Марио помог ей сесть и поинтересовался:
– Могу ли я предложить мадам грейпфрутовый салат и жареный сен-жак[4]? А вам, мистер Кросс, как обычно, стейк по-татарски, хорошо прожаренный, и омара под соусом шардоне?
– Как обычно, Марио, – серьезно согласился Гектор. – Напитки: миссис Кросс – небольшую бутылку «Перье» на льду. Прихватите бутылку «Вон-Романе о Мальконсор» 1993 года из моего личного запаса.
– Я уже позволил себе сделать это, мистер Кросс. Пятнадцать минут назад я проверил температуру бутылки – 16 градусов по Цельсию. Попросить сомелье открыть вино?
– Спасибо, Марио. Я знаю, что на вас всегда можно положиться.
– Мы работаем для вас, сэр.
Когда администратор отошел, Хейзел через стол положила Гектору руку на предплечье.
– Мне нравятся ваши маленькие ритуалы, мистер Кросс. Меня они почему-то очень успокаивают. – Она улыбнулась. – Кайлу они тоже забавляли. Помнишь, как мы смеялись, когда она передразнивала тебя?
– Яблоко от яблони, – улыбнулся Гектор.
Было время, когда Хейзел не могла произнести вслух имя Кайлы – после того как Кайлу жестоко убили и прислали ей голову. До того как Хейзел узнала, что у нее будет ребенок от Гектора. Тогда наступил катарсис, Хейзел плакала в его объятиях, твердя имя дочери: «Кайла! У нас будет новая маленькая Кайла». После этого душевные раны стали быстро заживать, и она смогла часто и легко говорить о Кайле.
Она и сейчас хотела о ней говорить, и, когда сомелье принес ее «Перье», Хейзел сделала глоток и спросила:
– Как думаешь, у Кэтрин Кайлы Кросс тоже будут светлые волосы и голубые глаза, как у ее старшей сестры?
Она уже выбрала ребенку имя в честь погибшей сестры.
– У ребенка, наверное, будет такая же черная щетина на подбородке, как у его отца, – поддразнил Гектор. Он тоже любил убитую девушку. Именно Кайла стала тем магнитом, который притянул их друг к другу вопреки всем препятствиям. Гектор возглавлял службу безопасности «Бэннок ойл», когда Хейзел унаследовала от покойного мужа компанию.
Сначала Хейзел невзлюбила Гектора, хотя его взял на работу ее любимый и почитаемый покойный муж. Она внимательно изучила досье Гектора, знала о его репутации, и ее отталкивала жестокая тактика, которую он использовал, защищая имущество и сотрудников компании от опасностей. Он был солдатом и сражался как солдат, не проявляя милосердия. Все это противоречило нежной женской натуре Хейзел. При первой же встрече она предупредила Гектора, что ищет малейший предлог, чтобы его уволить.
А потом жизнь избалованной, изнеженной Хейзел превратилось в кошмар. Африканские пираты похитили ее единственную дочь – смысл существования. Хейзел использовала все свои средства, все связи в высших кругах, пытаясь освободить ее. Никто не смог ей помочь, даже президент Соединенных Штатов со всей его властью. Не сумели даже выяснить, где держат Кайлу. Обезумевшая Хейзел отбросила гордость и обратилась к жестокому, грубому и безжалостному солдату, которого ненавидела и презирала, – к Гектору Кроссу.
Гектор выследил похитителей до их крепости в сердце Африки, где держали Кайлу. Похитители жестоко обращались с ней. Гектор со своими людьми освободил девушку и при этом продемонстрировал Хейзел, что он порядочный человек, которому можно безоговорочно доверять. Она поддалась тяге к Гектору, которую прежде старательно подавляла, а, сблизившись с ним, поняла, что под внешней броней скрывается теплое, нежное, любящее сердце.
Сейчас она посмотрела на него и взяла за руку.
– Теперь, когда ты рядом со мной, а Кэтрин Кайла во мне, все опять прекрасно.
– И так будет всегда, – ответил он и почувствовал, как холодок пробежал по спине: Гектор понял, что искушает судьбу. Нежно улыбаясь Хейзел, он вспомнил, что освобождением Кайлы дело не закончилось. Фанатики, похитившие ее, не сдались. Их наемные убийцы вернулись, убили Кайлу и прислали Хейзел ее отрубленную голову. Хейзел и Гектору пришлось вновь вступить в бой и уничтожить чудовище, которое разрушало их жизнь.
