Горизонт края света
Николай Семченко
© Николай Семченко, 2014
© Виталий Малаханов, фотографии, 2014
© Алексей Колесниченко, фотографии, 2014
© Анфиса Бразалук, фотографии, 2014
© Анна Лаврик, фотографии, 2014
© Александр Пироженко, иллюстрации, 2014
© Леонид Кищик, иллюстрации, 2014
Редактор Николай Семченко
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Вместо предисловия
Не люблю читать длинные и, скажем так, дотошные предисловия. Но, похоже, сам написал к своей книге подробное вступление.
У вас читатель, два пути: либо вовсе не читать предисловие (сам я, признаться, именно так и поступаю в некоторых случаях, так что совершенно не обижусь и пойму вас!), второй – прочитать всё же то, что написано ниже.
В повести, которую вам предстоит прочитать, два сюжета. Исторический сюжет связан с именем Владимира Атласова (по некоторым документам Отласов; он родился около 1661/1664, Великий Устюг – трагически ушёл из жизни в 1711, Нижнекамчатск). Это выдающийся русский землепроходец, сибирский казак. «Наше всё» Александр Сергеевич Пушкин назвал его «Камчатским Ермаком», а выдающийся учёный, один из первопроходцев-учёных Степан Крашенинников – «обретателем Камчатки».
Замечу, что первыми российскими исследователями Камчатки всё-таки были экспедиции Л. С. Мороско – И. О. Голыгина в 1695—1696 годах. Уже потом – Атласов.
В Википедии, которая нынче заменяет многим пользователям Всемирной Сети солидные академические справочники, энциклопедии и словари, отмечается: Владимир Атласов родился в Великом Устюге, службу по сбору ясака начал в 1682 году на реках Алдан и Уда. По некоторым источникам, его отец, Василий Тимофеевич Отлас, происходил из устюжских крестьян, переселившихся в Сибирь. В 1695 году пятидесятник Владимир Атласов был назначен приказчиком Анадырского острога. Разведав через посланного им казака Луку Морозко о Камчатке, Атласов весной 1697 с отрядом из 120 человек (60 казаков и 60 юкагиров) предпринял поход на юг от Анадырского острога, через Корякский хребет. Достигнув Камчатки, отряд Атласова разъединился. Лука Морозко со своими людьми отправился исследовать восточное побережье Камчатки, а Владимир Атласов – западный берег полуострова. Затем отряды снова объединились и их дальнейший маршрут пролег по центральной части Камчатки. В ходе похода были захвачены четыре корякских острожка, поставлен на реке Кануч памятный крест и на реке Камчатке заложен Верхнекамчатский острог. Маршрут экспедиции закончился на южной оконечности полуострова, где из устья реки Нынгичу (Голыгиной) Атласов имел возможность наблюдать неизвестные ранее острова. Вернувшись затем в Вехнекамчатский острог и оставив там своих людей, Атласов отправился в Анадырь, а затем в Якутск (возвратился сюда в 1700 г.).
В Якутске он систематизировал собранные в ходе похода материалы, написав подробные «скаски», в которых сообщил о рельефе, климате, флоре и фауне, населении полуострова и близлежащих островах «через кои путь лежит в зело чудное Нифонское царство». К «скаскам» прилагалась и первая карта Камчатки. В 1701 г. воевода отправил Атласова с отчетом о походе в Москву. С собой он привез и потерпевшего кораблекрушение на Камчатке пленного «индейца» по имени Денбей (Дембей), который оказался японцем из города Осака. В документах Приказа артиллерии, где он стал служить переводчиком, его потом именовали «Апонского государства татарин именем Денбей».
В 1706 году Атласов вновь отправлен приказчиком на Камчатку со служилыми людьми и 2-мя пушками, причём ему дано было полномочие казнить инородцев смертью, а подчинённых своих наказывать «не токмо батогами, но и кнутом». И он усердно воспользовался на Камчатке этими полномочиями, восстановив против себя и население, и своих подчинённых. Ему едва удалось спастись от своей взбунтовавшейся команды, бежать в Нижнекамчатск, где, однако, он был зарезан в 1711 году, по свидетельству одних, или скоропостижно скончался, по удостоверению других. Его преемником стал Данило Анцыферов.
