Я не люблю вспоминать о тех событиях. Нас довольно оперативно вышвырнули со службы с формулировкой «Уволить в запас в связи с сокращением и реорганизацией внутренней структуры Федеральной службы безопасности». Мне и другим ветеранам отряда, имевшим приличную выслугу, хотя бы начислили пенсию. А молодым коллегам просто помахали ручкой, сказав: «Когда понадобитесь, вас позовут…»
С тех пор у меня нарушена психика плюс икота при виде депутатов и чиновников. Да и не только у меня. Уверен: никто из моих ребят после подобной «обходительности» на государеву службу не вернется. Если нет уверенности во власти, то лучше податься к богатым коммерсантам, сумевшим организовать бизнес на многочисленных побережьях. Любого из бывших боевых пловцов они возьмут с превеликим удовольствием, ведь он – готовый инструктор и настоящая находка для таких компаний. Плати нормальные деньги и используй на полную катушку его бесценный опыт.
Поначалу я был здорово обескуражен увольнением и не осознавал глубины той пропасти, в которую угораздило слететь. Еще бы! Только что надевал черную тужурку с четырьмя рядами орденских планок, с погонами капитана первого ранга и имел полное право взирать на мир с улыбкой Гагарина. А сегодня стал простым московским безработным. Оказавшись на дне этой пропасти, я не хотел ничего. Ни-че-го. Отсыпался, читал книги, всласть проспиртовал свой организм. Через полгода надоело сидеть в тесной однокомнатной квартирке, задыхаться от собственного перегара, и я по примеру коллег по несчастью отправился на поиски подходящего работодателя. За пару месяцев я побывал в трех десятках компаний, организующих морские путешествия, рыбалку, подводные экскурсии и прочие экзотические мероприятия. Однако довольно скоро пришло разочарование. Где-то дайверская работа подменялась обязанностями обыкновенного спасателя; где-то платили сущую мелочь, на которую не смог бы протянуть и худосочный студент; в каких-то офисах сидели мутные люди, не знавшие, что и кто им нужен. А большинство менеджеров по кадрам отказывало в силу моего возраста.
– Извините, – вздыхали они, полистав заполненную мной анкету, – вам скоро сорок, а мы ищем специалиста с перспективой…
Моя пенсия была отнюдь не депутатской, а столичная жизнь имела одну поганую особенность: деньги здесь заканчивались чрезвычайно быстро. Вскоре у меня иссякли небольшие накопления, и настал такой период, когда от бессилия и возмущения хотелось биться головой о стену и орать в небо. Я был согласен на любую работу: таскать в бывшее бомбоубежище коробки с коньяком, стоять у лотка, разгружать фуры, охранять чужие склады…
С тех пор начались мои мытарства. Где я только и кем не работал! Трудился проходчиком в метрострое. Прочесывал металлоискателем сочинские пляжи в поисках утерянных золотых вещиц. Участвовал в турнире пловцов у островов Фиджи. Корячился разнорабочим на шахте одного из северных архипелагов. И даже искал останки сгинувшего на Филиппинах самолета, перевозившего крупную денежную сумму. Иногда мне улыбалась удача. А в некоторых случаях с трудом удавалось унести ноги. Чаще перебивался случайными заработками и даже голодал, если ситуация не позволяла перехватить в долг до пенсии.
Постоянной работы не было, как не было и мыслей по поводу дальнейшего жития. В бытие следовало что-то менять, иначе я рисковал спиться или утонуть в болоте беспросветной нищеты. Я ломал голову над планом выхода из тупика и бухал, бухал, бухал… А что было делать? Ведь только алкоголизм и систематическое пьянство позволяли примириться с этой поганой реальностью. Понятия не имею, что бы я делал сейчас, если бы четыре месяца назад мой сотовый телефон не ожил, высветив знакомый номер.
– Привет, Евгений, – послышался до боли знакомый голос.
Собрав волю в кулак, я произнес трезвым голосом:
– Здравствуйте, Сергей Сергеевич.
– Не соскучился по сослуживцам?
