На этот раз реакция сестер был одинаковой: Нора стремительно поднялась с софы, а Магдален поспешила от окна – обе девушки хотели выразить искреннюю благодарность мисс Гарт. Гувернантка обняла их и взглянула на мужчин. Она заговорила уверенно, продемонстрировав немалое самообладание.
– Джентльмены, я хочу, чтобы вы поняли, я не обещаю больше того, что мне по силам. Когда я пришла в этот дом, я располагала гораздо большей независимостью, чем большинство гувернанток. В юности я помогала в преподавании старшей сестре, мы открыли в Лондоне школу, которая с тех пор стала большой и процветающей. Я согласилась на должность гувернантки только из-за того, что в школе на моих плечах лежала слишком большая ответственность. Но доля моя в заведении сохранилась, и прибыль я не использовала, так что теперь обладаю небольшими личными средствами. Я полагаю, мы отправимся в Лондон, в школу моей сестры. Там мы сможем вести спокойную жизнь, пока не обдумаем дальнейшие перспективы. Нора и Магдален должны найти способ стать независимыми, и я помогу им в этом. Они должны найти место в жизни, достойное дочерей джентльмена. Думаю, нет нужды усугублять тяжесть ситуации долгим расставанием с прежней жизнью. Нора права: мы уедем завтра. Что касается слуг, мистер Пендрил, я могу собрать их в соседней комнате и выяснить, кому из них нужны рекомендации.
Не дожидаясь реакции адвоката и не давая девушкам времени для раздумья, она пошла к двери. Но мистер Клэр остановил ее буквально на пороге.
– Никогда прежде не завидовал женщинам! – сказал старик. – Вы правы во всем, но есть одно небольшое обстоятельство… Я про Фрэнка. Забирайте с собой старшую сестру и адвоката, а мне оставьте пока младшую. Посмотрим, из какого материала она сделана.
Мистер Пендрил тем временем негромко обратился к Норе:
– Я бы хотел увидеться с вами наедине, прежде чем уезжать. Я уважаю вашу сдержанность, мисс Ванстоун, и как друг вашего отца считаю своим долгом поговорить с вами о сестре.
Прежде чем Нора успела ответить, адвокат проследовал за мисс Гарт, чтобы собрать слуг, Нора пошла следом. Мистер Клэр и Магдален остались в комнате вдвоем. Старик жестом пригласил ее присесть. Магдален молча подчинилась.
– Сколько вам лет? – спросил он внезапно.
– Восемнадцать.
– У вас необычайная отвага для столь юной девушки.
Она стиснула руки и выжидательно смотрела на него, но по щеке скатилась предательская слеза.
– Я не могу оставить Фрэнка, – прошептала она. – Если вам нет дела до меня, то во имя моего отца, прошу, проявите доброту, – последние слова были почти неслышными.
Ее первая любовь к юноше переплеталась с дорогими сердцу воспоминаниями о родителях, о счастливых и безмятежных днях. Она невольно переносила всю прежнюю радость жизни на Фрэнка, приписывая ему слишком много достоинств.
– Нет, нет, я не могу забыть о нем! Даже тысяча отцов не уговорит меня!
– Я всего лишь один отец, и я не собираюсь вас уговаривать, – ответил мистер Клэр.
Магдален вскочила – удивленная и полная новой надежды. Она хотела броситься и обнять старика, но он остановил ее и усадил на ближайший стул. Затем предостерегающе помахал указательным пальцем, словно общался с маленьким ребенком.
– Обнимайте Фрэнка, а не меня, – проворчал он. – Я еще не закончил. Не исключено, что позже ваши чувства изменятся. Ну, спокойнее? Я могу продолжать?
Магдален молча кивнула.
– Есть существа, в которых мужчины, во всем остальном разумные, находят счастье своей жизни. Но разве есть на свете кто-то, так мало подходящий для этой роли, как женщина? – старик вздохнул и присмотрелся к девушке, она уже утерла слезы и смотрела в ожидании. – Полагаю, теперь готовы слушать. Я не прошу вас отказаться от Фрэнка. Я прошу подождать.
– Хорошо, я буду ждать, – ответила она. – Очень терпеливо.
– И вы отпустите его в Китай?
Магдален низко склонила голову, снова стиснула руки и не находила слов. Мистер Клэр понимал ее затруднение, так что продолжил.
