– Вы готовы?
– Да.
– Действуйте, как договорились.
* * *
Сквозь окно припекало горячее предвечернее солнце. Дайнека честно пыталась заснуть, но сон не шел. Колеса снова и снова выводили свой угрожающий рэп. Забывшись, она поймала себя на том, что мысленно вторит им:
«С этим нужно что-то делать…» Дайнека встала и покосилась на Ирину – та спала. Отодвинув дверь, девушка вышла в коридор. Стоящий у окна охранник повернул голову и с интересом посмотрел в ее сторону.
– Здравствуйте, – произнесла она, сообразив, что караул сменился.
– Здравствуй, – широко улыбнулся мужчина. Он был среднего роста, со светлыми волосами и невыразительным плоским лицом. – В Красноярск?
– Здесь все в Красноярск, – ответила Дайнека.
– Нравится мне ваш городок! Меня зовут Валентин.
– Людмила… Я там раньше когда-то жила.
– Занятно, – охранник скучал и явно хотел поболтать.
– Часто бываете в Красноярске?
– Теперь – часто. А в первый раз, по службе – давно.
– Ясно.
– Слышала про алюминиевую войну? – спросил Валентин.
– Читала. Мы тогда уже в Москве жили.
– Жуткое было время. Я тогда служил в подразделении… В общем, служил. Помнится, вечером в общежитии с мужиками пиво пьем (я еще не был женат), вдруг – приказ: в течение трех часов прибыть в полном боевом. Посадили нас в машины – и прямиком в аэропорт. А там – на спецборт. В самолете хренова куча народу, все в камуфляже, два джипа посередине стоят. Обхохочешься… Четыре часа лету, и мы в Красноярске. Как там их местный аэропорт?
– Емельяново.
– Вот-вот. Из Емельянова нас сразу на место перебросили, к проходной Красноярского алюминиевого завода. Покатались мы вокруг завода изрядно. А там, – Валентин коротко хмыкнул, – не поверишь, по всему периметру пацаны стоят лет по двадцать. И все вооружены. Может, слышала, есть такой Воропай, красноярский авторитет?
– Слышала.
– Это были его ребята.
– А зачем вы туда прилетели?
– Кинуть его на бабки. Передел собственности. Видишь, какое дело: с одной стороны Москва, с другой – тридцатичетырехлетний парень, который успел отхватить свой кусок.
– Ничего не понимаю… Если вы были военным…
Валентин улыбнулся.
– Мы тогда дворцов Амина не брали. Работали исключительно под заказ, на самоокупаемости. Ну, ты понимаешь… В общем, подъехали к заводоуправлению, поговорили с Воропаем и благополучно свалили в Москву.
– Почему?
– Потому что, если бы не уехали, встреча могла закончиться мясорубкой. И пули бы летали, как воробьи по помойкам.
– Ужас… А что было потом?
Валентин усмехнулся:
– Потом было еще интересней. Через несколько лет кошмар повторился: три часа, боевая готовность, спецборт. Только теперь внутри самолета не джипы, а микроавтобусы с темными стеклами. Куда летим, не сказали. Только по прибытии в Красноярск узнал, что приехали брать Воропая. Это губернатор ваш тогдашний подсуетился, мешал, видать, ему Воропай. Да и на комбинат алюминиевый охотников не убавилось. Брали его в доме, на окраине города. Журналистов налетела хренова куча… Как узнали? Не ясно. Мы еще в самолетах в автобусы загрузились, потом – на скорости за «объектом». Он стал другим, повзрослел. Школы строил, церкви, больницы… Взяли его, засунули в микроавтобус. И – в Абакан, к брательнику красноярского губернатора. А выглядело все это так: впереди два наших микроавтобуса, за нами кортеж из журналистов, за ними – милиция. В Абакане нас прямо в автобусах в самолет, оттуда – сразу в Москву. Я наблюдал за Воропаем. Казалось, весь мир против него, а он молчит и улыбается. В самолете его ребята немного потолкали, дескать, что, крутой слишком? А он молчит… И улыбается. Я тогда подумал, что такого не сломишь. Его можно только убить. Потом поспрашивал у ребят. Говорят, пока он был в Красноярске, чеченцев там не было. По всей России правили бал, как в Москве. А в Красноярске Воропай их в Енисей загнал и подержал там немного. Сразу остыли.
