цвета. Они всегда чисто вымыты, и лучи весеннего солнца отражаются от ветровых стекол. На дверцах – синие надписи: «ПРОБЛЕМЫ С КОМПЬЮТЕРОМ? ПОЗВОНИ В КИБЕРПАТРУЛЬ “ДИСКОНТ ЭЛЕКТРОНИКС”».
– «Контур-сити» закрылся, «Лучшая покупка» едва дышит, – говорит Фробишер учительским тоном. – «Дисконт электроникс» тоже едва дышит, вместе с целыми отраслями бизнеса, которые скорее мертвы, чем живы, и все из-за компьютерной революции. Это и газеты, и книжные издательства, и магазины записей, и Почтовая служба Соединенных Штатов. Я перечислил далеко не все.
– Магазины записей? – спрашивает Фредди, затягиваясь новой сигаретой. – Каких таких записей?
– Обхохочешься, – отвечает Фробишер. – У меня есть друг, который заявляет, что у розовых нет чувства юмора, но…
– У тебя есть друзья? – перебивает Фредди. – Ух ты! Кто бы мог подумать?
– …твой пример доказывает, что он не прав. Вы не можете получить больше часов, потому что компания выживает на одних только компьютерах. Преимущественно дешевых, собранных в Китае или на Филиппинах. Великому большинству наших покупателей больше не нужно прочее дерьмо, которое мы продаем. – Брейди думает, что только Тоунс Фробишер мог сказать «великое большинство». – Отчасти причина в технической революции, но еще и в том…
– …что Барак Обама – наихудший выбор, который когда-либо сделала эта страна! – хором восклицают Фредди с Брейди.
Фробишер мрачно смотрит на них, потом изрекает:
– По крайней мере вы меня слушаете. Брейди, ты заканчиваешь в два, правильно?
– Да. Моя вторая работа начинается в три.
Фробишер морщит занимающий пол-лица шнобель, показывая, что́ он думает о второй работе Брейди.
– Я слышал, ты что-то говорил о возвращении в колледж?
Брейди молчит, потому что любой его ответ может быть воспринят негативно. Энтони Фробишер по прозвищу Тоунс не должен знать, что Брейди ненавидит его. Презирает. Брейди ненавидит всех, включая пьющую мать, но, как говорится в песне, никому не нужно знать об этом прямо сейчас.
– Тебе двадцать восемь, Брейди. Ты достаточно взрослый, чтобы не полагаться на говняный общий котел для оплаты страховки своего автомобиля – и это хорошо, – но ты чуть старше, чем нужно, чтобы учиться на инженера-электрика. Или программиста, если на то пошло.
– Не будь жабой, – говорит Фредди. – Не будь Тоунс-жабой.
– Если правда превращает человека в жабу, тогда я согласен быть жабой.
– Да, – кивает Фредди, – таким ты и войдешь в историю. Тоунс, Жаба-правдоруб. В школе детям будут рассказывать о тебе.
– Я не возражаю против толики правды, – вставляет Брейди тихим, спокойным голосом.
– Хорошо. Тогда ты не будешь возражать и против того времени, которое потратишь на инвентаризацию и наклеивание новых ярлыков на DVD. Можешь приступать.
Брейди добродушно кивает, встает, отряхивает пыль со штанов. «Дисконт электроникс» начинает распродажу DVD за полцены со следующей недели. Руководство компании в Нью-Джерси решило, что «ДЭ» должен выйти из торговли DVD к январю 2011 года. Когда-то прибыльное направление удушили «Нетфликс» и «Редбокс». Скоро в магазине не останется ничего, кроме настольных компьютеров (собранных в Китае и на Филиппинах) и телевизоров с плоским экраном, которые из-за рецессии мало кто мог себе позволить.
– У тебя вызов. – Фробишер поворачивается к Фредди, протягивает ей розовую накладную. – У старушки завис компьютер. Или не шевелится экран, как она говорит.