– Я не намерен мешать вашим чувствам – ни чувствам Фрэнка. Зачем мне это? Но я вынужден указать на два факта. Вы не можете пожениться, не имея ни денег, ни крыши над головой, ни одежды, ни перспектив приобретать еду. И второе: лично вы не можете найти деньги, я не могу, а у Фрэнка есть один шанс для этого – поехать в Китай. Если я ему скажу, что он должен ехать, он сядет в угол и расплачется. Если я стану настаивать, скажет «хорошо», а потом обманет меня. Если я сам доставлю его на борт корабля, он найдет способ улизнуть с него на лодке. Таков уж его нрав.
– Нет, это не его нрав! – горячо возразила Магдален. – Просто он любит меня.
– Называйте это как угодно. В любом случае, он вывернется из моих рук и вернется. Но если вы скажете ему, что он должен ехать и работать, он послушается. Хватит ли вам отваги для этого? Способны вы сделать это для него?
– Я даже умереть ради него готова!
– Значит, вы отправите его в Китай?
Она горько вздохнула.
– Хоть немного пожалейте меня. Я только что потеряла отца и мать, я потеряла все средства – а теперь я теряю еще и Фрэнка. Я знаю, что вы не любите женщин, но вы можете меня просто пожалеть? Я понимаю, что в его собственных интересах поехать в Китай, но мне тяжело, очень, очень тяжело.
Мистер Клэр не был бессердечным человеком, но предпочитал смотреть на вещи трезво.
– Я не сомневаюсь, что вам сейчас невыносимо тяжело, но подумайте: это пойдет на пользу Фрэнку. Он сможет сделать деньги в Китае и потом жениться на вас. Но если он останется дома, это погубит вас обоих.
Он уговорит вас пожениться скорее, невзирая на обстоятельства, и я знаю, что вы любите его и с готовностью пожертвуете всем, а он будет умолять, смотреть в глаза, плакать…
Магдален нахмурилась:
– Вы еще не знаете меня. Я смогу быть твердой. Лучше я пострадаю, но у Фрэнка будет шанс выйти в люди. Я не стану для него обузой. Я буду для Фрэнка добрым ангелом! И он непременно поедет в Китай! Я скажу ему это, когда завтра мы будем прощаться.
И отважная Магдален расплакалась.
Теперь уже мистер Клэр подошел к ней и взял за руку.
– Я помогу вам, – заверил он. – Я передам ему наш разговор как можно точнее. Завтра он уже будет знать о ваших намерениях.
– Пообещайте мне еще кое-что. Если я смогу найти деньги раньше, чем пройдет пять лет, если я смогу принести Фрэнку состояние, как того хотел мой отец, вы позволите ему вернуться раньше?
Мистер Клэр покачал головой. «О чем только думает девчонка? Она что – надеется смягчить сердце дяди?»
– Не надо тешить себя фантазиями, – сказал он вслух. – Мы можем мечтать о волшебной удаче, но надо помнить о реальности. Естественно, если бы у вас двоих сейчас были средства для жизни, я бы немедленно отправил вас под венец.
Магдален глубоко задумалась, молча кивнув ему. Мистер Клэр ушел, еще раз пообещав ей, что завтра утром Фрэнк придет прощаться.
Выйдя из комнаты, он пробормотал:
– Всего восемнадцать лет, а она уже сейчас слишком трудна для моего понимания.
В холле мистер Клэр увидел Нору, с нетерпением ожидавшую окончания их разговора.
– Ну как? Фрэнк поедет в Китай? – спросила она напрямик.
– Вы повнимательнее следите за сестрой, – сказал ей старик. – Ей выпало одно несчастье: она не похожа на обычных женщин. Не знаю даже, хорошо это или плохо. Просто предупреждаю: ее будущее не станет простым.
Час спустя мистер Пендрил покинул дом, а с ночной почтой мисс Гарт отправила письмо сестре в Лондон.
КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА
Интермедия
Корреспонденция, в которой история получает развитие
I
От Норы Ванстоун мистеру Пендрилу.
Вестморленд-хаус, Кенсингтон,
И августа 1846 г.
Дорогой мистер Пендрил, дата этого письма подскажет вам, что тяжелое расставание свершилось. Мы оставили Ком-Рейвен, сказав родному дому «прощай».
