Аглая всхлипнула от ужаса – и задохнулась.
Гектор, очень бледный, вытащил из-за спины из-под ремня «маузер», посмотрел на него, мрачно усмехнулся и положил на пол, у самых ног Аглаи. С другого боку ремня снял другой револьвер – тот самый, который был у него в руках, когда он столкнулся с Аглаей. Подумал, вздохнул с сожалением, покачал головой – и его тоже положил на пол.
Посмотрел Аглае в глаза, пожал плечами… легко коснулся ее губ, улыбнулся – и ушел. Она еще пыталась схватить его за рукав, но потом отдернула руки, как обожглась. Нельзя было. Он должен был уйти! Но как сердце разрывалось, как больно было, а слезы не лились… И долго ловила его удаляющиеся шаги, скрип лестничных ступенек…
* * *
Алена не сомневалась, что придется как-то убеждать горничную, что-то ей доказывать, удостоверять свою личность и предъявлять некие верительные грамоты, которых у нее, понятное дело, не было и быть не могло. Однако девице, видимо, и в самом деле ничуточки не хотелось возиться с каким-то письмом, поэтому она отдала Алёне длинный белый конверт с явным облегчением и торопливо включила пылесос, как бы демонстрируя, что более к этому делу отношения не имеет и иметь не будет.
Наша героиня вышла в коридор и жадно оглядела конверт. Он был заклеен. «M-me Каверина Наталья М.» было написано на нем по-русски, но в почерке неуловимо присутствовало нечто иностранное. Алёна повертела конверт так и сяк, зачем-то попыталась поддеть ногтем уголок заклеенного края, да спохватилась, что письмо как бы совсем не ей адресовано. Но любопытно, до ужаса любопытно было прочесть, что ж в нем такое написано!
«Да почему я тут стою? – спохватилась она. – Нужно поскорей спуститься и отдать конверт Наталье Михайловне. Может быть, Шведов там во всем признался… А если даже и нет, я его успею около администратора перехватить».
Алёна вскочила в лифт и нажала нижнюю кнопку. И только тут заметила, что на ней стоит не цифра 1, а 0, то есть это не первый этаж, куда ей нужно, а нулевой, подвал. Нажала на единичку, но лифт уже тронулся. Пожалуй, менять этажи поздно. «Да ладно, сначала спущусь, потом поднимусь, невелика беда», – утешила она себя и стала смотреть на светящееся окошечко, в котором менялись цифры. 4, 3, 2, 1…Движение лифта замедлилось, однако 0 что-то никак не появлялся. Ну же…
До нулевого этажа лифт шел как-то ужасно долго, словно подвал гостиницы «Октябрьская» располагался в центре Земли, подобно шахтам миллионера Роллингса по добыче оливина. Или что там в них добывали-то, в романе графа Толстого «Гиперболоид инженера Гарина»?
Наконец-то остановился! Алёна, не дожидаясь, пока откроются дверцы, поспешно нажала на единицу – и тотчас пожалела об этом, потому что ни дверцы не раскрылись, ни лифт не двинулся с места.
Вот зараза, а? Замкнуло что-то, не иначе. Нашло время, когда замыкаться!
Она нажала на кнопочку с изображенным на ней колокольчиком, однако никакой монтер или дежурный и не собрался ответить. Тогда Алёна принялась давить на все кнопки подряд, поочередно, в произвольном порядке, вместе и короткими аккордами, но результат был равен номеру этажа, где она находилась, то есть оставался нулевым.
А время-то шло! Французы вполне могли уладить свои дела на рецепшн и уехать восвояси. А Наталья Михайловна безмятежно ждет в своей «Мазде» и даже не подозревает, что от нее уходит последний шанс узнать хоть что-то о том, чему она, можно сказать, жизнь посвятила.
«Стоп! – ахнула Алёна. – У меня же мобильник в сумке, и я могу позвонить Наталье Михайловне, объяснить, что…»
Ага, теоретически идея была замечательная, но практически осуществить ее было невозможно, потому что, хоть мобильник и впрямь находился в сумке, однако сумка-то осталась в машине.
