– Пойдем, я покажу тебе квартиру.
Вадим взял ее за руку, как маленькую девочку, и повел по комнатам. Кира восторгалась всем, что видела, ахала и охала, время от времени прикрывая рот маленькой ладошкой, словно боясь слишком широко его открыть в восхищении.
– Всю душу вложил, – сказал в конце экскурсии Вадим, любуясь декоративным камином, украшенным сувенирами и старинными подсвечниками. – Скоро мне шкуру леопарда из Москвы привезут, я заказал, и постелим прямо перед камином. Представляешь, какая красота будет! Пойдем, Кирочка, на кухню, там чего-нибудь перекусим, чтобы здесь, в гостиной, не крошить.
Кира, вздохнув, пошла за Вадимом, то и дело оглядываясь на красивую мебель гостиной, бархатные шторы, старинный фарфор за стеклом горки.
В кухне он усадил ее за стол, отошел немного от нее, чтобы посмотреть каким-то своим, загадочным взглядом. Кира осмелилась предположить, что он пытался представить себе ее в качестве постоянной обитательницы квартиры – жены.
– Сейчас колбаску порежем, помидорчики… – очнувшись от своих мыслей, сказал Вадим и принялся накрывать на стол.
– Тебе помочь?
– Нет-нет, Кирочка, сиди, отдыхай. К тому же ты все равно не знаешь, где тут и что лежит. А нам что важно? Чтобы, когда вернется моя жена, здесь было все на привычных местах. Чтобы она ничего не заподозрила. И вот еще что… Не вздумай провоцировать скандал, не оставляй нигде своих следов, расчесок там, помад, лифчиков… – и он, подмигнув ей, хохотнул. – Таким способом тем более ничего не добьешься. В нашем с тобой деле главное – это терпение.
– Вадим, о чем ты? – вспыхнула Кира. – Как тебе вообще в голову пришли такие мысли?
– Как-как?! Я же не в лесу живу, у меня приятели есть, вот они и рассказывают разные истории на эту тему… Вот поэтому я и предупреждаю, что такими методами ты уж точно ничего не добьешься.
– Да я и не собираюсь ничего добиваться… – попробовала обидеться Кира. Если бы она увидела себя в зеркало, то ужаснулась бы: лицо ее просто пылало, а на носу от стыда выступили капельки пота. – Меня и так все устраивает.
– Вот и славненько! Давай ешь, смотри, какая рыбка, а как пахнет! Холодного копчения, ее нужно есть с черным хлебом и маслом!
– Нет-нет, спасибо, рыбу я не буду…
– А… понятно! Из-за запаха! Глупости! Я все равно буду тебя с удовольствием целовать. Даже если ты наешься лука. Обожаю твои губки, твои щечки… Тебе никто не говорил, что ты красивая? Что ты очень красивая девушка?
Настроение у Вадима было отличное. И Кира удивлялась, как вот женатый мужчина может привести в свой дом любовницу и при этом чувствовать себя абсолютно спокойно? Неужели ему не страшно, что в любую минуту здесь появится его жена? Ну и что, что она уехала на дачу. Как уехала, так и приедет. Может, приболеет, или какая-нибудь другая причина заставит ее вернуться домой. И вообще, зачем ей одной ночевать на даче? Все-таки не лето. Холодно уже.
– Вадим, я чувствую себя здесь как-то напряженно, мне страшно…
Кира слышала от своих подруг, что мужчины – удивительные существа и что когда они объяты страстью, желанием, то все страхи быть разоблаченными исчезают. И лишь достигнув желаемого, они как бы приходят в себя и начинают уже думать более-менее серьезно. Вадим, видимо, не исключение.
Словно услышав ее мысли, он еще шире улыбнулся, потом позвал ее к себе на колени, начал обнимать, руки его заскользили по шерстяной ткани брюк, по голой шее, пытаясь проникнуть в вырез кофточки.
– Ты моя сладкая девочка. Ничего не бойся, она до завтра не придет. Она очень, понимаешь, очень занята. У нее настолько важное дело, что ты себе даже представить не можешь… – говорил он, словно в бреду, в перерывах между мелкими, но не менее страстными поцелуями. – Ну, просто вопрос жизни и смерти!
