Коллекция пополняется.
* * *
IX(ii). Я ненадолго отвлекаюсь от компьютера. Мне хочется впустить в себя внешний мир, вдохнуть его ароматы. Поэтому я подхожу к окну. И вдруг вижу чудо. Самолетик вернулся! Он снова выводит в небе петли. Теперь в небе написано: «САЛЮТ, НЬЮ-ЙОРК». Спустя несколько секунд буквы выцветают и постепенно исчезают.
Я хлопаю в ладоши, и мой внутренний мир из черно-белого превращается в разноцветный.
Вот я описываю чудесное зрелище, и вдруг мне открывается его таинственный смысл – в нем зашифровано важное послание. Итак, пора завязывать с таблетками. Я начну серьезно тренироваться. Отныне мое главное лекарство – внешний мир. А от таблеток надо отвыкать.
Обещаю. Не забуду. Начну с завтрашнего дня.
* * *
X. Они стояли по росту, самый длинный слева. На нем был шерстяной зеленовато-серый однобортный пиджак, а под пиджаком – накрахмаленная белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Рубашку он заправил в джинсы – белесые, выцветшие, такие уже лет десять, а то и больше, как вышли из моды. Стрижка у Длинного короткая и аккуратная, волосы на косой пробор. Он носил очки с большими линзами, похожие на «авиаторы». В целом Длинный напоминал молодого лондонского бухгалтера, одевшегося для выходных в Котсуолде. Двадцать пять лет, а выглядит на все пятьдесят.
Двое его спутников походили на него: рубашки тоже заправлены в джинсы, но без пиджаков и нет очков. У Среднего волосы черные и жесткие, из носа торчат волоски. Коротышка – почти бесцветный блондин. Со своими серьезными минами они напоминали аспирантов естественно-научного факультета – те тоже всегда невозмутимы, даже когда цитируют Дугласа Адамса[2] или «Монти Пайтон».[3]
Хотя обычно Чад робел, он вдруг направился прямо к кафедре и положил на нее ладони. Джек собирался что-то сказать, но Чад его опередил:
– У меня к вам предложение, совершенно оригинальная и необычная игра.
Представители «Общества Игры» не шелохнулись.
– Но если вы считаете, что оригинальные и необычные идеи – это не ваше, так и скажите, я сразу же уйду. – Чад поднял руки и собрался уходить.
– Продолжай! – велел Длинный.
– Игроков шесть, игра состоит из нескольких раундов – по одному раунду в неделю. Чем-то напоминает салонную игру в последствия. Каждому проигравшему назначается задание, которое надо обязательно выполнить, иначе он выбывает. Задания предполагают чисто психологические действия: проигравшие должны сделать нечто неудобное или унизительное для себя. В ходе розыгрышей выбывают те игроки, которые не сумеют исполнить свои задания до конца. Игра продолжается до тех пор, пока не остается один победитель.
Джолион шагнул вперед и стал плечом к плечу с другом.
– Игра ведется в обстановке строжайшей секретности, – подхватил он, будучи уверенным в необходимости упомянуть о секретности сразу же.
– Да, совершенная секретность жизненно необходима, – кивнул Чад.
– Успех в игре зависит от сочетания везения и искусства, – продолжал Джолион, – совсем как в реальной жизни…
Он замолчал и невольно задумался – тогда впервые задумался – над интересной аналогией, которая ему очень понравилась: да, игра в реальную жизнь.
– Все игроки вносят залог, – сказал Чад.
– Конечно, – подхватил Джолион, – и если кто-то отказывается выполнить задание, он автоматически теряет залог. Причем залог должен быть не мелкой суммой… Все отчужденные залоги добавляются к гран-при.
– Погодите, – остановил Длинный, поднимая указательный палец. Затем произнес, глядя на Чада: – Имя, пожалуйста.
– Чад Мейсон.
Средний достал из кармана джинсов блокнотик, из нагрудного кармана рубашки – ручку и что-то записал.
– Имя, пожалуйста, – повторил Длинный, переводя взгляд на Джолиона.
Джолион назвался, и Средний записал его тоже.
– Продолжайте! – велел Длинный.
– А я Джек. Джек Эндрю Томсон. Не Томпсон, а Томсон. Без «п» в середине.
– Продолжайте, – повторил Длинный. – И расскажите подробнее, какого рода задания… последствия.