Просто цирк… Нет, наоборот, ужас что такое! А если Наталье Михайловне надоест ждать и она, разобидевшись на медлительную расследовательницу, уедет? Вот финт будет… В сумке Алены не только телефон, но и ключ от квартиры, где деньги лежат… в ничтожном, конечно, количестве, а все же как-то худо-бедно лежат. И карта банковская в сумке, и дисконтные из магазинов «Спар» и «ХХI век», из универсама «Нагорный», а также из аптеки «36,6». Да мало ли еще что там есть полезного! В косметичке, опять же, много всякого добра. А как и где искать Наталью Михайловну, чтобы свое добро вернуть, Алёна представления не имела.
«Да погоди ты! – сказала она сама себе с досадой, потому что вся ее паника начала сильно напоминать панику умной Эльзы из одноименной сказки братьев Гримм, тем паче что и тут и там действие разворачивалось в подвале. – Не дергайся! С чего бы Наталье Михайловне уезжать? Она во мне заинтересована, вернее, не во мне, а в том, что я ей сообщу. Она не уедет. А я рано или поздно выберусь же отсюда и все объясню. Скажу, что Шведов уже отбыл, что я его не застала… Ведь это же правда! Стоп. А если Наталья Михайловна его увидит? Будут французы выходить из гостиницы, она и увидит Шведова. И поди потом объясни ей, что я с ним не встретилась не потому, что прозевала или вовсе не захотела искать его, а потому, что просидела, как дура, в пошлом застрявшем лифте!!!»
Исполняясь жуткой ярости на «пошлый застрявший лифт», Алёна в ярости ударила кулаком по панели. Ну и напрасно она так сделала, конечно. Мало того, что ее слегка тряхнуло, словно бы слабым разрядом тока прошило – оно еще ладно, терпимо, – главное, что в кабинке погас свет.
– Тьфу ты, пропасть, – растерянно пробормотала Алёна. – Вот же угораздило меня…
Ну и порядки в этой как бы фешенебельной гостинице – уже несколько минут не работает лифт, а никто и в ус не дует! Дежурный электрик на обеде, что ли? Или в баню пошел? Говорят, здесь, в «Октябрьской», знатная сауна для постояльцев, ну и обслуга небось туда контрабандно шастает время от времени.
И сколько Алёне тут сидеть, скажите на милость? Неужели никто не придет в подвал? Никто не включит лифт?
– Есть тут кто-нибудь? – что было сил закричала Алёна. Закашлялась и затаила дыхание, вслушиваясь в окружающую тишину и всматриваясь в полную темноту. – Я в лифте! Выпустите меня!
Вторая попытка вышла хриплой и невыразительной – Алёна сорвала голос при первой. У нее даже слезы на глаза от злости выступили. Кое-как отерев их, наша героиня несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться, и решила не сдаваться: колотить в дверь. Она набралась сил и ка-ак шарахнула по дверце ногой…
И вообразите – лифт тронулся! Начал подниматься!
От радости Алёна выронила конверт и какое-то время простояла на коленях, пытаясь его найти. Кое-как нащупала, встала на ноги – и в ту минуту лифт остановился. Но дверь не открывалась. Алёна, оскалясь от злости, снова шарахнула по ней ногой – и та, представьте себе, открылась. Очевидно, этот лифт, как и некоторые женщины, понимал только грубое обращение.
Мгновение Алёна стояла неподвижно, не веря, что выйти на свободу удалось так примитивно просто, а затем вылетела из лифта с невероятной скоростью. Ведь дверцы могли снова закрыться!
– Толцыте, и отверзется, – пробормотала Алёна, озираясь.
Она находилась на первом этаже, и на нее с изумлением таращились с десяток людей. Но у стойки никого не было. Уехали! Французы уехали! И Владимир Шведов тоже!
К Алёне подскочила дама с внешностью классической гостиничной администраторши совкового периода, схватила за рукав:
– Вы задержали лифт в подвале! Вы заставили ждать…
– Я бы сказала, что это меня задержал лифт в подвале, – перебила ее Алёна.
Стоявший неподалеку молодой человек в серой замшевой куртке необычной степени элегантности засмеялся:
– Однако у него недурной вкус!
Может быть, в другое время Алёна восприняла бы его слова как комплимент и даже улыбнулась бы в ответ, тем паче что парень был весьма недурен, да и высоченный, и широкоплечий, и волосы русые, и глаза зеленоватые, блудливые такие – все как надо, словом, – однако сейчас ей было не до кокетства. Она вырвала рукав из цепких пальцев администраторши, заявив:
– Техника в вашем отеле в безобразном состоянии. У вас же иностранцы останавливаются! Так и до международного скандала недалеко. А теперь, извините, я должна идти.
