Русому повезло: обошлось без серьезных переломов и разрывов внутренних органов. Жалеючи били, объяснил врач.
Капитану тоже повезло. Закирзянов его не нашел. Военная прокуратура дело возбудить отказалась за отсутствием заявителя. Служебная проверка кончилась ничем. Три сводных отряда региональной милиции, дислоцированные в окрестных районах, в этот день в полном составе были задействованы в спецоперации за полсотни километров от райцентра. А представитель военной прокуратуры, которого Закирзянов неделю спустя отловил после оперативного совещания, глядя Марселю в кадык, заявил, что при имеющейся доказательной базе можно всерьез рассматривать только две версии. Первая: старший лейтенант Галеев стал жертвой переодетых боевиков, пытавшихся организовать очередную провокацию. Вторая: нападение на зеленодольского милиционера стало итогом конфликта внутри подразделения и было инсценировано татарскими коллегами старлея. А что вы так смотрите, были, были такие случаи, сказал прокурор и попытался уйти. Отпустите-ка рукав, мне потом самому форму стирать придется.
А меня завтра в спину грохнут, ты тоже убийц не найдешь? – спросил Закирзянов. Да кому вы нужны на хер, грохать вас. Чехи вас на руках носят, а нашим пачкаться неохота, сказал прокурор. Руки убери, мститель.
Колонну, которую охраняли казанцы, обстреляли два дня спустя. Обошлось без жертв – может, потому, что невидимые нападавшие сосредоточились на двух машинах сопровождения, в которой ехали татарстанские милиционеры – а те вдруг оказались настороже и кинжальным огнем высекли кустарник, из которого велся обстрел. Только Сереге Иванькову из Бугульмы, носившему понятную кличку Неяпончик, пулей оцарапало ногу выше колена. В тот же вечер в гости нагрянули красноярские коллеги – с двумя бутылками сорокапятиградусной сибирской и шматом сала. Встретили их спокойно и тихо, не озадачивая, как обычных гостей, дикими розыгрышами или специально заготовленными для таких случаев жеманными беседами типа «Кто взял мою помаду и вазелин, противные?» Коллеги посидели в учительской – единственной приспособленной для обедов комнате раздолбанной школы, в которой была устроена казарма, выпили сначала сибирскую, потом еще две бутылки «Тысячелетней Казани». Сибиряки пожаловались, что вот у них тоже двоих сегодня зацепило, и тоже легко, добили водку и сало, отказались от коробки чак-чака5 («Спасибо, мы это не едим») и, пожелав удачи в следующий раз, вразвалочку удалились.
– Марса, на разводе про красноярцев говорили чего? Были у них огневые сегодня? – спросил Серега.
– А ты как думаешь? – осведомился Марсель.
– И что нам теперь делать? – помолчав, задумчиво сказал Неяпончик.
«Не знаю. Не знаю, что делать», голосом Жеглова хотел рявкнуть Закирзянов, но не стал – тошно было. Делать ничего не пришлось: на следующий день майор, земляк Неяпончика, возглавлявший гребенской отряд, зачитал приказ и. о. министра о досрочном возвращении в связи с оперативной необходимостью и спросил «Вопросы есть?» Вопросов ни у кого не было: бойцы молча смотрели в пол и на облезлые стены актового зала, и только совсем зеленый сержант Аристархов вздохнул с тоскливым облегчением.
Вопреки обыкновению, в обратный путь отправились не на поезде, а на специально прибывшем самолете авиакомпании «Татарстан». Его распоряжением майора тут же взяли под усиленный караул, который сутки напролет не снимал рук с автоматов, не обращая внимания на веселые шутки штатной охраны аэропорта. Улетели благополучно – правда, впервые за последние годы татар никто не провожал.