«Может, сейчас все действительно закончилось», – подумал Гектор, глядя в лицо Хейзел. А она продолжала говорить о Кайле.
– Помнишь, как ты учил ее рыбачить?
– Она была прирожденной рыбачкой. Немного подучившись, могла в самый сильный ветер забрасывать удочку на сто пятьдесят футов и чутьем понимала, какая нынче вода.
– А помнишь огромного лосося, которого вы поймали в Норвегии?
– Да, настоящее чудовище. Я держал Кайлу за талию, а рыба едва не утащила нас обоих в воду.
Гектор усмехнулся.
– Никогда не забуду день, когда она объявила, что станет не арт-дилером, как я планировала, а ветеринаром. Меня чуть удар не хватил.
– Это было гадко с ее стороны, – сделав строгое лицо, изрек Гектор.
– Гадко? Это ты был гадким! Ты все время ее поддерживал. Вы оба меня уговорили.
– Вот еще! – сказал Гектор. – Она дурно на меня влияла.
– Она тебя любила. Ты это знаешь. Любила, как отца.
– Одна из самых приятных похвал.
– Ты славный человек, Гектор Кросс. – На глазах Хейзел были слезы. – Кэтрин Кайла тоже будет тебя любить. Все три твои девочки тебя любят. – Она вдруг ахнула и схватилась за живот. – Боже мой! Она лягается, как мул. Очевидно, согласна с тем, что я сказала.
Они рассмеялись, и посетители за другими столиками, улыбаясь, посмотрели на них. Но они словно были одни в зале, полностью поглощенные друг другом.
Им столько нужно вспомнить и обсудить! У обоих жизнь наполняли стремление и упорство. Оба познали грандиозные триумфы и страшные поражения, но жизненный путь Хейзел был куда великолепнее. Начинала она, располагая всего лишь умом и решительностью. В девятнадцать выиграла свой первый профессиональный турнир Большого Шлема. В двадцать один – вышла за нефтяного магната Генри Бэннока и родила ему дочь. Генри умер, когда Хейзел едва исполнилось тридцать, и оставил ей контроль над корпорацией «Бэннок ойл».
Мир бизнеса – замкнутая территория. Здесь не приветствуют новичков и выскочек. Никто не ставил на теннисистку и светскую львицу, ставшую нефтяной баронессой. Но никто при этом не учел прирожденную деловую хватку Хейзел и годы ее учебы у Бэннока, стоившие сотни дипломов управленца. Точно зрители в римском цирке, ее клеветники и критики нетерпеливо ждали, когда же ее сожрут львы. А потом, к всеобщей досаде, Хейзел приобрела месторождение «Зара № 8».
Гектор прекрасно помнил обложку журнала «Форбс»: Хейзел была сфотографирована в белой теннисной юбочке, в правой руке ракетка. Подпись под снимком гласила: «Хейзел Бэннок громит противников. Богатейшее из месторождений, найденных за 30 лет».
В статье говорилось о заброшенной нефтяной концессии в глуши нищего, богом забытого эмирата Абу-Зара. Ею когда-то владела компания «Шелл»; сразу после Второй мировой войны «Шелл» досуха выкачала нефть из месторождения и забросила истощившуюся концессию. И очень надолго о ней позабыли.
Потом ее за жалкий миллион долларов перекупила Хейзел; мудрецы подталкивали друг друга и усмехались. Не обращая внимания на протесты советников, Хейзел потратила много миллионов на бурение скважин в районе небольшой подземной аномалии на северном краю нефтяного поля; довольно примитивные исследования тридцатилетней давности вылились в заключение, что эта аномалия – небольшой второстепенный резервуар. Геологи в те годы в один голос утверждали, что вся нефть, какая могла залегать в этой аномалии, давно перетекла в главный резервуар и была выкачана, а поле осталось сухим и бесполезным.
Однако когда бурильщики Хейзел пробили непроницаемый соляной купол, под которым таилась обширная подземная полость с главными запасами нефти, газ под огромным давлением вырвался из скважины с такой силой, что выдавил почти восемь километров стальных труб, как пасту из тюбика, и поле взорвалось. На сотни футов в небо поднялся фонтан высококачественной сырой нефти. И стало ясно, что семь предыдущих месторождений Зары, брошенных «Шелл», – лишь малая часть всего объема.
