Запомни, майор, не в этом дело. Выбрось из головы казарму, сальный юмор отцов-командиров, скабрезные намеки приятелей. ***ня все это, причем, ***ня полная.
Ощути в себе не комиссара с наганом наголо, но мужчину с душой открытой и разумом незамутненным.
Отринь, Симеонов, всякое слово, что не имеет отношение к любви, убери из головы сталь и броню, вылези, блять, из своего блиндажа, сними каску, поставь ружо. И закрой, наконец, боевой устав пехоты – ты же устал от него, майор.
Отпусти себя на волю, солдат…
Декаданс
Плач по майору отправил меня в мир грез. Сначала мне приснилась Наташа. Шел снег – белый, мягкий, несуетный, и я шел вместе с ним, шел по длинной аллее, снегом окутанной, перспективой запутанной, но твердо шел, точно зная куда идти.
Она задумчиво сидела на скамейке. Я сел рядом, положил ей руку на плечо:«Ты жди его, Наташка, он обязательно вернется – только очень жди!» – встал, взял под козырек и удалился – весь неузнаный и загадочный.
Затем, на городском причале, повстречал Настю.
Ах, этот знойный, летний полдень. Морской ветерок развевал ей волосы, а она… она все смотрела вдаль – туда, туда, за линию горизонта. Я грубо обнял ее, развернул к себе и хищно поцеловал в губы.
– А я и не знала, что любовь может быть кусачей.
– Настя, милая Настя, этот поцелуй – проверка. Ты не должна этого делать – скажи мне да, – и я уйду навсегда, скажи нет, – и я паду пред тобой на колени
– Нет, конечно, нет! – сказала Настя и нежно поцеловала меня в лоб.
– Ты же понимаешь, что мы не можем, просто не имеем права быть вместе.
– Я понимаю, но мне все равно.
– Спасибо, Настя, ты прости меня!
– Тебе надо идти, Симеонов?
– Родина, зовет, э, друг, проснись, тебя спрашивают – посоловевший Симеонов тряс мое плечо
– Кто?
– Там – он махнул рукой – иди и не бойся, я прикрою тебя, товарищ.
…Группа неразрушающего контроля, срочно пройдите в первый салон, вас ожидают, повторяю, группа неразрушающего контроля, срочно…
– Идем, идем, вот только найду товарищей по несчастью.
Ангелы смерти нашлись в служебной комнате. Сява нежно ворковал со стюардессой по имени Жанна, а Вадик под гитару вел заунывную партию норвежского гостя:
«… мама, милая, мама, я тебя не ругаю…»
– Пили?
– Только за знакомство, вот те хрест!
– Ладно, тогда по маленькой, и…
«… что меня ты так рано в двк отдала. я сегодня с друзьями, мама, жисть иную встречаю, и прошла незаметно золотая пора…»
– Вадя, кончай, мы нужны родине, не время распускать нюни!
– Пусть еще споет, пожалуйста – в помещение вошли две стюардессы – у нас перерыв пятнадцать минут, генерал никуда не денется.
– Раз дамы просят, Вадимчик, пригладьте вихры, смойте слезы и вдарьте боевую.
– Я хотел расстрельную – улыбнулся Вадя – боевую сам чеши. Я же уклонист, забыл?
…Спи Семен, спи, – спи, понимаешь, спи. Мент приедет на козе, захуячит в капезе…
– Давай, лучше окурок.
– Да-да, пожалуйста, Вадя, спойте окурок.
Я сел на пристяжное кресло, Сява разлил всем, усадил Жанну на колени, а Вадя затянул
«… Из колымского белого ада Шли мы в зону в морозном дыму. Я заметил окурочек с красной помадой И рванулся из строя к нему…»
Сколько лирики прошло лагерным путем, даже подумать страшно. Что мы, кто мы без лагерей и колоний. Великая родина все самое лучшее получала оттуда. Можно было получить это и отсюда, но родина не могла допустить даже малую вероятность ошибки. Человек на воле мог себе позволить слабость, каприз, болезнь. А там… Наверно, – это и был план ГОРЛО, – чтоб всех нормальных смешать с лагерной пылью в обмен на величие момента
«… Баб не видел я года четыре, Только мне, наконец, повезло. Ах, окурочек, может быть, с Ту-104 Диким ветром тебя занесло…»
Милые вы мои, совграждане великой страны, сколько-ж нам осталось наслаждаться? Быть обращенными внутрь и ненавидеть наружу. Ребята, нутро долго в неволе не сохраняется. Если вы думаете, что жрачка и бухло – есть предел мечтаний, то вы правы. Но если вы думаете, что это не так – вы правы вдвойне. Хитрость заключается в том, что это так и не так одновременно. Мир, – он никак не может быть подогнан под нашу убогость. Вернее так, под убогость можно подогнать господствующее представление о мире, но не сам мир. А уж под господствующее представление можно подогнать всех тех, кто «господство» за благо почитает.