Вернувшись домой, Закирзянов ночь не спал, сидел, курил на стылой лестничной площадке, пока Гульназ не всполошилась и не загнала его на кухню – пустую в этот час, так что никто из соседей орать не стал. Марсель сказал, что подаст рапорт. Гульназ спросила: «А очередь?» В очереди на квартиру по УВД они были шестыми. Шестыми они были уже пятый год. Зато второй год им полагалась уже не однокомнатная, а двухкомнатная – потому что Галим родился. «Очередь, – помолчав, сказал Марсель. – С одиночных на очередь. Всю жизнь стоим, и до смерти стоять будем. Стоять насмерть, блин. Так, Гуль, да? Может, не шестыми, а четвертыми. А еще парочку родим, нас на трехкомнатную поставят. И еще пять метров в соседнем блоке дадут».
Гульназ некоторое время невидяще смотрела на свое мутное отражение в жирном оконном стекле (окна в общаге мыли в ноябре, когда ждали московское начальство ко Дню милиции, да так и не дождались). Потом сказала:
– Марсель, делай, как считаешь нужным. Только где мы жить будем?
Комбат тоже об этом спросил. Сначала, конечно, орал, заставляя трепетать торчавшее в углу знамя сводного полка, потом сворачивал могучий кукиш и грозил, что вот чего ты теперь получишь, а не боевые, потом предполагал, что когда очко на минус уходит – это, на самом деле, не лечится. Потом спросил. Марсель пожал плечами и сказал:
– Найду.
Он просто не хотел пока думать о том, где найдет приют веселая семейка, состоящая из безработного мента, его вечно хворающей, да еще кормящей жены и двух разнополых, как они это называли, и очень разновеликих (восемь лет разрыв – не шутка) детишек. Комбат посмотрел-посмотрел на него, вздохнул и вполголоса произнес:
– Марсель, ходатайство о возвращении тебе капитана на рассмотрении у министра. Не могу ускорить, понимаешь?
– Надо мне этого капитана, – буркнул Закирзянов. И сам заорал:
– Ты вообще знаешь, что происходит там? Что мы врагами стали? Что татар скоро как черных на каждом углу гасить будут? Это что, шутки, да?
– Знаю! – заорал комбат и тут же сбавил тон. – Не ори. Знаю. А ты думал, по-другому будет? Им сказали – они делают. И будут делать. А ты уйдешь – вообще bik äybät6будет. Ты уйдешь, я уйду, из ваших вон Серый уйдет, Вован, Русый твой залечится и свалит. Зашибись будет, да?
Марсель дернул плечом и промолчал.
Комбат встал из-за стола, сделал привычный шаг влево-шаг вправо – на большее кабинет не был рассчитан – и сказал:
– Короче, Марсель, предложение такое. Просьба даже, не предложение. Весь чеченский отряд переведен в личное распоряжение министра. Ну, Криштофовича. Так что уволить тебя все равно никто не уволит – сам понимаешь, что будет, если ты умудришься на министра с этой бумажкой выйти, – комбат махнул рукой в сторону рапорта. – Давай так. Я так понимаю, в течение недель двух-трех отряд все-таки распустят: вроде истерика эта уляжется скоро. Мне в министерстве сказали. Так вот, я думаю, сразу после этого тебе звание вернут. Этот пидор из прокуратуры уволился, челюсть у него зажила, дело против тебя закрыли. Все решим. Да не кривись ты, слушай. Сейчас важное скажу. Слушай. Я тебе обещаю, вот сейчас слово даю, что до конца года ты получишь квартиру.
– Откуда? – небрежно усмехнувшись, поинтересовался Закирзянов.
– Да достраивается тут один дом в Клыках. Он был на Минюст рассчитан, но сейчас начальство с ними как бы поссорилось. И нам вроде должно что-то обломиться. Трехкомнатную не обещаю, но двухкомнатная будет. Честно. Бляха, и мне не веришь, да?..
– Да верю я, Гафурыч, верю, – сказал Марсель. – Да кабы только от тебя все зависело… Ладно, спасибо. Пойду я.
– Рапорт забери, – попросил комбат.
В тот же вечер всех шелковских собрали в министерстве и после короткого инструктажа разбросали по КПМ и райотделам на административной границе Татарстана. Закирзянову и Иванькову досталась точка на стыке Нурлатского района и Самарской области.
4
Дивизия МВД, входящая в состав министерства внутренних дел, тоже не имела тяжелого вооружения и представляла собой полувоенную часть, зато комплектовалась из татар, отличающихся своей жестокостью и ненавистью к русским.