Я серьезно обдумала то, что вы сказали мне в среду, перед отъездом в Лондон. Я согласна: мисс Гарт волнуется за нас гораздо больше, чем сама готова признать, и мой долг в будущем позаботиться о себе и сестре. Это самое малое, что я могу сделать для той, кто заменила нам мать.
Но позвольте мне не согласиться с тем, что вы сказали про Магдален. Я отдаю себе отчет в том, что положение наше беспомощное и ваша помощь чрезвычайно важна, что вы искренний и давний друг нашего отца, а не только его поверенный в делах. Меня огорчает необходимость хоть в чем-то возражать вам, но я вынуждена. Магдален странная, необычная для тех, кто плохо знает ее. Возможно, она произвела на вас неблагоприятное впечатление. Но я ни за что не поверю в то, что она могла бы руководствоваться низкими чувствами. Она удивительно благородна по натуре, хотя и упряма. Скептическое мнение мистера Клэра не служит для меня аргументом. Он вообще никому не доверяет. Но вы так добры к нам, и потому мне грустно думать, что вы несправедливы к Магдален.
Облегчив душу этим признанием, я могу перейти к главному предмету моего письма. Я обещала сообщить вам обо всем, что происходило с нами после вашего отъезда. Итак, начну по порядку.
Мне было обидно, что три наших служанки – горничная, кухонная девушка и даже наша личная горничная (к ней мы всегда были особенно добры) без колебаний воспользовались вашим предложением, взяли жалованье и немедленно покинули дом. Они попрощались вежливо, но равнодушно, словно ничего не случилось. Повариха, которая всегда проявляла тяжелый характер, напротив, повела себя очень по-доброму и сказала, что останется вплоть до нашего отъезда. Томас, который прежде ни у кого другого не служил, с большой благодарностью вспоминал доброту нашего отца и старался во всем помогать нам, так что мы с Магдален оставили светские правила и от души пожали ему руку на прощание. Бедный парень плакал, провожая нас. Надеюсь, он найдет отличное место, где его будут ценить.
Последний вечер в Ком-Рейвене был хмурым и дождливым. Наверное, даже зима оказалась бы не так мрачна. В доме оставалось пятеро – нас трое и двое слуг. А раньше было так многолюдно и весело! Передать не могу, как уныло было часам к семи вечера в пустом доме, в тишине. Вероятно, долгие летние вечера нравятся счастливым людям? Мы постарались занять себя, чтобы не терять присутствия духа. Мисс Гарт очень помогла нам. Срочные сборы в дорогу оказались весьма уместными. Мы паковали вещи – но оставаться в одиночестве в своих комнатах было свыше наших сил, так что мы перенесли все вниз, свалили на большой обеденный стол, чтобы работать вместе. Я уверена, что мы не взяли ничего, кроме личного имущества.
Мое мнение, что Магдален в среду была не в себе, можно подтвердить одним примером из того вечера в среду, когда мы готовились к отъезду. Когда мы упаковали одежду, подарки на дни рождения, книги и ноты, пришло время разобрать письма, они лежали на столе общей грудой. Часть моих писем перемешалась с теми, что принадлежали Магдален, так что я случайно увидела карточку, которую оставил ей режиссер, ставивший домашний спектакль у наших знакомых, в котором она участвовала. Там были его имя и адрес – он предполагал, что может пригодиться ей в следующих развлечениях подобного рода или что она порекомендует его другим. Я не видела смысла в том, чтобы хранить эту карточку в наших новых обстоятельствах. Поэтому я отложила ее в сторону, где лежали бумаги на выброс. Магдален заметила карточку и тут же забрала, заявив, что ни за что не станет ее выкидывать. Она даже рассердилась на меня и на мисс Гарт, когда мы спросили, зачем ей эта ерунда! По-моему, это явно показывает, как она расстроена, как пытается сохранить незначительные свидетельства прошлого, а любой случайный жест способна истолковать, как нападки на нее лично. Она в некоторых отношениях еще совсем ребенок.