«… И жену удавивший татарин, И активный один педераст Всю дорогу до зоны шагая, вздыхали, Не сводили с окурочка глаз…»
Нельзя прятать чувства в оболочку безразличия – чувство там не сможет ни удержаться, ни выжить. И ум невозможно припаять к идиотическому. Вы мне скажите, что форма содержательна, а содержание оформлено. Что они – форма и содержание – находятся в диалектическом единстве. Они-то да, а вот мы, человеки… В каком единстве я должен находиться с доносом на меня, а? – Принять и возлюбить того, кто мне подарок решил преподнести.
«… С кем ты, стерва, любовь свою крутишь? С кем дымишь сигареткой одной? Ты во Внукове спьяну билета не купишь, Чтоб хотя б пролететь надо мной…»
Если у тебя отнимают каждый день все то, что ты любишь или полюбить готов, то… Я в единстве с кем должен быть – с тем, кого отняли или с тем, кто отнял. Пятая печать, скажите. Отсутствие свободы выбора, бла-бла-бла. Нет, дорогие мои, – то страх, обычный страх перед тем, что больше меня, перед гребаной социальной системой. И все, просто страх. Поэтому лагерь, место хуже которого нет, оказался последним оплотом свободы. Дальше боятся некуда.
«… В честь твою заряжал я попойки И французским поил коньяком, Сам пьянел от того, как курила ты „Тройку“ С золотым на конце ободком…»
– Какой декаданс, какие люди, какие дамы! – в дверях стоял сам генерал, собственной персоной – Ар-р-решите войти и выразить честной компании свое почтение.
Супер-лазер
– Просим, милости просим, товарищ генерал, присаживайтесь – засуетились стюардессы.
– Спасибо, я на минутку. Вы продолжайте – пейте, веселитесь, я ненадолго украду молодого человека – тут генерал повернулся ко мне – но сначала выпьем за встречу и за милых дам! – он поднял стакан – не возражаете?
– Сделайте одолжение.
– Тогда, уделите мне минутку вашего драгоценного времени, господин «экзистенционалист», – генерал похлопал меня по плечу и глазами показал – мол, все, пора – я правильно произнес?
Я поднялся, выпил – экзистенциалист вообще-то, впрочем, не суть.
– Прошу, проходите, пожалуйста – генерал любезно пропустил меня вперед – я в курсе за Камю, и Шестова читал, давненько, правда, это было…
Первый салон напоминал мягкий вагон. Собственно, все было как в мягком: коридор, купе, диваны… Только купешек было не десять, а всего три. Мы зашли, генерал сел на один диван, мне указал на другой, – аккурат, напротив.
– Что угодно-с, Камю для разогреву, а может, капельку Абсента?
– Я бы предпочел Армянский, три звезды
– Молодец, уважаю! – генерал нажал на кнопку – Жанна, душенька, дай нам Армянского с лимончиком. Да, еще пачку Мальборы.
Через минуту появилась Жанна – вся накрахмаленная, сияющая, свеженькая.
– Пожалуйста, коньячок, я сразу в графинчик налила, как вы любите, лимончик порезала, орешки, сигареты…
– Спасибо, милая! Чтоб я без тебя делал. Ух, смотри мне, проказница – генерал шутливо похлопал стюардессу – скинуть бы годков двадцать пять…
– Вы, я вижу, – обратился ко мне генерал – не очень удивлены происходящим. Это похвально. Но, позвольте полюбопытствовать, отчего?
– Пожалуйста. Собственно, – чему прикажете удивляться? Меня никто ни о чем не спрашивает, берут как чемодан, куда-то несут, везут, открывают, закрывают – вещам удивляться не положено, вот я и наслаждаюсь.
– Вам не интересно, куда Вас везут, зачем, почему именно Вас?
– Если бы от меня что-нибудь зависело, а главное, – если бы я эту зависимость сознавал, ощущал связь с великой задачей, гордился бы этим доверием, – то да, конечно, было бы интересно. А так… сейчас мы пьем коньяк, а через пять минут меня поставят лицом к стене, отберут исподнее, что-нибудь еще сотворят на благо родины.
– Ну, зачем так. Вас ведь вежливо пригласили, по всей форме.
– Под конвоем-то… Ладно, спасибо за приглашение, хоть выпью доброго коньячку с вежливым товарищем генералом.