Эти воспоминания еще более сблизили их за обеденным столом; они много раз возвращались к ним, но всегда открывали что-то новое, загадочное. В какой-то момент Гектор восхищенно покачал головой.
– Боже мой, женщина! Неужели в жизни тебя ничего не пугало? Ты все это проделала одна!
Она искоса взглянула на него и улыбнулась.
– Понимаешь, жизнь не должна быть легкой; будь она легкой, мы бы ее не ценили. Но хватит обо мне. Поговорим о тебе.
– Обо мне ты знаешь все, что нужно знать. Я уже пятьдесят раз тебе рассказывал.
– Хорошо, пусть будет пятьдесят первый. Расскажи мне, как ты убил льва. Со всеми подробностями. Берегись. Я узнаю, если ты что-нибудь пропустишь.
– Хорошо, начинаю. Я родился в Кении, но мой отец и дед были британцами, так что я подлинный гражданин Великобритании.
Он помолчал.
– Их звали Боб и Шейла… – подгоняла она.
– Их звали Боб и Шейла Кросс. Мой отец владел почти двадцатью пятью тысячами гектаров пастбищ, примыкающих к племенной резервации масаи. На этих землях мы содержали две тысячи голов первоклассного скота. И в детстве моими товарищами были масаи – мои ровесники.
– И, конечно, твой младший брат, – подсказала Хейзел.
– Да, мой младший брат Тедди. Он хотел стать владельцем ранчо, как отец. И пошел бы на все, только бы угодить старику. С другой стороны, я хотел стать солдатом, как дядя, который погиб в пустынях Северной Африки, сражаясь с Роммелем под Эль-Аламейном. День, когда отец отправил меня в Найроби, в Школу герцога Йоркского, стал самым тяжелым испытанием в моей жизни.
– Ты ненавидел школу?
– Я ненавидел правила и ограничения. Привык бегать на свободе, – сказал он.
– Да ты бунтарь.
– Отец назвал меня бунтарем и добавил: «Чертов дикарь». Но с улыбкой. Тем не менее я был третьим по успеваемости в классе, а в последний год обучения стал капитаном школьной команды регбистов. Мне этого было достаточно. Мне тогда исполнилось шестнадцать.
– Год твоего льва! – Хейзел наклонилась над столом и взяла его за руку, глаза ее горели в ожидании. – Мне нравится эта часть. Первая слишком мирная. Понимаешь, мало крови и кишок.
– Мои товарищи масаи взрослели. Я пошел в деревню и поговорил с вождем. Сказал, что хочу вместе с ними стать морани. Воином.
Она кивнула.
– Вождь выслушал меня. И ответил, что я не настоящий воин масаи, потому что не обрезан. Он спросил, согласен ли я, чтобы меня обрезал туземный знахарь. Я подумал и отказался.
– И правильно сделал, – сказала Хейзел. – Предпочитаю твой свисток в том виде, в каком его создал Господь.
– Приятно слышать. Но вернемся к истории моей жизни; я обсудил этот отказ с товарищами, и они расстроились почти так же, как я. Мы целыми днями спорили об этом, и в конце концов они решили, что если я и не могу стать подлинным морани, то, убив льва, стану морани более чем наполовину.
– Но тут возникла одна сложность, правда? – напомнила она.
– Сложность заключалась в том, что правительство Кении, в котором масаи почти не представлены, запретила львиную церемонию посвящения в мужчины. По всей стране львов тщательно охраняют.
– Но тут произошло божественное вмешательство, – сказала Хейзел, и Гектор улыбнулся.
– Прямиком с неба, – согласился он. – В национальном парке масаи «Мара», который примыкает к племенным землям, более молодой и сильный соперник изгнал из прайда старого льва. Без львицы, которая гнала бы к нему добычу, тому пришлось покинуть безопасный парк и искать более легкую добычу, чем зебры и дикие звери. И он начал охотиться на стада племени, составлявшие главное богатство масаи. Это было достаточно скверно, но лев убил еще и молодую женщину, которая пошла к источнику за водой для семьи.