Соврать с похмелья не получилось:
– Скучаю, когда есть время…
– Ты не занят? Я тебя не отвлекаю?
– Нет. Свободен с тех пор, как уволили.
– Чувство юмора не утратил – это уже хорошо. Рад тебя слышать. Стало быть, бездельничаешь?
Он и в шестьдесят бодр и весел. А мне еще нет сорока и так хреново, что хочется сдохнуть.
– Лень и безделье, товарищ генерал, – залог здоровой старости.
– О как! Жаль, не знал этого раньше. Ну, а серьезно? Как твои дела, чем занимаешься?
Я помедлил, подбирая слова для ответа.
– Иногда подрабатываю, если подворачивается нормальное дело. Но чаще отдыхаю. Некоторые плюсы у пенсии все-таки имеются: отдохнул, поумнел, выспался, – выливаю в стакан остатки рассола.
– Давненько не виделись, – как всегда издалека начинает старик. – Неплохо бы увидеться, поболтать…
Он никогда не говорит о сути дела сразу. Даже в те далекие времена нашей совместной службы, когда сверху спускали приказ о срочной работе, когда предстояло быстро собрать шмотки и лететь к черту на рога на другой конец континента.
– Вы по делу звоните или просто так?
Покашляв в трубку, старик огорошил:
– По телефону всего сказать не могу – слишком долго и конфиденциально. Короче говоря, надо встретиться.
«Конфиденциальность» на языке бывшего шефа означало нечто очень серьезное. Настолько серьезное, что я готов был испугаться.
– В двух словах не могли бы набросать? – вымолвил я, допив рассол.
– В двух словах не получится, – вздохнул он. И добавил: – Командировочку тут одну пробил – длительную, сложную, опасную. В общем, как ты любишь. Естественно, со всеми вытекающими льготами, премиями, бонусами и остальными сладостями.
Мозг моментально спроецировал идею с командировкой на мое бедственное положение, прикинул возможности, рассчитал затраты, рентабельность, норму прибыли и прочие матюки из бухгалтерского лексикона. Идея была глуповатой. Но красивой. И смелой. А еще это был реальный шанс не спиться и выбраться из болота, так как в командировке наверняка предстоит ходить на глубину. Для другой работы Горчаков нашел бы кого-нибудь другого.
– Ну так как? Готов уделить мне часок-другой?
– А чего ж не встретиться? К завтрашнему дню выйду из запоя и приеду. В полдень устроит?
– Ты что… про запой – это серьезно? Или опять шутишь?
– Шучу, конечно. Совсем вы от нормального общения отвыкли.
Горчаков тихо икнул и отключил связь.
Хорошо, что разговор закончился так. Обычно в ответ на мои шуточки шеф посылает в розовую даль и желает много других непечатных радостей жизни.
Утро выдалось ненастным, ветреным, тяжелым с похмелья и тоскливо-тревожным, что неудивительно, ведь мне приходится ехать на аудиенцию к боссу, от которого никогда не знаешь, чего ожидать. Нет, сегодня я не боялся нагоняя. С чего бы? Во-первых, не заслужил. Во-вторых, ради старых грешков он названивать не стал бы – не тот человек. В-третьих, мы давненько с ним не виделись.
«Скорее всего, наша встреча будет носить мирный характер, – заключаю, топая по переходу между станциями «Кузнецкий Мост» и «Лубянка». – Горчаков будет долго мямлить за жизнь, исподволь подводя беседу к нужной теме. Потом огорошит, предложив слетать в космос или в одиночку отправиться к Южному полюсу. При этом начнет впаривать прелести будущей командировки, сулить золотые горы и вольготную загробную жизнь. Это он умеет…»
Да, с ним никогда не было просто. Готовишься к взбучке, а получаешь благодарность с похвалой; заходишь в кабинет с чистой совестью и тут же нарываешься на взыскание. В течение получаса он сменит несколько масок и настроений: побыв нейтрально-холодным, по-отечески похлопает по плечу и тут же превратится в брюзгу.