– Да, mon capitan[15]. Я живу, чтобы служить. – Она встает, отдает честь и берет накладную.
– Заправь футболку. И надень бейсболку, чтобы наша клиентка не пришла в ужас от твоей стрижки. Не гони. Получишь еще один штраф, и работа в киберпатруле для тебя закончится. Опять же перед отъездом подбери свои гребаные окурки. – Он уходит в магазин, прежде чем она успевает найтись с ответом.
– Ярлыки на DVD – тебе, а старушка, у которой системный блок наверняка засыпан хлебными крошками, – мне, – говорит Фредди, спрыгивает на землю, надевает бейсболку. Скручивает накладную и направляется к «жуку», не удостоив окурки и взглядом. На мгновение останавливается, чтобы повернуться к Брейди, упирается руками в практически несуществующие бедра. – Не такой я представляла свою жизнь, когда училась в пятом классе.
– Я тоже, – ровным голосом отвечает Брейди.
Он наблюдает, как она уезжает спасать старушку, которая, вероятно, сходит с ума, лишившись возможности загрузить рецепт любимого яблочного пирога без яблок. На этот раз Брейди задается вопросом, какой будет реакция Фредди, если он расскажет ей, как жил, когда был мальчишкой. Когда убил своего брата. Когда мать прикрыла его.
И почему нет?
В конце концов, это была ее идея.
12
Брейди приклеивает желтые ярлыки пятидесятипроцентной скидки к старым фильмам Квентина Тарантино, Фредди помогает пожилой миссис Вере Уилкинс, проживающей в Уэст-Сайде (оказалось, что хлебными крошками забита клавиатура), а Билл Ходжес поворачивает на Лоубрайр, четырехполосную улицу, пересекающую город, которая и дала название Лоутауну, а потом на стоянку у итальянского ресторана «Димасио». Ему не нужно изображать Шерлока Холмса, чтобы понять, что Пит его опередил. Ходжес паркуется рядом с простеньким серым седаном «шевроле», который разве что не кричит: «Городская полиция!» Вылезает из старой «тойоты», которая разве что не кричит: «Старикан-пенсионер!» Прикасается к капоту «шевроле». Теплый. Пит опередил его ненамного.
Ходжес замирает на мгновение, наслаждаясь поздним утром с ярким солнцем и резкими тенями, глядя на эстакаду в квартале от ресторана. Он знает, что все колонны изрисованы, и хотя под эстакадой сейчас никого нет (полдень – время завтрака для молодого поколения Лоутауна), его встретит кислый запах дешевого вина и виски, под ногами будут хрустеть осколки, а еще больше бутылок – маленьких, из коричневого стекла – он увидит в ливневых канавах.
Теперь это не его проблема. Кроме того, в сумраке под эстакадой сейчас пусто, а его ждет Пит. Ходжес входит, и ему приятно, что Элейн идет навстречу от стойки менеджера зала и приветствует его по имени, хотя он не появлялся здесь многие месяцы. Может, и целый год. Разумеется, Пит в одной из кабинок, уже машет рукой, и это Пит скорее всего «освежил память» Элейн, как говорят адвокаты.
Он тоже машет, а когда добирается до кабинки, Пит уже стоит рядом с ней, протягивая руки, чтобы заключить напарника в медвежье объятие. Они хлопают друг друга по спине положенное число раз, и Пит говорит ему, что он хорошо выглядит.
– Ты знаешь три возраста мужчины? – спрашивает Ходжес.
Пит, улыбаясь, качает головой.
– Юность, зрелость и «ты отлично выглядишь».
Пит гогочет, а потом спрашивает Ходжеса, знает ли тот, что сказала блондинка, открыв коробку «Чириос». Ходжес отвечает, что нет. Пит делает круглые глаза и говорит:
– Ой! Посмотрите на эти славные маленькие семена пончиков.