Джолион покосился на Чада. Игру во всех подробностях они еще не успели обсудить.
– Вначале задания простые… смешные, юмористические, – нерешительно начал Чад.
– Да, юмористические, – повторил Джолион. Он тянул время в попытке что-нибудь придумать. – Вообще задания обсуждаются всеми игроками совместно, но на ранних этапах они достаточно легкие в исполнении и могут вызвать лишь небольшое неудобство. Например, вы извещаете всех в колледже – с помощью плакатов, заметки в еженедельнике и так далее, – что вы в определенное время и в определенном месте дадите сольный концерт.
Выражение лица Длинного не изменилось.
– Или устроите показ фокусов, – продолжал Джолион. – Фокусы – так несовременно, вы согласны?
Длинный по-прежнему никак не реагировал. Вероятно, слова Джолиона не произвели на него никакого впечатления.
– Фокусы ни за что не понравятся в Питте, – продолжал Джолион.
– Вполне возможно, придется сделать что-то совсем простое – например, явиться на консультацию с голым торсом или в бикини, если задание выполняет девушка, – сказал Чад.
Он представил себе одну девушку в синем бикини, промелькнула мысль, что ее лопатки щекочет кожаное кресло в кабинете наставника, а эссе легко лежит на коленях, как накрахмаленная белая салфетка.
– Или наоборот, – продолжил Джолион, ему показалось, что им пока не удалось произвести впечатление. – Проигравший обязан целый месяц всюду ходить в костюме и при галстуке. – Джолион посмотрел на Длинного, кажется, песок в песочных часах иссякает слишком быстро. – А залог теряет не только тот, кто не выполнит задания, но и тот, кто расскажет хотя бы одному постороннему человеку, кроме участвующих игроков, почему он так странно себя ведет. Повторяю, секретность в нашей Игре – очень важный фактор.
– Дальше по ходу Игры задания становятся все труднее, – подхватил Чад, но тут же замолчал, ведь для продолжения пришлось бы вступить на еще неизведанную территорию.
– Мы не намерены подвергать кого-либо опасности или требовать от кого-то противозаконных поступков. Но, как уже сказал Чад, задания будут постепенно усложняться и делаться все неудобнее. Лично для меня в этом заключен один из самых интересных элементов Игры – подвергаться унижению на глазах у очевидцев! Лично меня ужасает сама мысль о пении на публике. Если мне достанется такое задание, я, возможно, выкину белый флаг и сразу же лишусь залога. С другой стороны, для кого-то пение – удовольствие, и игрок будет только рад такому испытанию. Тут дело не столько в унижении действием, сколько в психологическом надрыве. Ну и конечно, кому как повезет… – Джолион снова тянул время в надежде быстро придумать какое-нибудь задание сложнее. – Например… например, проигравший обязан будет три раза обежать голышом парадный двор. – Он поморщился и подумал: «Как перепившийся регбист… Хотя это ужасно банально!»
– Или устроить выставку картин, – брякнул Чад, сразу же пожалев о своем предложении.
Длинный расправил плечи. Судя по всему, его заинтересованность постепенно проходила. В задумчивости он отвел взгляд от Джолиона и Чада и посмотрел в пространство.
Джек кашлянул и, хотя слышал об Игре впервые, начал говорить:
– У нас есть и другие идеи. Можно, например, вступить в левацкую студенческую группировку и произнести речь, которая будет признана расистской или сексистской… Такие речи их больше всего заводят, потому что у них напрочь отсутствует чувство юмора… Или, например, проигравший будет обязан прочесть лекцию о Маргарет Тэтчер и объявить, что для вас она не злодейка, а, наоборот, героиня и спасительница нации. Надо будет внушать высоколобым либералам, что убивать аргентинцев на Фолклендах было необходимо, а Тэтчер спасла экономику, дав хороший пинок шахтерам. – Джек ухмыльнулся, собственное предложение нравилось ему все больше и больше. – Представьте, что тут начнется! Аудитория взорвется, ведь лектор разворошит их уютный муравейник… Настоящий бедлам! С тем, кто произнесет такую речь, не будет разговаривать ни один человек во всем колледже.
Длинный снова слегка оживился и, задумчиво прикусывая губу, спросил:
– А что еще?