В «Скасках» (их вы можете прочитать в виде приложения к этой книге) Атласов сообщил некоторые данные о Курильских островах, довольно обстоятельно привёл известия о Японии и дал краткую информацию о «Большой Земле» (Северо-Западная Америка). Академик Лев Берг отозвался об Атласове так: «Человек малообразованный, он… обладал недюжинным умом и большой наблюдательностью, его показания… заключают массу ценнейших этнографических и географических данных. Ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII веков… не дает таких содержательных отчетов».
Кстати, когда «Скаски» попали в руки царю Петру I, он высоко оценил полученные сведения: новые земли и сопредельные с ними моря открывали широкие перспективы дальних плаваний в восточные страны и в Америку. Заинтересовал его и рассказ о Денбее. Именно по его приказу японец был срочно доставлен в столицу. Здесь после подробнейших расспросов он был представлен царю, который поручил ему учить японскому языку русских юношей.
Имя землепроходца Владимира Атласова упоминается во всех энциклопедиях и во многих книгах по истории Камчатки. Однако в прежние годы, особенно советского периода, его как бы канонизировали: он представал в образе исключительно положительного героя. Это не совсем так. Как и всякий живой человек, он ошибался, что-то любил и люто ненавидел, заблуждался… Не упоминался, например, такой факт: Владимир Атласов был осужден за разбой и четыре года провел в тюрьме, обычно это замалчивалось или подавалось в завуалированном изложении. Неправильно указывалось и отчество Атласова. Оно было установлено совсем недавно, а до этого его называли Владимиром Тимофеевичем или Васильевичем.
Атласов был, без всякого сомнения, одним из наиболее выдающихся представителей русских землепроходцев XVII века. Для него не существовали ни расстояний, ни опасности, ни природных препятствий. А то, что был крут характером и недостатки имел, так назовите мне других благопристойных, смиренных пионеров, шедших встреч солнца. Не назовёте, однако.
Другой сюжет книги связан с путешествием журналиста Игоря Анкудинова по Камчатке. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы, читатель, отождествляли его и автора как одно лицо. Это всё-таки литературный герой со своей судьбой. Какие-либо совпадения с реальной жизнью прошу считать случайными и недействительными.
О Владимире Атласове и его времени можно прочитать, например, в таких источниках:
Толкачева Н. В., Российские историки о Владимире Атласове «Камчатка разными народами обитаема.»: Материалы XXIV Крашенинник. чтений: / Упр. Культуры Администрации Камч. обл., Камч. обл. науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. – Петропавловск-Камчатский: Камч. обл. науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова, 2007. – С. 174—179.
↑Полевой Б. П., Новое об открытии Камчатки. Ч. II. – в кн. Б. П. Полевой, Петропавловск-Камчатский «Камчатский печатный двор», 1997. С. 120—121.
↑ Полевой Б. П., Степанида Атласова, «Камчатка» : сб. Петропавловск-Камчатский, 1977
Оглоблин Н. Н.,«Новыя данныя о Владимире Атласове»
Оглоблин Н. Н., «ДВЕ „СКАСКИ“ ВЛ. АТЛАСОВА ОБ ОТКРЫТИИ КАМЧАТКИ» – Чтения в Об-ве истории и древностей российских. М., 1891. Кн. 3; Сказки Владимира Атласова о путешествии на Камчатку // Записки русских путешественников XVI—XVII вв. М., 1988.
Леонтьева Г. А., «Якутский казак Владимир Атласов – первопроходец земли Камчатки», М., 1997; Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 1997. Ч. 2.
Додонов В., СЫСКНОЕ ДЕЛО КАЗАКА ВЛАДИМИРА АТЛАСОВА
Горизонт края света
Романтическое повествование с двойным сюжетом
Встречь солнца
(Из записок журналиста Игоря Анкудинова)
Вэ И и другие
– Отпросись у Вэ И. Всего на два дня! – канючил Леша. – Неужели не отпустит? Скажи, материал в газету напишешь – и дело в шляпе…
– Да что ты меня учишь! – рассердился я. – Знаешь, давай сходим к шефу вместе. Всё объясним, убедим – ум хорошо, два – лучше…
– Не-е, – закачал головой Лёша. – Я не пойду. Вэ И решит, что я для собственного удовольствия хочу поехать к Старому посёлку, да еще и тебя сманиваю…
Уже вторые сутки мы обсуждаем этот вопрос: как попасть на Сухую протоку, вернее – как убедить Вэ И отпустить нас туда на несколько деньков. Неделю тому назад Лёша был в тех местах: уплыл на моторке в пятницу вечером, вернулся раным-ранёшенько в понедельник и в девять часов уже сидел на верхней ступеньке редакционного крылечка. Рядом с ним стояла жёлтая эмалированная миска, до краёв наполненная крупными бусинами черной смородины. На севере Камчатки ягоду не в садах собирают – зачем её выращивать, когда стоит отойти от поселка метров на пятьсот – и снимай урожай!