Ходжес показывает, что умеет громко смеяться, хотя думает, что это не лучший пример анекдотов про блондинок. На этом обмен любезностями заканчивается, и они садятся. Подходит официант – в «Димасио» никаких официанток, только мужчины в возрасте, и их белоснежные фартуки завязаны не на талии, а на цыплячьей груди, – и Пит заказывает кувшин пива. «Бад лайт» – не «Айвори спешл». Когда кувшин на столе, а пиво разлито по стаканам, Пит поднимает свой.
– За тебя, Билли, и за жизнь после работы.
– Спасибо.
Они чокаются и пьют. Пит спрашивает об Элли, а Ходжес спрашивает о сыне и дочери Пита. Их жены – обе в разряде бывших – появляются в разговоре (чтобы доказать друг другу и себе, что они не боятся говорить о них), а потом полностью из него исчезают. Они заказывают еду. К тому времени когда ее приносят, они обсудили двух внуков Ходжеса и проанализировали шансы «Кливлендских индейцев», географически ближайшей к их городу профессиональной бейсбольной команды. Пит заказал равиоли, Ходжес – спагетти с чесноком и маслом, как и всегда.
Наполовину уговорив свою калорийную бомбу, Пит достает из нагрудного кармана сложенный листок и многозначительно кладет рядом с тарелкой.
– Это что? – спрашивает Ходжес.
– Доказательство, что мои детективные навыки не ржавеют и я по-прежнему в форме. Я не видел тебя с той жуткой вечеринки в «Рейнтри инн» – между прочим, потом три дня мучился похмельем, – а говорил с тобой… сколько… дважды? Трижды? И вдруг ты приглашаешь меня на ленч. Удивлен ли я? Нет. Чую ли я какой-то тайный мотив? Да. Так давай поглядим, прав ли я.
Ходжес пожимает плечами.
– Я – тот самый любопытный кот. Знаешь, как говорят… утоление любопытства воскресило кота.
Пит Хантли широко улыбается, но когда Ходжес протягивает руку к сложенному листку, накрывает его ладонью.
– Нет, нет, нет, нет. Ты должен сказать, что там написано. Не юли, Кермит.
Ходжес вздыхает и один за другим загибает четыре пальца, озвучивая общеизвестные истины. Когда с этим покончено, Пит протягивает ему листок. Ходжес разворачивает его и читает:
1. Дэвис
2. Парковый насильник
3. Ломбарды
4. Мерседес-убийца
Ходжес прикидывается, будто потрясен.
– Я в ауте, шериф. Ничего не говори, если не хочешь.
Пит становится серьезным.
– Господи, если бы тебя не интересовали дела, которые оставались в оперативной разработке, когда ты сдал жетон, я бы разочаровался. Даже… начал бы тревожиться за тебя.
– Я не хочу влезать в них или что-то такое. – Ходжес даже удивлен, как легко слетает с губ столь чудовищная ложь.
– У тебя растет нос, Пиноккио.
– Нет, я серьезно. Просто захотелось узнать последние данные.
– Рад помочь. Давай начнем с Доналда Дэвиса. Его прошлое тебе известно. Все предприятия, которые он создавал, разорялись. Последним стал салон «Классические автомобили Дэвиса». Парень в таких долгах, что ему впору нырнуть на дно, как капитану Немо. Плюс две или три симпатичных любовницы.
– Когда я уходил, их было три, – говорит Ходжес, вновь принимаясь за спагетти. Он здесь не из-за Доналда Дэвиса, и не из-за насильника из Городского парка, и не из-за того парня, который последние четыре года грабит ломбарды и винные магазины. Они – ширма. Но ему тем не менее интересно.
– Жене надоедают долги и любовницы. Она исчезает, готовя документы на развод. История стара как мир. Он заявляет о ее исчезновении и в тот же день объявляет о своем банкротстве. Следуют телевизионные интервью, он выжимает из себя ведро крокодиловых слез. Мы знаем, что он ее убил, но пока нет тела… – Пит пожимает плечами. – Ты же участвовал в совещаниях с Крутой Дианой. – Это городской прокурор.