– Да мыслей у нас до фига, – ответил Джек. – Постепенно задания делаются серьезнее и мрачнее. Но мы уже рассказали достаточно, чтобы вы уяснили общий смысл.
Длинный повернулся влево и приказал:
– Запиши его имя.
– Томсон без «п», – напомнил Джек, пока Средний заполнял третью строчку в блокноте.
– Ну а почему вы обратились к нам? – спросил Длинный.
– Нам нужно финансирование, – ответил Чад.
Представители «Игры» переглянулись и, видимо, без слов пришли к согласию. Сначала улыбнулся один из них, потом заулыбались все трое.
– Десяти тысяч фунтов вам хватит? – спросил Длинный.
– Как вы понимаете, предложение делается небескорыстно, – добавил Средний.
А Коротышка осторожно и вместе с тем язвительно подхватил:
– Вам придется представить официальную заявку. Объемом… думаю, достаточно будет одной стороны листа формата А4.
– Извините, десять тысяч фунтов? – спросил Чад. – Вы сказали – десять тысяч, верно?
– Да, мистер Мейсон, десять тысяч фунтов, или примерно двадцать тысяч ваших американских долларов, – ответил Длинный. – Если вы представите нам заявку. И если мы ее одобрим.
Чад изо всех сил старался не расхохотаться.
– Мы вынуждены настаивать еще на одном важном условии, – продолжал Длинный. – При каждом раунде или розыгрыше на всем протяжении Игры обязательно будет присутствовать хотя бы один из нас троих. Наше присутствие необходимо не только на розыгрышах, но и при выполнении заданий. Отказаться от данного условия нельзя. Мы ни в коем случае не станем вмешиваться. Мы всегда будем действовать всего лишь в качестве молчаливых наблюдателей, если только не произойдет какого-нибудь существенного нарушения правил. И последнее. В заявке вы должны подробнее описать характер заданий.
– Нам очень понравились идеи… – Средний глянул в блокнот, – идеи мистера Томсона.
– Пожалуй, вам стоит развивать стратегию в направлении, намеченном мистером Томсоном, – сказал Коротышка.
Затем Длинный застегнул пуговицы на пиджаке:
– Мистер Мейсон, мы не раздаем деньги кому попало. Для этого требуется нечто особенное. Но у вашей игры, как нам кажется, есть потенциал.
Средний взял маленькую вывеску «Общество Игры», а Коротышка достал из заднего кармана джинсов карточку и что-то записал на ней.
– Связаться с нами можно только по этому номеру. Номер мобильного телефона, так что на вашем месте я не стал бы напрасно тратить время, пытаясь разыскать нас в каком-нибудь колледже или другом учреждении.
– Мобильник, – фыркнул Джек. – Значит, вы богатенькие извращенцы?
В Питте мобильный телефон тогда имелся только у одного студента – виконта и будущего наследника одного из самых крупных состояний в Европе.
Словно намеренно не замечая Джека, Длинный взял карточку у Коротышки и протянул ее Чаду.
– Вам дается время до понедельника, – произнес он. – Скажем, не позднее полудня. Место встречи выберите сами, позвоните и дайте нам знать. – Он дважды стукнул костяшками пальцев по краю кафедры.
Чаду показалось, что Средний и Коротышка вздохнули с облегчением, а может, даже с благодарностью. Длинный кивнул своим низкорослым спутникам, и они ушли гуськом. Первым шел Длинный, совсем как утка, которая ведет выводок. Вскоре над толпой осталась видна только его голова.
* * *
XI(i). Сегодня меня разбудило солнце. Должно быть, вчера вечером я не задернул шторы из-за волнения после прогулки, первым днем тренировки. Кстати, надо больше гулять.
Целых три года, с самого начала моего затворничества, я просыпался только от противных звуков мусоровозов, которые приезжают каждое утро. Они занимаются сизифовым трудом – убирают мусор большого города.
Но сегодня я просыпаюсь от радости. Я совершил поразительное новое открытие. Позвольте вначале коротко рассказать своего рода предысторию. Моя квартира на местном жаргоне называется «паровозиком». Такое название она получила из-за планировки: три узких и длинных помещения идут друг за другом, как купе поезда. Кухня находится сзади, гостиная впереди, а спальня – посередине. Дверные проемы имеются, но двери есть только на концах. И если на кухню и в гостиную свет извне еще проникает, спальня в моем «паровозике» – настоящее сердце тьмы.