Мой собеседник широко улыбнулся – Спасибо за комплимент. Вы не стесняйтесь – пейте, закусывайте, а я меж тем доведу некоторые подробности.
Я кивнул, налил и приготовился слушать.
– Все просто. Нам нужен супер-лазер, самый мощный в мире, и мы хотим, чтобы Вы поучаствовали в его создании
– И все?
– Почти. Лазер этот особенный. Подробности здесь – тут генерал вынул из портфеля черную папку и помахал ею – Успеете ознакомиться. Мы знаем, что ваша группа умеет мощность вытягивать.
– О, госпадя, делов-то. Сделали бы свою громадину, позвали бы, налили – мы бы вытянули вам вашу мощность.
– Не все так просто, уважаемый. Знаете, Вы пока полистайте материал, ознакомьтесь. Есть правда одно но – генерал сделал паузу – никто, даже ваши коллеги, не должен знать того, что здесь написано. Когда вас доставят на объект, каждый получит свое отдельное спецзадание. Однако… руководство настояло, чтобы я Вас ознакомил с этим – он протянул мне папку.
Через каких-то полчаса я закрыл последний лист. Генерал все это время терпеливо сидел напротив, курил и прихлебывал коньячок.
– Вопросов нет?
– Нет.
– Совсем нет?
– Совсем нет.
– А Вы внимательно со всем ознакомились?
– Весьма внимательно.
– И поняли, что Вас ждет?
– Понял.
– И нет ни одного вопроса?
– Я же сказал «все понял». Поэтому… какие уж тут вопросы, спасибо за коньяк
– Ну, хорошо. Скажите, мне просто интересно – Вам наплевать на свою жизнь?
– Нет, отнюдь, ни в коем случае.
– Не понимаю.
– Чего?
– Ну, при таких обстоятельствах, люди обычно пугаются, начинают нервничать, требовать, протестовать, отказываться.
– И… что дальше с людьми происходит? Вы возвращаете их, куда – домой, на рабочее место, в театр или может, прямо в Гагры?
– Нет, конечно. Сами понимаете, вернуть мы никого не можем.
– Тогда чего вы от меня хотите?
– Понять хочу, что вы за человек.
– Зачем, ну, вам-то это зачем? Мы же материал расходный, задачу решим и… поминай, как звали, – под списание попадаем.
– Даже не знаю, считайте, что я Вам симпатизирую, что Вы мне не безразличны…
– Послушайте, генерал, давайте просто допьем коньяк и разбежимся по своим коридорам. Вы с докладом, наверх, я со своим архиважным заданием – вниз, в подвал. Вы будете решать задачи войны и мира, судьбы родины и ее светлого будущего, а я – как поднять мощность дурацкого лазера и не сдохнуть, раньше, чем вы из него пальнете.
– Вы, по-моему, так и не поняли всей грандиозности замысла.
– Да мне плевать на грандиозность, а замысел вполне очевиден.
– Вы безразличны к судьбам страны, планеты?
– А Вы? Если не сможете ответить нормально, лучше не отвечать.
– Я нет. Для меня Родина не пустой звук. Знаете, сколько войн прошел – четыре.
– Для Вас, генерал, «человеки» пустой звук, для меня – «родина», зато коньяк нам нравится одинаковый. По первому пункту у нас неустранимые расхождения, а по второму полное согласие. Подеремся, поцелуемся?
– Я читал Ваши работы в области лазерной термоупругости, впечатляет.
– Не могу похвастаться тем же. Вы видно по секретным изданиям шли?
– Нет, я больше по командирской части. Ладно, надеюсь, мы друг друга поняли.
– Благодарю за оказанный прием, товарищ генерал. Приложу все силы, постараюсь оправдать высокое доверие, живота не пожалею…
– Гм. Смешно. На посошок?
– Как прикажете.
…Внимание, через 20—25 минут наш самолет совершит посадку в аэропорту номер ноль. Просьба всем пассажирам занять свои места, привести спинки кресел в горизонтальное положение и пристегнуть ремни, приятного полета…
Жизнь налаживается
Следующая пара дней ушла на хлопоты.
Во-первых, переселились из самолета в общежитие семейного типа, – получили четырехкомнатную квартиру на троих. Удобно. Дежурить договорились по очереди, раз в три дня. Дежурный должен был встать пораньше, включить чайник, разбудить остальных, прибрать вчерашние следы, вынести бутылки, расставить возле мусоропровода, вытряхнуть пепельницы, протереть стол, – короче, марафет. Ну, и закуп «слатенького» тоже ложился на него. Хлеб, масло, колбаса, сыр, консервы, томаты – весь изысканный набор.