Угощая нас ягодой, Леша как бы между прочим небрежно заметил: набрал три ведра смородины, две больших корзины белых грибов, каждый с ноготок – как раз на маринад, и еще выловил три десятка чиров.
Лёша родился и вырос на Пенжине, самой большой реке камчатского Севера. В нем слились две древние крови: отец – чукча Анкавьи, мать – эвенка Мария, в свои сорок пять лет не потерявшая свежего румянца и белозубой улыбки.
С детства Лёша зазубрил каждый куюм и перекат реки, как первоклассник – таблицу умножения. А уж мастера по копчению и засолке рыбы лучше его поискать еще надо. И в тот день он, кстати, готовил в своей самодельной коптильне тех самых чиров. Если эту рыбу чуть-чуть подсолить, провялить на солнце и сутки подержать в дыму кедрового стланика, то получается замечательный балычок: темная рыбина пахнет особенным, благородным ароматом, и с ее лоснящихся бочков нет-нет и упадёт капелька густого и прозрачного, как янтарь, жира. Такой чир только в Сухой протоке и водится.
– Лёша, а что если мы пообещаем Вэ И привезти несколько сухопротокинских чиров? Может, соблазнится?
– Что ты! – испугался Леша. – Тогда точно подумает: на развлекуху едем. Нет, так и говори: хочется, мол, порыться в развалинах Старого посёлка, может, отыщем кое-какие экспонаты для районного музея…
– Ага, так он и купится на эти экспонаты, – хмыкнул я. – Одно дело: в газете о музее писать, просить читателей помочь ему кто чем может, и совсем другое – самому хоть одним пальчиком пошевелить. Если я уеду, на Вэ И дополнительная нагрузка ляжет: кто-то же должен делать макет, искать материалы в субботнюю страничку…
– Ну, скажи ему: мол, материал для репортажа на всю полосу привезёшь, – настаивал Лёша. – Мы и фотоаппарат с собой возьмём!
– Не убедительно. Лучше сказать правду. Будь что будет.
С тем я и отправился к шефу. Вэ И сидел за столом неподвижно и прочно. Он углубился в созерцание стены напротив, даже головы не повернул – ни дать, ни взять маленький восточный божок.
Я, переминаясь с ноги на ногу, осторожно кашлянул. Вэ И моргнул и, наконец, устало вздохнув, кивнул мне, переложил одну из папок, громоздящихся перед ним, на край стола и голосом великомученика спросил:
– С каким вопросом?
– Отпустите меня в Старый посёлок, всего на два рабочих дня! – выпалил я заученную наизусть фразу и, не давая шефу опомниться, так же скороговоркой продолжал:
– Мы уйдём вверх по Пенжине в пятницу вечером, в воскресенье уже будем на месте, пороемся там в развалинах, а во вторник к концу дня вернемся в Каменный.
– Кто это «мы»?
– Лёша и я.
– Ага, – сказал Вэ И, задумчиво пожевал губами и вздохнул:
– Шустрые!
Похоже, тема разговора ни капельки его не интересовала. Больше, пожалуй, занимала глупая сизая муха. Она то билась о стекло, то устало присаживалась на бледно-розовую шапочку герани, потирала лапками ушибленные бока и снова штурмовала стеклянную твердыню. А форточка, между прочим, открыта. Я тоже понаблюдал за мухой, усмехнулся и снова пошёл в наступление:
– Вы же знаете, что Лёша там был! Говорит: вода большая, пройдём! Возьмём с собой две-три лишние канистры бензина. На всякий случай. Так что не беспокойтесь: уже в среду буду сидеть в своем кресле.