Я почти на месте. Знакомое гранитное крыльцо, массивные двери центрального входа в серое мрачное здание. За время службы я бывал тут десятки раз, а сейчас отчего-то беспокоит ощущение неуверенности.
– Позвольте узнать цель вашего прибытия? – кивнув сухо, интересуется дежурный офицер.
Объясняю, к кому «прибыл», и подаю паспорт. Он снимает трубку внутреннего телефона, набирает номер…
За прошедшие четыре года здесь ничего не изменилось: тишина, угрюмая атмосфера, белый свет дежурных ламп и все тот же кисловато-приторный запах от паркетной мастики.
Связавшись с Горчаковым и получив «добро», офицер вписывает мои данные в журнал.
– Проходите. Третий этаж, кабинет номер триста двадцать…
А то я не помню номера кабинета! Я смог бы отыскать его с завязанными глазами. Знал бы ты, капитан, сколько и чего мне пришлось в этом кабинете выслушать!..
Поднявшись по парадной лестнице, подхожу к двери. Стучу. И слышу до боли знакомый скрипучий тенорок:
– Ну, чего скребешься под дверью, как мышь? Заходи!..
Глава 5
Атлантический океан; борт подводной лодки сверхмалого класса «Барракуда» Настоящее время
На одном из вспомогательных мониторов приборной панели постоянно высвечиваются два циферблата. Один показывает время по Москве, другой информирует о времени в том часовом поясе, где двигается «Барракуда». На данный момент я нахожусь в часовом поясе UTC-4, по которому живет население расположенных поблизости Бермудских островов. Свой рабочий график я вынужден корректировать, исходя из так называемого местного времени. А что делать? С восходом солнца я обязан подвсплывать для подзарядки, с наступлением сумерек – уходить на глубину.
Приготовлением ужина я обычно занимаюсь поздно – после десяти часов вечера, когда субмарина спокойно идет на приличной глубине. Спать в это время еще не хочется, так как за рабочий день я успеваю не раз приплющить головой подушку. Об усталости тоже говорить не приходится. Одним словом, после погружения ночью на глубину у меня начинается самое приятное время.
Вот и сегодня – после нервотрепок с непонятным звуком и маневрами ухода от встречного судна – я с нетерпением жду момента, когда аккумуляторные батареи насытятся солнечной энергией, и электросистема подаст долгожданный сигнал: «Подзарядка завершена».
Восседая на «троне», нетерпеливо поглядываю на часы. Во-первых, у меня разыгрался аппетит, и воображение постоянно рисует то одно роскошное блюдо на ужин, то другое… Во-вторых, на сегодняшний вечер запланирована баня. Громко, конечно, сказано. Баня на «Барракуде» – это десятиминутный теплый душ с весьма слабым напором. Увы, но большего я позволить себе не могу – слишком уж скромные возможности у бортовой опреснительной системы. Впрочем, хорошо, что есть хотя бы такая, иначе пришлось бы мыться морской водой, а это совсем другой коленкор.
Сейчас в Москве глубокая ночь – два часа пятьдесят минут. А в столице Бермуд – Гамильтоне – восемнадцать пятьдесят. До захода солнца остаются считанные минуты. Солнце уже нависло над горизонтом; панели фотоэлектрических преобразователей с каждой секундой получают энергии все меньше и меньше… Сигнала нет. Вывожу на экран значение заряда аккумуляторных батарей. Девяносто семь процентов. Нормальное значение. При такой зарядке «Барракуда» может идти экономичным ходом не менее трех суток. Пора сваливать на глубину.
Уменьшаю обороты гребного винта, отдаю штурвал от себя и… едва не подпрыгиваю от проклятого звука. Опять этот мощный рев, порождающий низкочастотные вибрации. И опять мое тело окатывают волны неприятного холода.