Меня назначили начальником группы НК, дали отдельный закуток в ангаре №31. Вадю и Сяву приписали туда же. Мы должны были осуществлять контроль оптических и опто-электрических элементов супер-лазера, селектировать их – создавать оптимальные наборы, искать дефекты и прочее. Но главное, сосредоточить усилия на доработке параметров, обеспечивающих максимальную мощность генерации и разрушительную силу в одном, отдельно взятом импульсе.
В третьих, нас прикрепили к столовке, надо сказать, вполне приличной.
Далее оказалось, что в гражданской части объекта есть ресторан «Северное сияние», коктейль-бар «Спортивный», кафе «Аэлита», пельменная «Рябинка» и пивбар «На труда». Еще пара продмагов, универсам, кинотеатр «Знамя», Дом культуры строителей и Комбинат бытового обслуживания. А еще Парк культуры и отдыха имени Клары Цеткин.
Высокое начальство жило в спецрайоне, и, как нам сказали, некоторые даже в отдельных коттеджах. Остальные проживали в «хрущевках» и «брежневках» семейного типа.
Пропускной режим, казавшийся поначалу бесконечным и безнадежным, перестал замечаться день на третий
– Ваш пропуск!
– Привет, Семеныч, как жизнь?
– Эх, разве это жизнь. Вчера посидели, голова никакая.
– Так ты это… в обед к нам подбеги, полечим.
– Парни, я отдам, ей-богу отдам, выручайте…
Вадя кайфовал не по-деццки. Спирт – этот наиважнейший продукт жизнедеятельности– имелся в неограниченном количестве. Конечно, только для тех, кто умеет из пары инструкций отжать 320 литров годовых. Он был назначен «материально ответственным» нашей группы и тут же подал по всей форме заявку на получение спирта…
Сперва заявку рассматривала Марина Николаевна из первого отдела
– Зачем Вам столько спирта?
– Для работы.
– Не несите чепухи, я не девочка!
– Марина Николаевна, я не буду приводить все безобразные выкладки, Вы их знаете не хуже меня. Скажу правду, можно?
– Можно.
– Вадик – он гений!
– И…
– Из обыкновенного дестиллятора делает такую машинку – двойной перегонки, потом фильтры грубой и тонкой очистки, немного лимонного сока…
– Хм, и как?
– Приходите сегодня на «попробовать» Это, доложу я вам, «весчь», посильнее Фауста будет.
– Давайте заявку.
Потом была Инесса Федоровна из ПЭО
– Что-о-о-о?
– Инесса Федоровна, Марина Николаевна подписала
– Знаю, она звонила уже. Не знаю, что вы ей наплели…
– Инесса Федоровна, Вы стихи любите?
– Ну… допустим, люблю. При чем здесь стихи?
– Мы собираемся кружок поэзии организовать при ДК.
– Да ладно, что, правда?
– Как на духу. Мы же не шабашники. Помните… и дольше века длится день…
– Слушайте, если я вам столько спирта выпишу, вы не то, что стихи, забудете, как маму мамой называть.
– Что в имени тебе моем… Инесса Федоровна, неужели вы думаете, что это все нам. А дни рождения, праздники, новый год? Мы-ж о коллективе!
– Ладно, убедил, давай.
Далее ее визировала бухгалтерия
– К кому можно с заявкой?
– Идите к Алене.
– Алена, здрассьте.
– Давайте!
– Прошу.
– Не многовато?
– Алена, милая, это капля от необходимого. Буквально от всего отказались!
– Да, а где вас поселили?
– Корпус два для семейников, третий этаж
– Может и приду, если позовете…
– Для вас всегда открыта в школе дверь
И, только после всего этого, заявка вместе со мной прибыла в ОМТС
– Вам чего?
– Спирту!
– Заявку давайте!
– Вот…
– Сколько, сколько!!!!!
– Десять процентов ваших!
– Будем знакомы, меня зовут Анатолий Полич. Нам такие, как воздух нужны. Если че, звони сразу мне. Вижу, – вы люди серьезные, грамотные. Поставлю-ка я вашу заявочку в первоочередные. Так, счаз и штампик выправим.
За короткое время мы оказались при деньгах, относительно неплохом трехразовом питании, талонах, спирте и жилье. Чудеса, вот он – социализм в его ведущих тенденциях. Сява совершил ряд мужских подвигов с работницами кухни, комбината бытового обслуживания и даже одной дамой из бухгалтерии. Жизнь постепенно разворачивалась лицом к усталым путникам.