– Обвинения ему так и не предъявили?
– Нет трупа – нет обвинений. Копы в Модесто знали, что Скотт Питерсон виновен, как смертный грех, но все равно не могли его посадить, пока не обнаружили тела жены и ребенка. Ты в курсе.
Это точно. Они с Питом частенько обсуждали Скотта и Лейси Питерсон, когда расследовали исчезновение Шейлы Дэвис.
– Но знаешь что? В их летнем коттедже у озера обнаружили кровь. – Пит выдерживает паузу, потом взрывает еще одну бомбу: – Ее кровь.
Ходжес наклоняется вперед, еда временно забыта.
– Когда?
– В прошлом месяце.
– И ты мне не сказал?
– Сейчас говорю. Потому что ты спрашиваешь. Поиски продолжаются. Этим занимаются копы округа Виктор.
– Кто-нибудь видел его в тех местах перед исчезновением Шейлы?
– Да. Двое мальчишек. Дэвис утверждает, что ходил по грибы. Гребаный Юэлл Гиббонс[16]. Когда они найдут тело – если найдут, – старине Донни Дэвису не придется ждать семь лет, прежде чем подать прошение о признании ее умершей и забрать страховку. – Пит широко улыбается. – Подумай, сколько он сэкономит времени.
– А что насчет Паркового насильника?
– Это лишь вопрос времени. Мы знаем, что он белый, мы знаем, что ему двадцать или чуть больше, и мы знаем, что у него ненасытный аппетит к хорошо ухоженной дамской киске.
– Ловите на живца, так? Потому что он любит теплую погоду.
– Ловим и поймаем.
– Будет хорошо, если вы поймаете его, прежде чем он изнасилует еще одну пятидесятилетнюю даму, возвращающуюся домой с работы.
– Мы делаем все, что можем. – На лице Пита отражается легкое раздражение. Подходит официант, чтобы спросить, все ли в порядке, и Пит машет рукой, показывая, что пока они в его услугах не нуждаются.
– Я знаю. – Тон у Ходжеса успокаивающий. – А этот наш специалист по ломбардам?
Губы Пита растягиваются в широченную улыбку.
– Юный Эрон Джефферсон.
– Кто?
– Это его настоящее имя, хотя он называл себя Уай-Эй, когда играл в футбол за Городскую среднюю школу. Ты понимаешь, как Уай-Эй Титтл[17]. Хотя его подруга – и мать его трехлетнего сына – говорит, что он называет этого парня Уай-Эй Титтис. Когда я спросил, в шутку или всерьез, она ответила, что понятия не имеет.
Это еще одна история, которую Ходжес знает очень хорошо: такая старая, что ноги, вероятно, растут из Библии… или в ней есть какая-то ее версия.
– Позволь догадаться. На его счету уже дюжина ограблений…
– Четырнадцать. Размахивает этим обрезом, как Омар в «Прослушке»…
– …и не попадается, потому что дьявол на его стороне. Потом он изменяет маме своей крошки. Та выходит из себя и сдает его.
Пит нацеливает палец в прежнего напарника.
– В яблочко. И в следующий раз, когда юный Эрон войдет в ломбард или в винный магазин, размахивая обрезом, мы будем знать заранее и, как ангелы, спустимся с небес.
– А чего ждать?
– Опять городской прокурор. Если приносишь Крутой Диане стейк, она говорит: приготовь его, как я люблю, а если он будет пережарен или недожарен, я отошлю его назад.
– Но вы его пасете.
– Готов спорить на комплект белобоких покрышек, что Уай-Эй Титтис будет в тюрьме округа до Четвертого июля. А в тюрьме штата – до Рождества. С Дэвисом и Парковым насильником, возможно, придется повозиться подольше, но мы их возьмем. Хочешь десерт?