– Ну-ну, – поморщился Вэ И. – Самоуверенный какой! Если вода малая, то никакой бензин не поможет. Название-то неспроста такое дано: Сухая протока…
Два последних слова он выговаривал медленно, по слогам, словно общался с человеком, плохо понимающим русский язык. Ну, или как с дебилом.
– В конце концов, – настаивал я, – мы просимся в Старый посёлок не ради своего удовольствия. Понимаете? Там сохранилась юрта Лёшиного деда, а в ней – деревянные пластинки. С одной стороны, вроде бы, исписаны кириллицей – с завитушками, крючочками и точечками. Старославянская вязь, словом.
– А на другой стороне, – меланхолично продолжил шеф, – старик-эвен вёл записи на своём языке. Уже в сто первый раз слышу эту историю!
– Лёша утверждает, что сам видел эти записи.
– О, господи! – поморщился Вэ И и пристально посмотрел на меня, как это умеют делать, пожалуй, только психиатры. – Знаешь ли ты, Игорь, что у эвенов до революции…
–… октябрьского переворота, – механически поправил я и тут же прикусил язык: Вэ И, как бывший член бюро райкома компартии, терпеть не мог любых посягательств на свои идеалы, и уж тем более – на значение того события, которое люди его поколения именовали Великой Октябрьской социалистической революцией.
–… у эвенов до революции не было своей письменности, – стоически закончил фразу Вэ И. – Это научно доказанный факт. Может, старик просто что-то для забавы рисовал, а?
– В конце концов, – настырничал я, – отбросим версию об эвенской письменности. Но ведь среди русских землепроходцев были грамотные люди – они вполне могли сделать какие-то надписи на тех самых дощечках. Если удастся их отыскать и прочесть письмена, то получится хороший материал! Для нашей же газеты стараюсь, Вольдемар Ипполитович.
Вэ И – так работники редакции называли шефа между собой: очень уж у него труднопроизносимое имя– отчество.
– Ну-ну! – улыбнулся Вэ И. – Убедил. Но если не вернёшься вовремя – смотри! – и выразительно покрутил указательным пальцем у моего носа. – И ещё вот что. Изволь сделать макеты газеты вперёд на номер. И, пожалуйста, поточнее их рассчитай. Ты уедешь, а выпускать «Полярную зарю», сам понимаешь, всё равно надо. В общем, постарайся…
– Какие материалы ставить будем?
– Вот, возьми, – шеф пододвинул мне стопку машинописных листочков. – Света Бояркина разгромный фельетон написала о нашей бане. В среду как раз заседание коллегии районной администрации, вопрос – работа коммунальных предприятий. Так что он будет кстати.
– Что-то здесь нет этого фельетона, – заметил я, просмотрев полученное.
– Я его ещё раз почитаю. Очень злой материал! Нас могут не понять: по такому частному факту столько желчи. И объём, опять-таки, великоват: двести строк. Так-то. Ну, ты иди, иди, прибрось пока макеты, да не забудь: минимум пять-шесть шрифтов на одной полосе!
И Вэ И пододвинул к себе телефон.
Не успел я захлопнуть за собой дверь редакторского кабинета, как Света Бояркина, округлив глаза, вопросительно уставилась на меня:
– Ну, как?
– Порядок! Уезжаю в Старый посёлок!
– Да я не о том! Он, – кивок в сторону голубой двери, – что-нибудь о фельетоне говорил?
– Как всегда: ни да, ни нет…
– Наяривает, наверное, в районную администрацию, – вздохнула Светка. – Что-то там скажут ему?
Корреспондент Бояркина работала в редакции полгода, после окончания Дальневосточного университета, и всё не могла привыкнуть к редакторскому «какбычегоневышло».
Наш посёлок Каменный не велик – чуть больше двух тысяч жителей, и все знают Вэ И в лицо, и он с каждым встречным по утрам приветствуется. А те, кого газета ненароком заденет, ещё чего доброго здороваться перестанут, десятой дорогой обойдут, хорошо ли? Про руководителей разных районных учреждений и организаций уж и говорить нечего: на заседаниях вместе сидят, на рыбалку, бывает, друг друга приглашают, к тому ж их жены между собой дружбу водят. И ведь это продолжается десятилетиями! Вэ И в Каменном живёт уже девятнадцать лет, а другие районные чиновники и того больше. Как они при советской власти руководили, так и сейчас продолжают делать то же самое.