Поэтому утром, когда я впервые просыпаюсь в залитой солнцем спальне, я вдруг замечаю в изножье кровати большой платяной шкаф. Откуда он взялся? Нет, конечно, я помню, что там стоял большой платяной шкаф. Хотя с женой я развелся, рассудок еще не окончательно меня покинул. И все-таки… Сколько времени, оказывается, я не раздвигал шторы и не поднимал жалюзи!
Более того, я не очень-то люблю свет настольных ламп или люстр. В спальне нет ни одной неперегоревшей лампочки. Если подумать, мне одному чем еще можно заниматься в спальне, если не спать? В темноте! Более того, для самых мрачных часов у меня имеется фонарик на бечевке, иногда я вешаю его на шею. Фонарик я включаю, когда он нужен. Когда нет – экономлю батарейки. Настенные или потолочные светильники приходится включать только в том случае, если какая-то работа требует задействовать обе руки.
Но я отвлекся от более насущных вопросов. Да, сегодня утром я замечаю в лучах солнца шкаф, и меня посещает интересная мысль. Шкаф так давно не открывался, что я позабыл о его содержимом.
Позвольте ненадолго вас покинуть. Душа требует открытий. Обещаю, я сразу же расскажу о находках.
* * *
XI(ii). Настоящий ад! Девять, десять, одиннадцать часов назад я спустился в какой-то круг ада. Большой шкаф – не что иное, как пыточная камера самого Сатаны.
При свете фонаря я жадно разглядываю содержимое. Вот что находится в шкафу: «Монополия», «Змеи и лестницы», «Родео», шахматы, «Угадайка», «Улика», «Операция», «Риск», нарды, «Пятнашки», «Эрудит», покер на костях, «Морской бой», «Уно», шашки, маджонг…
Сначала я бурно радуюсь. Мне кажется, что я набрел на настоящую сокровищницу, на пещеру Али-Бабы. Столько игр! Столько материала для тренировок! Настоящий тренажерный зал для ума.
Сначала я вытаскиваю коробку с любимой семейной игрой «Монополия» и выбираю противников.
Я кидаю кубик первым и покупаю, покупаю, покупаю. Мои вымышленные противники играют безрассудно, свою собственность я продаю по выгодным для себя ценам. И все-таки, несмотря ни на что, я проигрываю. Кубик против меня, вскоре мне не хватает даже на булочку в булочной. Конечно, «Монополия» – ужасно глупая игра. В ней многое зависит от везения. Такую тупую игру даже заканчивать не хочется. Доску я швыряю через всю комнату, а бумажные доллары подбрасываю в воздух. Рву карточки «События» и «Счастливый случай». Никогда в жизни не буду больше играть в эту тупую, идиотскую игру.
Я решаю выбрать игру, в которой не все определяется везением. Вынимаю «Эрудит» из старой коробки, раскладываю доску на кровати и снова испытываю растущее волнение. Я решаю сыграть один на один (не для увеличения шансов на выигрыш, поймите, а просто немного подкорректировать расклад).
Я всегда играю сдержанно и скупо. Не спешу расходовать «дорогие» буквы. Партия близится к концу, я почти на сто очков впереди. Меня ждут лавры победителя. И вдруг… Интересно, что у меня с головой? Я замечаю: у ненавистного соперника скопились буквы Р, А, Д, Ж, И, Е, О, Я, Д, Ж. Сообразив, что из этих букв складывается название штата Джорджия, я громко фыркаю. Как жаль, говорю я противнику, имена собственные запрещены! Играй мы где-нибудь в Атланте, может, тебе и дали бы скидку и присудили дополнительные очки. Но мы в Нью-Йорке, в городе янки… Что тебе сказать, дружище? Правила есть правила.
Я живо представляю перед глазами слово «ДЖОРДЖИЯ». Буквы в моем воображении ленивым облачком проплывают над доской. И вдруг… Неужели я заслуживаю такого невезения? Я вижу, как из букв противника складывается великолепное слово «АРПЕДЖИО». Причем «П» – от моего слова «ПРОКАЗА», которым я так гордился. И вот противник набирает пятьдесят очков, а одна буква попадает на желтую клетку, где все очки удваиваются!