– Вадик… Ты чего? – Она улыбнулась зацелованными губами. – Яблоки и виноград – это вопрос жизни и смерти?! Какой ты смешной…
Когда она осталась в одних брюках и Вадим жадно припал губами к ее обнаженной груди, в это самое время раздался характерный лязг отпираемого замка.
– Вадим… – Кире показалось, что в одно мгновение ее тело покрыла ледяная корка. Она оттолкнула от себя Вадима. – Кто-то пришел, отпирает дверь…
Он поднял голову, его блуждающий взгляд, замутненный желанием, встретился с ее – полным ужаса и страха.
– Ты чего? – не понял он. – Что случилось?
Но тут и до него донеслись звуки из передней. Он вскочил, схватил побледневшую, раздетую Киру за плечи и принялся грубо подталкивать ее к двери в кладовую, маленькую темную комнату, словно специально пристроенную к кухне вот для таких щекотливых и опасных ситуаций.
– Вадик, ты что? – Губы ее задрожали. – Ты чего толкаешься?
От его прежнего возбуждения не осталось и следа, он был груб. Ее выталкивали из кухни буквально взашей, как воровку, как преступницу какую, ну уж не как любимую женщину.
– Извини, детка, – сказал он изменившимся, хрипловатым от волнения голосом. – Посиди пока здесь, моя жена вернулась. Это ты накаркала. Она не должна была, не должна…
– Может, это не она? – зачем-то спросила Кира, судорожно надевая на себя кофту.
Вместо ответа Вадим захлопнул дверь кладовки. И в эту самую минуту в кухню вошла, производя много шума своим движением, дыханием, сопением, шуршанием куртки, женщина. В узкую щель Кира увидела жену Вадима, Любу. Она была в толстом свитере, куртке, джинсах и высоких грубоватых ботинках, заляпанных грязью. Она запыхалась, дышала так, как будто бы только что пробежала стометровку. Черные волосы на ее лбу взмокли и закрутились колечками, на узком маленьком лице блестел пот. Господи, какая же она некрасивая, подумала Кира, разглядывая ее со своего наблюдательного пункта, и чего только Вадим в ней нашел? Мало того, что худая, страшная, так еще и не очень-то молодая. Какая-то вся озабоченная. Или перепуганная. Интересно, что ее заставило вернуться? Вернее, почему она не переночевала на даче? Может, ей доложили о том, что у ее мужа есть любовница, и она решила все сама проверить?
И тут Кира похолодела, вспомнив о своих сапогах, которые она оставила в прихожей. Вадим же сам заставил ее переобуться. Собственно говоря, как же иначе? На улице грязь, слякоть. Теперь на Кире были домашние тапочки. Какая банальная ситуация. Вот сейчас Люба вернется в прихожую, чтобы самой переобуться (непонятно, кстати, как это она могла, такая вся из себя чистюля, пройти в кухню в таких грязных ботинках!), и непременно заметит там чужие женские сапоги! Вот это будет сцена! Кира даже сжалась, представив себе, как Вадим распахивает дверцу кладовой, обращаясь к жене со словами: вон она, Люба, здесь… Сдает ее со всеми потрохами. И как Люба хватает ее за руку и вытаскивает и толкает в прихожую… Типа, пошла вон, воровка чужих мужей!
Ужас.
Однако ее предполагаемый сценарий не совпал с действительностью.
Влетев на кухню, Люба, находясь в состоянии сильнейшего волнения, рухнула на стул перед мужем и сказала убитым голосом:
– Все, Вадик… Все кончено. Ее больше нет.
Вадим, которого Кира могла видеть лишь со спины, молчал. Но Кира почувствовала, как он напрягся.
– Люба, что случилось, успокойся… Пойдем в гостиную, там мне все и расскажешь… – Голос у него был тихий и какой-то нехороший, опасный. Понятное дело, что он хотел увести жену из кухни, чтобы она не сказала чего лишнего в присутствии любовницы, о существовании которой она не подозревала.
– Какая гостиная… – процедила сквозь стиснутые зубы Люба. Вот сейчас Кире было хорошо видно ее мокрое красно-белое лицо. Словно кровь отливала от разгоряченной кожи постепенно, уступая место какой-то сероватой смертельной белизне. – Ты что, Вадик, не понимаешь меня? Ее больше нет! Она умерла!