Том Клэнси, Лэрри Бонд
КПМ «Юг», административная граница Самарской области и Татарстана.
27 мая
Откровенно говоря, капитан Кириллов никаких проблем не ждал как минимум до Пестречинского района, примыкавшего к Казани – по карте это было километров 150. И на подходах к первому татарскому КПМ велел сбавить скорость, скорее, из вежливости. А также из опасения, что наверняка дрыхнущие гаишники, разбуженные грохотом колонны, начнут беспорядочно метаться и, например, угодят под технику. Это в лучшем случае. Опыт сотрудничества с дорожными инспекторами в условиях, близких к полевым, Андрей получил давно – и оказался тот беспросветно негативным. Поэтому капитан безо всякого инструктажа пообещал себе быть предельно вежливым, тихим и подторможенным. Во избежание. Впрочем, и инструктаж он выслушал с предельным вниманием – несмотря на то, что каждый из слетевшихся со всех сторон начальников говорил, в принципе, одно и то же, наводя на личный состав обморочную тоску.
Лицо старлея, подошедшего к головному бронетранспортеру, показалось Кириллову знакомым. Наверное, только показалось – сроду он в Татарии не был, с тамошними ментами пересекался по такой касательной, которую можно и не считать – в том числе и Чечне, откуда три дня назад выдернули Кириллова вместе с его отрядом. Наверное, облачение давало ложную подсказку: встречающий был не в традиционной униформе со светоотражающей аббревиатурой «Дай, пожалуйста, стольник», а в камуфляже, жилете с «разгрузкой» и при пистолете-пулемете «Бизон». Капитан легко спрыгнул с брони и зашагал к старлею, включая самую обаятельную из своих улыбок. Козырнул первым и, без особого усилия перекрикивая незаглушенные дизеля, сообщил:
– Принимайте гостей, начальник. Прибыли, понимаешь, в ваше распоряжение – крепить оборону и о-бес-пе-чивать национальную безопасность.
Старший лейтенант, без выражения глядя на него, что-то беззвучно сказал.
– Прости, не слышу, – извиняющимся тоном заорал Андрей.
Старлей, все так же скучно глядя на капитана и не снимая рук с висевшего на животе «Бизона», двинул пальцем в сторону головной машины, а потом той же рукой изобразил закрывающуюся пасть. Кириллов начал злиться: во-первых, не так уж громко стучали дизеля. Во-вторых, полковник два раза повторил, что колонна должна выйти на исходную к семи утра, так что любую задержку пришлось бы компенсировать форсажом и нервотрепкой по пустякам. Наконец, это было просто хамство, объясняться со старшим по званию знаками – причем, если бы капитан не смотрел на руки татарского мента, он бы просто этих знаков не увидел. И что тогда?
Ладно, разбудили человека зря, стольник, очевидно, не дадим – вот он и злится, решил Кириллов и заорал, все так же лучезарно улыбаясь:
– Извини!
Запрыгнул на броню и дал команду заглушить моторы. Старлей истуканом торчал на пути, равнодушно рассматривая колонну (сэндвич из трех БТР-120, два спереди, один сзади, а между ними – пара шестиколесных камазовских вездеходов «Мустанг» с брезентовыми тентами), пока не заглох движок замыкающего БТР. Дизель слегка барахлил, потому напоследок выдал довольно неприличную очередь. Только после этого гаишник перевел взгляд на вернувшегося Андрея и сообщил:
– Старший лейтенант Закирзянов. Ваши документы, пожалуйста.
– Какие? – заржал Кириллов. – Права или путевой лист?
– А мне одинаково, – сказал старлей и замолчал.
Подождав пару секунд, Кириллов вздохнул и полез в нагрудный карман за удостоверением. Старлей внимательно прочитал все, что там было написано, кивнул, и снова уставился капитану куда-то в нос, непонятно пробормотав «И все такие разные».
Андрей добродушно поинтересовался:
– Ну что, командир, можем ехать?
– Нет, – сказал старлей.
– Здрасьте, – все еще весело удивился капитан. – А почему?