Валентин заржал, но вдруг резко умолк и отшатнулся. Дверь шестого купе отъехала, оттуда вышли двое незнакомых мужчин. Один из них был плотный и невысокий, лет пятидесяти. Сквозь зачесанные набок волосы виднелась необъятная лысина. Он улыбнулся, обнажив крепкие плотоядные зубы. От других его отличала такая непомерная внутренняя сила, что с первого взгляда было ясно: это яркий, волевой и чрезвычайно опасный человек.
Второй – молодой, не старше тридцати – был очень хорош собой и высок. Ухоженное лицо и стильная стрижка выдавали его с головой – это был завсегдатай дорогих салонов красоты.
Вслед за ними из купе вышел Шепетов. Продолжая разговор, он остановился в дверях:
– С этим мы определимся на месте. Мне плевать как, но вы должны это сделать…
Увидев Дайнеку, он замолчал. Двое других скрылись за дверью купе номер восемь. Виктор спросил у Дайнеки:
– Ирина передала приглашение на обед? Надеюсь, вы не откажетесь?
– Судя по времени, обед больше смахивает на ужин, – заметила она.
– Каюсь, слукавил. Согласитесь, слово «обед» звучит благородней.
– Это вы точно подметили.
Умирая от любопытства и понимая, что не должна этого делать, Дайнека все же спросила:
– Кто те двое, с кем вы только что разговаривали?
Шепетов взглянул на нее удивленно, потом заговорил медленно, делая нарочито долгие паузы:
– Все вам расскажи да выложи! А, может быть, вы шпионка подосланная. Очаруете, заморочите и отра-а-а-вите, – закончил он страшным голосом.
– Что такое вы говорите… Мне и дела-то до вас нет, – дрожащим голосом прошептала Дайнека.
– Откуда мне знать? – заговорщицки проговорил Виктор.
Наконец она догадалась, что он попросту над ней посмеивается. А уж как мастерски он ушел от ответа! Скорее от обиды, чем из желания получить информацию, она твердо посмотрела ему в глаза:
– Ну, если это страшная тайна, можете не рассказывать.
Шепетов озадаченно отшатнулся:
– О-о-о, да вам палец в рот не клади! Ну что ж, извольте: это руководители службы информационной поддержки. Пиар. Знакомо вам это слово?
Дайнека молча кивнула. Тем временем по коридору к ним направился мужчина, которого она еще ни разу не видела.
– Где вас носило? Отвечайте! – металлическим голосом спросил у него Шепетов.
Мужчина замер, было видно, что ему крайне неловко. Превозмогая себя, он улыбнулся и, указав рукой в сторону девятого купе, сказал:
– К ребятам ходил…
Дайнека незаметно вернулась в купе.
«Странные отношения, какая-то патологическая зависимость», – отметила она про себя. Было очевидно: только что она имела честь лицезреть прихлебателя Казачкова, ничтожнейшего, по определению Ирины, человека.
Дайнека чувствовала, что Шепетов еще в коридоре, и была уверена, что он смотрит ей вслед. И Шепетов действительно смотрел, испытывая непонятное сожаление от того, что она ушла.
– По-моему, ты ему нравишься, – Ирина проснулась и сидела, поджав под себя ноги.
– Кому?
– Шепетову, ты ведь с ним сейчас разговаривала?
– Теперь я поняла, что ты имела в виду, когда говорила про Казачкова, – Дайнека решила уйти от ответа. – Я не спутала, его фамилия Казачков?
– Ты о шепетовской шестерке? А где ты его видела? – Ирина помрачнела. – Прости за глупый вопрос – конечно же, в коридоре.
– Почему он такое терпит?
– Не хочу о нем говорить.
Дайнека попыталась сменить тему:
– Я там одну парочку видела…
– Это еще кого?
– Едут в восьмом купе. У того, что постарше, такой провоцирующий взгляд, что прямо бросает в дрожь. Он та-а-а-ак на меня посмотрел… Почему?
– Нужно хорошо знать Кринберга, чтобы понимать – почему. У него повышенная подвижность, как у сперматозоида. Тот, что моложе, – Петя Круглов.
– Откуда ты их знаешь?
– Московские пиарщики, который год по Сибири чешут. Пиарят кого ни попадя.
– Они случайно не из агентства «Медиа Глобал»?
– Нет, что ты! Эти по сравнению с «Медиа Глобал» – ангелы, – Ирина стала серьезной. – В «Медиа Глобал» выполняют штучную работу: провокации, низости, оговор. По большому счету, этим занимаются все, но в «Медиа Глобал» особенно подло. Когда-нибудь я тебе расскажу.