Вскоре после одиннадцати мы разошлись по комнатам. Я выглянула в сад, ночь была суровой: ни луны, ни звезд, глухая темнота, невозможно взглянуть на виды, которые я всю жизнь так любила. Тишина была такая, что даже собственные движения казались мне слишком шумными. Я легла, но сон не приходил, на меня навалилось чувство безграничного одиночества. Я уже совсем взрослая, мне двадцать шесть лет, я привыкла считать себя рассудительной, но тут… не знаю, что побудило меня встать и пройти в комнату Магдален, как бывало в детстве. Она сидела у столика, с письменными принадлежностями. Погруженная в задумчивость. Я сказала, что хотела бы провести с ней последнюю ночь в нашем доме, она поцеловала меня и посоветовала лечь, обещая, что скоро присоединится ко мне. У нее в комнате я сразу заснула и пробудилась уже утром – Магдален сидела на прежнем месте, все в той же задумчивости. Она так и не легла, всю ночь просидела, о чем-то размышляя.
«Посплю, когда мы покинем Ком-Рейвен, – пояснила она. – Мне полегчает, когда все это закончится, когда я попрощаюсь с Фрэнком». В руках у нее было завещание отца и его последнее письмо, она передала их мне, как старшей, в качестве драгоценных реликвий. Я предложила разделить их, но она решительно покачала головой. Она заверила, что сделала для себя копии. «Я никогда не забуду его желание позаботиться о нас, это все, что мне нужно в будущем», – она показала свою белую шелковую сумочку, в которую спрятала свои копии.
Простите, что я обременяю вас такими пустяками, но я обращаюсь к вам как к другу отца, а не просто адвокату. И мне очень хочется убедить вас в том, что Магдален заслуживает лучшего отношения.
В четверг утром нас удивило странное письмо, найденное на столе. Оно было адресовано мисс Гарт и написано на бумаге с траурной черной каймой. Его автором был человек, как-то случайно встреченный нами на дороге к дому, капитан Редж. Он претендовал на некое отдаленное семейное отношение к нашей маме, поэтому взял на себя смелость выразить соболезнования. Он узнал новости из газет, но писал, как будто был знаком с нами. Более того, он выражал желание присутствовать при чтении завещания! В конце содержался его адрес на следующие две недели: Почта, Бирмингем. Больше мне нечего сказать по этому поводу. Не думаю, что этот человек и его послание заслуживают внимания.
После завтрака Магдален покинула нас. День был дождливый, и мы решили, что ей лучше встретиться с Фрэнком в утренней гостиной. Когда он пришел, я была наверху и оставалась там еще полчаса, ужасно волнуясь за сестру.
Наконец я не выдержала – еще на лестнице я услышала ее голос – она называла Фрэнка по имени, а затем разрыдалась и тут же засмеялась, таким необычным смехом, и он присоединился к ней. Я тут же поспешила в комнату и нашла Магдален на софе в совершенной истерике, а Фрэнк стоял, уставившись на нее с сердитым видом, и кусал ногти.
Я не знала, что произошло между ними, но была возмущена и буквально вытолкала мистера Фрэнсиса Клэра из комнаты. Я рассказываю об этом, так как понимаю, что он был оскорблен, он назвал мое поведение «насилием, недостойным леди». Я действительно забылась, но, полагаю, не без оснований.
Я выставила его в холл, а мисс Гарт взялась позаботиться о Магдален. Однако Фрэнк не ушел, а плюхнулся на стул и стал спрашивать, почему я применяю к нему «необычайное насилие». Я ответила, что причины, на мой взгляд, очевидны, и попросила его удалиться, но он весь обмяк и только грыз ногти. Потом опять стал спрашивать, почему я обращаюсь с ним «таким бесчувственным образом». Я настаивала на том, чтобы он ушел, даже пригрозила позвать его отца. Это заставило его буквально подскочить со стула. «Со мной в данном случае поступили совершенно бесчестно. Все трудности и жертвы выпадают на мою долю. Я тут единственный, у кого есть сердце, а все остальные холодны и жестоки, как камень. В том числе Магдален. Она говорит, что любит меня, но при этом требует, чтобы я ехал в Китай. А я всего лишь хочу остаться дома! Все, абсолютно все против меня!» Такова была его речь. С этим он ушел, что-то оскорбленно бормоча по дороге. Он не делал попыток вернуться. Час спустя зашел попрощаться его отец. Он виделся со мной и с мисс Гарт, но не с Магдален. Он обещал предпринять меры, чтобы за его сыном как следует присмотрели в Лондоне и посадили на корабль, отправляющийся в Китай. Мистер Клэр был ужасно расстроен, даже он ожидал от сына более достойного поведения.