На самом деле она не пошла, а побежала, да еще с какой скоростью! Оглядываться и реагировать на звучные призывы: «Девушка! Девушка! Подождите!» – у нее не было времени. Выяснять отношения с совковыми администраторшами – ну что может быть глупее и бессмысленнее?
Выскочила на крыльцо… А, черт! Никого и ничего, кроме одинокой «Мазды» Натальи Михайловны. Эх, она там, наверное, извелась от нетерпения… Сейчас ворчать начнет. Или Снежные королевы не ворчат? А что они делают? Обдают ледяным молчанием? Или холодно и высокомерно отчитывают провинившихся?
Ну ладно. В конце концов, главное – письмо. Его нужно передать, и все. Может быть, Шведов в нем во всем признался и все рассказал, так что вопрос снят.
Ага… значит, гонорар сведется к пятистам евро. Не бог весть что, но тоже очень даже неплохо. Вполне достойное искупление тем моральным страданиям, которые Алёна претерпела в лифте.
Торопливо пересчитав ногами ступеньки, она подбежала к «Мазде».
Наталья Михайловна опустила стекло и обратила к ней спокойный взор:
– Долго же вас не было… Неужели все это время разговаривали со Шведовым? И как? Удалось что-то узнать?
– Я его не застала, – покаянно призналась Алёна. – Мы разминулись на несколько минут. Вся группа уже уехала в аэропорт.
– А, черт! – пылко воскликнула Снежная королева. – Значит, мне не показалось, что я видела его среди людей, которые садились в автобус, но глазам не поверила. Но они уехали минут пятнадцать назад. Вы-то где были все это время?
– Да в лифте застряла, вы представляете? – с тоской призналась Алёна. – Сначала он меня в подвал завез, потом в нем свет погас, потом я выйти не могла. А ведь надеялась перехватить Шведова до отъезда… Не судьба! Но горничная передала мне письмо для вас. Вот оно. – Она подала письмо в приоткрытое окно. – Ведь ваша фамилия – Каверина?
Наталья Михайловна изумленно уставилась на конверт:
– Вот как? Значит, он предполагал, что я снова приду. И что там, в том письме?
– Не знаю, – растерялась Алёна. – Я не читала.
– Конверт открыт, – с холодком сообщила Снежная королева. – И помят.
– Я его уронила в лифте, никак не могла нашарить на полу в темноте, но не открывала. Я не читаю чужих писем!
– Хм, это радует, – кивнула Наталья Михайловна. – Тогда я взгляну на письмо. Вы позволите?
– Конечно, – сказала Алёна. – Само собой.
Наталья Михайловна вынула из конверта листок – Алёна обратила внимание, что он исписан русскими буквами, но каким-то нерусским почерком. На самом деле не только выговор, но и почерк имеет акцент, причем очень характерный! Вот и почерк Владимира Шведова был с акцентом.
Она взялась за ручку, чтобы сесть в машину, но та не поддавалась. Дверца оказалась закрыта. Наталья Михайловна сосредоточенно читала письмо, и Алёне было неловко беспокоить ее и напоминать, что надо открыть дверцу. Стояла и стояла себе – и заодно наблюдала, как меняется выражение лица Снежной королевы. Куда девалось ледяное спокойствие? Теперь на его месте было олицетворение гнева.
– Негодяй! – внезапно воскликнула Наталья Михайловна и скомкала конверт. – Подлец! Да он что, рехнулся, писать такое? Нет, просто немыслимо!
– Не волнуйтесь, Наталья Михайловна, – Алёна нагнулась к окну. – Что там такое? Он написал, кто был ваш дед?
Вопрос был, может, и несколько бесцеремонным, однако вполне закономерным. В конце концов, рассказ мадам Кавериной очень сильно раздразнил любопытство писательницы Дмитриевой.
Наталья Михайловна резко перевела дыхание и холодно улыбнулась:
– Здесь не более чем его собственные измышления. Я так поняла, что он и сам ничего толком не знает. Кроме того, оказалось, что яблочко от яблоньки очень недалеко падает. Кирилл Шведов писал измышленные доносы, его сынок тоже изощряется в выдумках и клевете. Отвратительно! Кстати, он упоминает тут о некоем списке. А списка в конверте нет.