В голосе Ирины прозвучала едва уловимая слабина, заметив которую Дайнека бестактно спросила:
– А почему не сейчас?
– Настроения нет.
– А я собиралась пойти к ним работать.
– Считай, Бог отвел.
– Слышала, что в вагоне нет ни одного свободного места. А в коридоре безлюдно.
– Все крысы – по своим норам. Здесь ведь не только шепетовские люди едут. В третьем купе – помощники Геннадия Турусова. Они даже в коридор не выходят – опасаются провокаций.
Ирина вдруг улыбнулась.
– Что? – спросила Дайнека.
– Просто мне в голову пришла отличная мысль. Предвыборная кампания – прекрасная школа для начинающего пиарщика. Улавливаешь?
– В смысле?
– Думай…
Теперь они улыбались обе, глядя друг другу в глаза.
– Слушай, это же здорово! – наконец сообразила Дайнека.
– Дошло? Считай, что практику ты получила. Вместе с бесценным опытом предвыборной гонки.
– Не знаю, что и сказать… Но ведь меня могут не взять!
Ирина махнула рукой, отметая сомнения:
– Тебе повезло с попутчицей: тетя устроит.
– Спасибо!
– Пока не за что.
Дайнека улеглась на свое место, придвинулась к стенке. В соседнем купе кто-то ворочался. Перегородка затряслась.
– Охрана на отдых устраивается, – проворчала она, сдвигаясь на край. Было неприятно осознавать, что в нескольких сантиметрах от тебя лежит чужой человек.
– Охрана едет в седьмом купе. Видела, как сегодня утром они сменяли друг друга?
– Только что с одним говорила, – Дайнека приподнялась на локте. – Ты что-нибудь слышала про Воропая?
– Конечно.
– Охранник Шепетова, Валентин, рассказывал, как на самолете прилетал его арестовывать.
– Хорошо помню эту историю. Двое суток домой попасть не могла. Сначала со съемочной группой дежурила у воропаевского дома. Потом, когда его взяли, поехала в Абакан. Интересный сюжет получился.
– Еще Валентин рассказывал, что Воропай чеченцев в Красноярск не пустил.
– Сначала он «синих» из города выбил, – уточнила Ирина.
– Синих? – не поняла Дайнека.
– «Синими» называют бандитов с татуировками, тех, кто сидел в тюрьме.
– А как он их выбил?
– Нанял ребят – они и отстреляли. И про чеченцев Валентин правильно говорит. Мне рассказывали, как Воропай к ним ездил на «стрелку», – Ирина кривенько усмехнулась. – Представь себе: за городом, на берегу Енисея несколько машин вооруженных чеченцев. Ждут пять минут… десять… Через полчаса подъезжает «Мерседес», позади него еще два. Из открывшейся дверцы на землю медленно опускается нога в ботинке из крокодиловой кожи. Спустя две минуты – вторая. Потом, не торопясь, появляется сам Воропай. Знаешь, что он сказал?
– Что? – Дайнека смотрела на нее широко открытыми глазами.
– Мне, говорит, с вами, мразями, разговаривать некогда. Как скажу, так и будет. Паренек, который там был, чуть в штаны не наделал, думал, что живым не уйдет.
– Получается, он порядок в городе наводил?
Ирина задумчиво посмотрела в окно.
– Воропай – удивительный человек. Опасный и справедливый. Великодушный и жестокий. Необыкновенный набор несочетаемых качеств. Я много об этом думала, и когда особенно захотелось сказать: «Как он хорош!», мне вдруг пришла в голову мысль: окажись однажды я на его пути… Что тогда?
– Что? – спросила Дайнека.
– Мне представился случай примерить на себя подобную ситуацию… – Ирина заговорила с каким-то внутренним напряжением. – Однажды Воропай решил, что пора сменить имидж и выйти в свет. Короче, выдвинул свою кандидатуру в законодательное собрание края. Я тогда сдуру в одной из своих передач вскользь заметила, что человек с его репутацией не может стать частью истеблишмента. Вскоре мне передали, что ему это совсем не понравилось.
– И что?
– До сих пор помню ощущение, возникшее под коленками, где-то в районе икр. Я поняла, что могу быть следующей. И заткнулась.
– Понятно, – Дайнека ненадолго задумалась. – Послушай, Ирина, и все же странно: в шестом купе едет Шепетов с этим своим Казачковым. В седьмом – охрана. В восьмом – шепетовский «пиар». Тогда кто рядом с нами, в пятом?