К радости и волнению моих друзей-масаи, правительственный департамент живой природы вынужден был выдать лицензию на уничтожение старого разбойника. Благодаря прочным связям с племенем, возникшим за эти годы, и благодаря тому, что я был рослым и сильным и старейшины знали, как много я упражнялся с дубинками и боевым копьем, меня пригласили принять участие в охоте вместе с другими молодыми кандидатами из масаи.
Гектор замолчал, дожидаясь, чтобы сомелье долил красного вина в его бокал и воды «Перье» в стакан Хейзел. Гектор поблагодарил его и пригубил бургундское, прежде чем продолжить.
– Лев целую неделю никого не убивал и не ел, и мы с нетерпением ждали, когда голод заставит его снова начать охоту. На шестой вечер, когда свет уже убывал, в деревню с радостной новостью прибежали двое голых мальчишек, пастухи. Они вели стадо на водопой, и лев подстерег их в засаде. Он прятался в траве у идущей вниз тропы и выскочил примерно в десяти шагах от мальчиков. Прежде чем стадо разбежалось, он прыгнул на спину стельной корове-пятилетке. Он вонзил зубы ей в шею, а когти одной лапы – в морду. Потом, не выпуская шею коровы, что было сил – а было их немало – потянул. С треском лопнули шейные позвонки, и корова мгновенно издохла. Передние ноги ее подогнулись, и она упала мордой вперед, подняв облако пыли. Лев отскочил раньше, чем его придавили бы полторы тысячи фунтов ее туши.
– Никак не могу поверить, что так легко убить большое животное, – со страхом сказала Хейзел.
– Он не просто убил: он схватил тушу своими мощными челюстями и утащил в траву, держа ее так высоко, что по земле волочились только копыта.
– Продолжай! – попросила она. – Не отвлекайся на мои глупые вопросы. Рассказывай.
– Уже стемнело, так что пришлось ждать рассвета. Мы сидели вокруг костра, и старейшины рассказывали, чего нам ждать, когда мы приблизимся к добыче старого льва. Мы не смеялись и разговаривали тихо. Было еще темно, когда мы в предрассветном холоде накинули черные плащи из козьих шкур. Под плащами мы были голые. Вооружились мы щитами из шкур и короткими копьями, которые наточили так, что могли лезвием сбрить волосы на предплечье. Нас было тридцать два человека – тридцать два брата. И на рассвете мы с песней пошли навстречу льву.
– Но лев мог насторожиться и убеждать, – сказала Хейзел.
– Нужно нечто гораздо большее, чтобы отогнать льва от добычи, – ответил Гектор. – Мы пели песню вызова. Вызывали льва на бой. И, конечно, старались укрепить свою храбрость. Мы пели и танцевали, чтобы разогреть кровь. Мы рассекали копьями воздух, чтобы размять мышцы рук. За нами в отдалении шли молодые незамужние девушки: они хотели видеть, кто устоит против льва, а кто обратится в бегство, когда лев во всей его мощи ответит на наш вызов.
Хейзел, десятки раз слышавшая эту историю, так внимательно смотрела на Гектора, словно он рассказывал ее впервые.
– Над горизонтом показалось солнце, яркое, как расплавленный металл из печи. Оно светило нам в лица, слепило. Но мы знали, где найдем нашего льва. Мы видели, как шевелятся верхушки травы, хотя ветра не было, а потом услышали рев. Этот ужасный звук бьет прямо в сердце, в нутро. Ноги у нас подкосились, каждый шаг в танце, пока мы шли навстречу льву, требовал огромных усилий.
И вот перед нами поднялся лев, до того лежавший за тушей коровы. Грива его встала дыбом, образовав величественную корону вокруг головы. Лев, черный, стоял против солнца, и его корона горела золотом. Он словно увеличился вдвое. Лев заревел. Его громовой рык пронесся над нами, и наши голоса на мгновение дрогнули. Но вот мы взяли себя в руки и закричали: выбирай противника, выходи сражаться! Наши фланги начали изгибаться, окружая его, не оставляя возможности для бегства. Он медленно поворачивал голову из стороны в сторону, глядя, как мы приближаемся.
– О боже! – выдохнула Хейзел. – Я знаю, что произойдет, но все равно страшно волнуюсь.
– Но вот он перестал вертеть головой и принялся хлестать хвостом – его черной кисточкой лев бил себя по бокам. Я находился в центре шеренги и достаточно близко, чтобы отчетливо видеть глаза зверя. Они горели желтым и смотрели прямо на меня.