На этот раз проблема по-настоящему серьезная. Произошедшее утром сейчас представляется сущей ерундой. Тогда был только звук. Ужасный, выворачивающий наизнанку. Сейчас к звуку прибавились толчки. «Барракуда» словно задевает нечто огромное, отчего корпус покачивается, кренясь то вправо, то влево, то выдавая дифферент на корму, то основательно задирая нос. Первый толчок был настолько неожиданным, что я, потеряв равновесие, тюкнулся головой об угол шкафа. Вновь, как и утром, бросаюсь к мониторам. Трясущимися пальцами включаю внешние камеры, установленные на шлюзовом отсеке. Картинка с фронтальной камеры. Чисто. Только вместо искрящейся ряби на поверхности видны красноватые всполохи от лучей заходящего солнца. Вторая камера, развернутая на сорок пять градусов вправо. Тоже чисто. Опять толчок, от которого я едва не вылетаю из кресла. Определяю на глаз направление, откуда исходил удар. Кажется, слева и сзади. Вывожу на экран картинку с нужной камеры.
Что за чертовщина?.. – ошалело гляжу на огромное темное пятно, лениво плывущее рядом с левым бортом субмарины.
На корпус судна не похоже. Так что же?..
Кит! – озаряет догадка, когда на экране появляется огромный плавник. Синий кит! Его так же называют голубым. Самое крупное животное из всех, когда-либо обитавших на Земле…
Приняв балласт, заставляю «Барракуду» занять двадцать метров глубины – так безопаснее. В противном случае этот обезумевший экземпляр попросту вытолкнет субмарину на поверхность.
Итак, глубина двадцать. Кит продолжает издавать мощные звуки и таранить корпус «Барракуды». Понаблюдав несколько минут за его поведением, я начинаю догадываться о сути происходящего. В длину взрослая особь синего кита достигает тридцати семи метров, а самые крупные экземпляры весят до ста девяносто тонн. К слову, примерно столько весит современный железнодорожный локомотив. В Атлантике синие киты чаще обитают у побережья Канады и только в зимний период мигрируют в южные широты. Какого черта этот «товарищ» приперся сюда посреди лета – мне неизвестно. Голос подавал, конечно же, он. Утром с некоторого расстояния, а сейчас оглушает ревом, подойдя вплотную. Крупные блювалы издают очень мощный звук, имеющий интенсивность сто восемьдесят децибел. Такой «голосок» можно услышать с дистанции в несколько сотен миль.
Теперь о его странном поведении. Синие киты – моногамны; пары образуются надолго, самец всегда держится рядом с самкой и не покидает ее ни при каких обстоятельствах. Только в случае ее гибели кит начинает поиски новой подруги. Вероятно, самец, за которым я продолжаю наблюдать с помощью внешних камер, потерял партнершу, а мою «Барракуду» принял за «свободную леди». Вот и обхаживает, потираясь о нее своим телом. А я, не к ночи будет сказано, от каждой его «нежности» едва не вылетаю из кресла… Разобравшись с источником опасности, я принял решение уйти на глубину. Не ждать же, пока огромный Ромео погнет лопасти гребного винта или с дури снесет рули. На глубину до пятисот метров синие киты ныряют в исключительных случаях – при сильном испуге или ранении. Обычные погружения не превышают ста пятидесяти метров. Ведь максимально они могут пробыть под водой не более двадцати минут. Этим я и воспользовался, приняв балласт и резко отдав штурвал от себя.
Кит преследовал «Барракуду» около четверти часа: ревел, подплывая то снизу, то сверху, то сбоку – терся о борта…
Оторвался, с облегчением выдохнул я, когда массивное тело исчезло из поля зрения.
Заняв для пущей надежности двести метров, я откинулся на мягкую спинку и минут десять сидел неподвижно, подспудно ожидая новых сюрпризов от морского монстра.
Тишина. Такая тишина и безмятежность достижимы только на большой глубине.
Ну, слава богу, установив мощность экономичного хода, покидаю рабочее место. Теперь можно заняться ужином и баней. А перед сном приподнимусь до восьмидесяти метров…
Захожу в душевую кабинку. Банный день – одно из самых приятных мероприятий в моей подводной эпопее. Водичка теплая, течет стройно. Намыливаю голову, затем простенькую мочалку. С наслаждением смываю с себя пену. Кайф…