Ирина опустила ноги с постели, нащупала туфли.
– Оттуда никто не выходит. Слышно, что разговаривают, кашляет кто-то. И, знаешь, второе купе тоже закрыто.
Дайнека загадочно улыбнулась:
– За этих можешь не беспокоиться, там – пара влюбленных. Девушку я видела с перрона, через окно. Смуглая, черноволосая, как иностранка.
– Теперь в Сибири много таких иностранок, – заметила Ирина. – Раньше они только на рынке фруктами торговали.
– Эта скорее на испанку или мексиканку похожа. Необычная внешность, волосы черные, блестящие и тяжелые.
– И мужик иностранец?
– Когда он зашел в купе, она задернула штору.
– Понятно. Как говорится, совет да любовь, – Ирина опять легла на свое место. – Кстати, насчет любви… – она вытащила из сумки конфеты. Одну кинула Дайнеке, другую развернула и сунула в рот. – Помнится, я обещала дорассказать историю командора.
Дайнека села и сложила ноги калачиком.
– Мы остановились на том, что он отправился в Сан– Франциско…
– Да, – Ирина устроилась поудобней. – В конце февраля 1806 года Резанов вышел на судне «Юнона» из Ново-Архангельска и отправился в Сан-Франциско. Кораблем командовал молодой офицер, двадцатилетний красавец Николай Александрович Хвостов. По пути они завернули в залив Ботега, где Резанов определил место для строительства российского форта. И он действительно был построен и получил название «Форт-Росс». Правда, это произошло значительно позже, через пять лет после кончины Резанова.
– Я читала, и фильм такой есть, – сказала Дайнека.
– Знаешь, я иногда думаю, сколько может сделать человек за короткую жизнь… – Ирина мельком взглянула на свои ногти: – Тут маникюр сделать не соберешься. А он за три года такого наворотил!
– Значит, приезжают они в Сан-Франциско… – нетерпеливо подсказала Дайнека.
– Моряки говорят – пришли, – подхватила Ирина. – Встали на рейд. Утром зашли в бухту. Команда являла собой грустное зрелище. И если офицеры еще держались благодаря лучшему рациону, то матросы поголовно болели цингой. Я специально интересовалась этой болезнью. Примечательно, что это болезнь мореплавателей. На суше ее встретить практически невозможно. Ну, может быть, еще на суровой Аляске, на острове Ситка, где располагался Ново-Архангельск. В те времена цингу называли скорбутной болезнью. Начиналась она со страшной слабости. Матросу нужно тянуть паруса, а он подняться не может. Потом распухали ноги и лица. Появлялась одышка. Кровоточили десны, шатались зубы. Люди настолько падали духом, что любой окрик или приказ вызывал приступ паники, во время которой больной запросто мог умереть, – Ирина посмотрела на Дайнеку долгим взглядом. – Вот с такой командой Резанов достиг Калифорнии. Но еще страшней обстояли дела в Ново-Архангельске. От болезней и недоедания русские колонисты умирали там десятками. Резанов помнил об этом и знал, что не может уехать из Сан-Франциско, не загрузившись провизией.
– Давай дальше… – поторопила Дайнека. – Жду не дождусь, когда они встретятся…
– Короче, пригласили его в дом коменданта. Там он и встретил Кончиту. Говорят, сразу в нее влюбился. Но ты уже знаешь мою точку зрения. Я в это не верю.
– А она? – с надеждой спросила Дайнека.
– Здесь – без вариантов, – уверенно заявила Ирина.
– Что это значит?
– Кончита без памяти влюбилась в Резанова…
– …и ждала его всю свою жизнь… – подхватила Дайнека.
– Дальше ты знаешь, – Ирина зевнула, закрыла глаза и отвернулась к стене.
Прислушиваясь к перебору колес, Дайнека распознавала в нем зловещий бубнеж из своего сна. Монотонное клацанье складывалось в слова. Она почувствовала, что ход замедляется. Поезд покатился легко, по инерции и наконец замер. Раздался гулкий металлический скрежет. Стало ясно, что вагоны, остановившись, сомкнулись.
Дайнека встала, чтобы выглянуть в окно. Издалека донесся визгливый гудок. Он стремительно нарастал. Внезапно все вокруг почернело, налетевшая тень с немыслимым грохотом обрушилась на поезд. Дайнека отпрянула и замерла.