– Что за список? – изумилась Алёна.
– Да какая разница? – досадливо мотнула головой Наталья Михайловна. – Важно, что его нет. Мне не хочется быть бестактной, но…
Она умолкла, причем весьма выразительно.
– Вы хотите спросить, не взяла ли список из конверта я? – обиделась Алёна. – Но я даже не понимаю, о чем речь идет!
Снежная королева испытующе взглянула на нее снизу вверх. Глаза ее были сделаны из колючего льда.
– В конце концов, Шведов мог ошибиться и забыть положить список в конверт! – воскликнула Алёна уже возмущенно.
– М-да? – с сомнением переспросила Наталья Михайловна. – Вы полагаете? Ну что ж, возможно. А впрочем, все уже совершенно неважно, в самом-то деле. Шведов уехал, ну и скатерью дорога. От души надеюсь, что больше никогда в жизни о нем не услышу.
Она скомкала письмо и сунула его в сумку. Отбросила ее на соседнее сиденье и повернула ключ в стояке.
«Она что, уезжает?» – изумилась Алёна.
– Ах да, – спохватилась Наталья Михайловна, – я чуть не увезла ваши вещи.
Она перегнулась к заднему сиденью, подхватила Алёнину сумку (отнюдь не из змеиной кожи, а, честно признаемся, из кожзама: Алёна любила часто менять сумки, к каждым сапогам и туфлям была своя, ну а иметь десяток сумок из натуральной кожи – это не с ее гонорарами, извините!) и протянула в окошко. Растерянная писательница приняла свое имущество.
– Ну что ж, все получилось весьма забавно, – сказала Наталья Михайловна. – Разумеется, на половину из того, что Шведов тут понаписал, нужно наплевать и все забыть, но кое над чем есть смысл поразмыслить. Я вам, конечно, признательна, голубушка, – взглянула она на Алёну с видом барыни, которая благодарит горничную за вовремя поданную гребенку, или булавку, или еще что-нибудь такое, – но вам не кажется, что ваше участие в данной истории было достаточно скромным, чтобы претендовать не то что на две тысячи, но даже и на пятьсот евро? Может быть, ограничимся сотней?
Алёна молча вынула из сумки хрустящий конверт и подала ей.
– Ну, сотню все же возьмите, – промолвила Наталья Михайловна уже добродушнее.
Алёна все так же молча покачала головой. Говорить она не могла. Да и сказать было нечего. Ее бывшая подруга Жанна в таких случаях восклицала: «Просто душит смех!»
Черт его знает, может, и в самом деле это было смешно. Сейчас, сейчас, вот только немножко придет в себя одуревшее от неожиданности чувство юмора, и Алёна тоже сможет рассмеяться…
– Ну, нет так нет, как угодно, – безразлично проговорила Наталья Михайловна. Взяла конверт и подняла стекло, шевельнув губами на прощанье. Наверное, их шевеление означало: «До свидания!» Или: «Всего доброго!» Или: «Я вам весьма признательна, а теперь, милочка, ваше место в буфете!»
Несравненная «Мазда» умчалась вдаль по Верхне-Волжской набережной, а Алёна только и могла, что покачать головой.
– Вот тебе и сюжет! – пробормотала она уныло и пошла домой, уверенная, что никогда в жизни не увидит больше ни Натальи Михайловны, ни ее обворожительных серег.
Однако, как любили писать романисты былых веков, рок судил иначе…
1918 год
Наконец Аглая разогнулась – все это время она стояла скорчившись, глуша боль в груди. Припала было к смотровой щели, но тотчас же отвернулась – нет, не станет она смотреть, как Гектор выйдет и как его убьют… Потом все же не выдержала, снова устремила взор во двор, где Наталья так и стояла, скорчившись под прицелом Хмельницкого.
– Чтоб ты пропала! – с тихой ненавистью прошептала Аглая. – Все из-за тебя! Век бы тебя не видать!
Что-то произошло в ее сознании, какая-то мысль мелькнула по самому краю разума, что-то, касаемое ни в чем не повинной, столь бурно ею проклинаемой Натальи… просвистело, пролетело, как ветер, как пуля… как всадник, который вдруг ворвался во двор… За ним несся целый отряд всадников, и все сплошь матросы. Во дворе резко почернело. Впрочем, форма не спасала от того впечатления, которое эти люди производили. А впечатление было – анархистской вольницы…