– А потому, товарищ капитан, что я до сих пор не получил объяснения, зачем капитан спецназа внутренних войск из Самары во главе колонны броневой и, я вижу, прочей спецтехники направляется в соседнюю республику.
– Так я вам объясню, товарищ старлей, – сказал Кириллов, стараясь хранить жабье хладнокровие. – Капитан спецназа и переданное в его распоряжение подразделение выполняет приказ. Вышестоящего начальства.
– Могу я ознакомиться с приказом? – поинтересовался старлей.
– Нет, – ответил капитан все еще спокойно. – Это мой приказ и моего начальства.
– А это мой пост, – объяснил старлей. – И у меня есть приказ на этом посту обеспечивать общественную безопасность.
– Извини, лейтенант, а ты что, правда считаешь, что мы безопасности угрожаем? Типа злые соседи пришли захватить татарскую землю? – ухмыльнувшись, поинтересовался Андрей.
Старлей наклонил голову набок, помолчал секунду и сообщил:
– Вы знаете, товарищ капитан, последний раз военнослужащие из соседнего региона приезжали к нам в феврале 2002 года. Из Ульяновска. Они через КПМ «Восток» ехали – это не очень далеко отсюда, час езды. Вы не в курсе, чем все кончилось?
Кириллов, безусловно, был в курсе. Двое десантников, служивших в элитной части под Ульяновском, средь ночи вооружились до зубов и поехали в сторону Казани, попутно убив чуть ли не десяток человек, в том числе пятерых татарских милиционеров.
– Зашибись, – воскликнул Андрей. – Ты чего говоришь, друг? Ты что мне нервы треплешь? Я тебе что, дюк малосольный-дезертир, что ли? Я приказ выполняю, понял?
– Я счастлив, – сказал старлей и повторил – но так, словно первый раз: – Могу я ознакомиться с приказом?
Андрей глубоко вдохнул и для разрядки обозрел окрестности. Они были неинтересными: слева до горизонта бугристая пустошь, поросшая необязательной травой, справа жиденькая лесопосадка, прямо – упрямый козел с штурмовым автоматом, за его спиной метрах в тридцати – пара серебристых «бимеров», вдоль которых вперемешку выстроились человек семь пятнистых ментов и гражданских – самого, между прочим, бандитского вида. Еще метров через десять кирпичное здание КПМ со стеклянным вторым этажом. Фигня, словом, на двадцать секунд интенсивной работы. Мы не в Чечне, тут же напомнил он себе. Сказано: быть по возможности вежливыми. Правда, под возможностями уже дондышко видно.
– Дорогой товарищ старший лейтенант, – сказал Кириллов с чувством. – Мне отдан устный приказ. И показать я его не могу. Могу только сказать, что к 7 утра мы должны быть в пункте назначения. А дотуда ходу часа два. И хрен знает сколько ваших коллег. И что мне теперь, возвращаться в Самару и просить полковника напечатать приказ в ста экземплярах – для каждого татарского коллеги? Или, может, татарские коллеги все-таки перестанут залупаться и свяжутся наконец со своим начальством? Чтобы, значит, понять, кого следует доставать часами напролет, а кому придавать машину сопровождения с вот такенным татарским флагом – или что вы там вешаете, чтобы вас не тормозили у каждого столбика?
– Тхь! – сказал старлей с крайне скептическим видом. Пару секунд побуравил взглядом капитана и колонну за его спиной (несколько офицеров вылезли на броню, безучастно наблюдая за ходом переговоров), потом достал из нагрудного кармана рацию и включил звук, убранный, видимо на время беседы – кстати, вопреки инструкциям, отметил Кириллов, который с интересом наблюдал за манипуляциями старлея. Вместо нудных ментовских переговоров динамик порадовал окрестных птичек интенсивным однотонным треском. Все, стало быть, шло по плану, и бригада радиоподавления, как и полагалось, пять минут назад приступила к работе. Старлей несколько секунд послушал неприятный треск, потом переключил частоту, еще раз и еще – все без толку. Тогда он вырубил рацию совсем и аккуратно убрал ее обратно в карман.