– Кто, о ком ты? – Он подошел к жене вплотную, обнял ее и точно так же, как еще недавно Киру, стал подталкивать туда, куда хотел ее направить, только не к кладовке, а к выходу из кухни.
– Да убери ты от меня руки! Она мертвая, теперь понял? То, о чем ты так долго мечтал, чего хотел, свершилось… – она закрыла лицо руками. – Только вот я еще никак не пойму для себя, как мне на это реагировать…
– Люба!
Еще мгновение, и он заорет на нее: дура, мол, ты чего говоришь-то, мы не одни!!!
– Ты бы знал, как все это ужасно… Как тяжело… Я и не знала, что так будет. И это ты, ты во всем виноват… Это ты хотел, чтобы она умерла. А я, я заняла твою сторону, я хотела помочь тебе, я поехала за ней, я просто хотела с ней поговорить, понимаешь? Просто поговорить!!! Я не знаю, как это получилось. Но теперь ее нет. Она мертвая. У нее лицо под водой улыбается… Она была ангелом, Вадик…
– Пойдем, тебе надо выпить, – он выпихнул жену из кухни.
Кира стояла, прижавшись к стене кладовой, не чувствуя своего тела. Напротив нее поблескивали в густом полумраке стеклянные банки.
Инстинкт самосохранения заставил ее приоткрыть дверь кладовки, выбраться наружу. Даже если бы они были еще в прихожей, она все равно бы пронеслась мимо, открыла бы дверь и убежала. То, что она услышала, уж никак не было предназначено для ее ушей. Она услышала тайну, это определенно, а потому ей надо убежать. Причем как можно быстрее и дальше. На край света. Она почувствовала это инстинктивно, как животное, угадав смертельную опасность.
В прихожей, к счастью, никого не было. Приглушенные голоса доносились теперь из-за закрытой двери, ведущей в гостиную. Кира на цыпочках добралась до двери, обула сапоги, дрожащими руками отперла дверь и выскользнула из квартиры. Щеки ее горели, а волосы на голове шевелились, как змеи.
– Господи, спаси и сохрани, – прошептала Кира и, не дожидаясь лифта, бросилась по лестнице вниз. – Спаси и сохрани… Вот я дура-то!!! Чувствовала же, что не надо было сюда приходить… Виноград, как же!!! Она кого-то убила!
6. Декабрь, 2013 г.
Лиза прошла в комнату для свиданий – мрачную, с темно-синими, навевающими уныние стенами – и села за выщербленный деревянный стол, столешница которого помнила прикосновения рук великого множества всех тех, кто приходил сюда, чтобы повидаться с запертыми от человеческого общества изгоями, преступниками, и тех, к кому приходили, поддерживая хрупкие семейные, дружеские или любовные связи.
В комнате было холодно, а через решетчатое окно можно было увидеть невеселый тюремный пейзаж: голые ветки деревьев, царапающие каменную стену, украшенную сверху спиралями колючей проволоки, и вышку с охранниками.
Лиза, хоть и была в теплой меховой куртке и высоких кожаных ботинках, все равно поежилась от холода.
Послышались шаги, затем какой-то металлический лязг, после чего тяжелая дверь отворилась, и охранник ввел в комнату высокого, худого, с пышной серебряной гривой и узким лицом человека. Темные глаза навыкате, орлиный нос, полные губы, впалые щеки. Альберт Гинер. Вон он, возлюбленный Валентины Соляных. Ее гражданский муж. Человек, который так и не дождался официального брака, не удостоился такой чести. Охранник вышел. Гинер в растерянности стоял возле двери, словно не понимая, зачем его сюда вообще привели. И это при том, что он прекрасно знал, что к нему приехал адвокат. Любой другой на его месте не стал бы даром тратить время и принялся тотчас доказывать ему свою невиновность.
– Я не просил адвоката, – услышала Лиза низкий, красивый голос. «Да ему бы в опере петь!» – почему-то подумала она.
– Знаю. Меня нанял Валенштайм. Он специально нашел меня, чтобы я помогла вам. Вы должны знать, что никто из вашего окружения не верит в вашу виновность.
– А… Густав, понятно, – проговорил Гинер устало, прошел и сел на стул напротив Лизы. Скрестил пальцы рук, расправил плечи и устроился так, словно приготовился к долгому разговору.
– Вы не думайте, я не собираюсь вам ничего доказывать… – начал он, горько усмехнувшись каким-то своим мыслям. – Со мной все кончено. Просто я не могу отказать себе в удовольствии поговорить о ней, о Вале… Пусть с вами, мне все равно.
И вмиг его глаза, крупные, словно драгоценные темные камни, наполнились слезами. Эти слезы были его реакцией только лишь на ее имя. Можно было себе представить, насколько изранена его душа, как болит его сердце.
Нет, конечно, это не он ее убил. И здесь не надо быть опытным следователем, адвокатом ли, прокурором или психологом. В его глазах читалась невероятная, какая-то вселенская боль. Возможно, он подписал признательный документ исключительно из желания поменять обстановку, чтобы ничто не напоминало ему об ушедшей любимой женщине. Тюрьма – вот куда он решил спрятаться от своих воспоминаний.
Лиза и сама не поняла, откуда ей все это стало известно. Словно невидимое информационное поле, обволакивающее Гинера, наслоилось на ее поле, и его мысли и чувства проникли ей в душу, сердце и мозг.
– Мне кажется, я поняла, как вы здесь оказались. Случай редкий, тяжелый, но не безнадежный. Послушайте, вы еще молоды. Не надо хоронить себя в этих стенах, – Лиза брезгливо поморщилась, оглядываясь по сторонам и призывая Гинера оценить всю убогость обстановки. – Конечно, я приехала сюда, поскольку работаю на Валенштайма, и это он хочет помочь вам, в сущности, мужу Валентины, поскольку не верит в вашу виновность и считает своим долгом, как друг, найти настоящего убийцу Соляных. Я допускаю, что вы откажетесь помогать мне в этом деле, и тогда мне придется допустить мысль, что вам все равно, кто убил Валентину. И если это так, то я скажу об этом Валенштайму, и мы будем действовать и искать убийцу без вашей помощи, без вашего участия. Но тогда мы позволим себе усомниться в ваших чувствах к…
Она старалась говорить осторожно, аккуратно, чтобы, во-первых, не причинить боль Гинеру, во-вторых, дать ему понять, что она верит в его невиновность, и в-третьих, чтобы не навредить делу и вызвать в нем доверие, а заодно реанимировать его желание найти настоящего убийцу Соляных.
– Безусловно! – Он перебил ее, тряхнул головой, словно сбрасывая с себя оцепенение. Разговаривая, он смотрел на нее как-то странно, не в глаза, а будто разглядывая лицо. – Безусловно, я хотел бы знать, понять наконец, кто и за что ее убил. Другое дело, мне все это не представляется реальным… Нет-нет, вы не подумайте, я нисколько не умаляю ваших достоинств и способностей, вашего профессионализма, просто мне кажется, что путем элементарной логики здесь мы ничего не добьемся. И знаете, почему? Потому что не существует на земле человека, который хотел бы пожелать ее смерти. Это стопроцентно. И ее смерть – случайна. То есть нет, это не несчастный случай, понятное дело, ее на самом деле убили. Но по ошибке, понимаете? Возможно, ее приняли за кого-то другого. Или на спор, или проиграли в карты… Нет-нет, вы, должно быть, не понимаете меня… Это как пример. Ее убили, я хочу сказать, не именно потому, что она – это она, а просто потому, что кому-то надо было кого-то убить, и под рукой оказалась Валя. Вот так.
– Я понимаю вас. В моей практике были такие случаи. Вот только в прошлом году убили одну учительницу. Ее нашли в канаве, с ножом в животе. Все, кто ее знал, говорили, что она была ангелом, что у нее не было врагов и ее убили по ошибке. На самом деле, как это ни чудовищно прозвучит, ее убили потому, что одному проигравшему в карты действительно нужно было кого-то убить. В этот вечер. Или заплатить деньги, или убить. Денег у этого мерзавца не было, и тогда он убил эту женщину. Именно потому, что она как раз проходила вечером через пустырь, от школы к дому, так было короче… Он убил, чтобы расплатиться за карточный долг. Так что я вас прекрасно понимаю. Возможно, именно этот факт или принцип, называйте как хотите, как раз и поможет нам понять, кто же ее убил – то есть человек не из ее окружения. А это уже кое-что. Причем этот «кто-то», пока вы были на пикнике, находился рядом с вами. И это тоже факт. Остается только вычислить его. Или ее.