Глядя, как аппетитно он ест, и мне захотелось попробовать кусочек. Я потянулся к единственному, сиротливо лежащему на краю блюда, розовому ломтику, но, украдкой бросив взгляд на жующего изобретателя и заметив в его глазах удивлённое возмущение, отдёрнул руку и проглотил набежавшую слюну. Толстяк удовлетворённо кивнул и поспешно подобрал с блюда ветчину, на которую я покушался. Расправившись с мясом, АКМ приступил к сыру. Сыр он поглощал с не меньшим аппетитом. Я похрустывал хлебцем и думал о том, что нужно позвонить Вике и либо отменить сегодняшний ужин вдвоём, либо пойти в ресторан раньше обычного.
– А ничего сырок, – одобрительно сказал АКМ. – Съедобный, несмотря на плесень.
– Это целебная плесень, – машинально ответил я. – А сыр…
– Да знаю я, – сказал АКМ и расхохотался. – Знаю я эти рокфоры-шмакфоры! – Он похлопал меня по плечу рукой, которой только что брал с блюда ветчину, не подозревая, что хлопает по Пьеру Кардену. И вдруг спросил серьёзно: – Изучил моё гениальное изобретение?
– Не успел, – соврал я, зная, что сейчас обсуждение кавитационной пушки лучше не начинать.
– Времени не было? – обиделся изобретатель.
– Проблемы возникли. На «Водопаде», в Климу, авария. Блок электрокоагуляции и блок осветления вышли из строя.
– Ну и что?
– Ехать надо, разбираться на месте, что там произошло. Хочу, чтобы и вы, Алексей Константинович, мне компанию составили.
– А это ещё зачем? Я не поеду. Что мне там делать? Авторский надзор твоя фирма осуществляет, пусть твои орлы и разбираются. Мне, Николаша, некогда путешествовать, я на пороге нового гениального открытия. Я тут одну штуковину придумал…
– Алексей Константинович, – взмолился я, – давайте вы в другой раз мне расскажете о своём открытии. В Климу дело серьёзное. «Водоканал» может поверить идиотской статье в Интернете и расторгнуть договор с согласованным планом поставок монтажей наших «Водопадов» во всех своих филиалах. А «Водопады» запущены в серию. Изготовление и комплектация идёт полным ходом.
– Это мои проблемы? – искренне удивился АКМ.
– Мои. Конечно, мои. Но я напомню вам, Алексей Константинович, ваш гонорар за проект «Водопад» получен вами не полностью. Я лишь аванс выдал. Если тема накроется, то я вам не смогу заплатить остальное. Я вас не пугаю, Алексей Константинович, ни боже мой! Я понесу убытки и не смогу выполнить взятые на себя обязательства. Просто физически не смогу. И не только перед вами. Перед своими штатными сотрудниками, перед контрагентами. Возможно, вопрос встанет о банкротстве.
Рассказывая АКМу о том, что может произойти вследствие его отказа ехать со мной в Клим и помогать мне разруливать ситуацию, я сильно преувеличивал.
АКМ шумно засопел, решая, как поступить – согласиться поехать со мной в командировку, или остаться дома, творить дальше. Финансовый вопрос был для Алексея Константиновича очень актуален, потому что пенсии изобретателю явно не хватало для жизни, а вместе с ним в двухкомнатной хрущёвке жили ещё двое по сути иждивенцев – жена, которая всю жизнь проработала рядовой лаборанткой, а потому и пенсию получала мизерную, и дочь-инвалид. Я это знал.
Посопев с минуту, Мурашкин вдруг спросил:
– А про какую статью ты говорил?
Я встал, сходил в кабинет и вернулся с распечаткой статьи, переданной мне Готлибом. АКМ долго её читал, шевеля толстыми губами и изредка крякая от возмущения. Прочитав, швырнул статью на пустое блюдо и сказал:
– Что вытворяют, сволочи! Это мой-то «Водопад» барахло? Нет, ты прав, Николаша, ехать надо. Только… – АКМ поскрёб лысину. – Только с деньгами у меня сейчас не густо. Правильнее будет сказать – нет их у меня.
– Двести долларов, – объявил я сумму его гонорара.
– Две-е-ести? – скривился пенсионер-изобретатель.
– Двести чистыми, – поспешно уточнил я. – Дорога в оба конца, проживание в двухместном номере самой лучшей гостиницы города Клима, трёхразовая кормёжка в ресторане – всё за счёт фирмы. Ну, и как я сказал – двести на карман.
– Ну, так-то ещё куда ни шло. Когда выезжаем?
– Сегодня в одиннадцать десять вечера по местному времени. На поезде. Билет на вас уже заказан. Номер в гостинице забронирован.
АКМ посмотрел на меня оценивающе.
– Далеко пойдёшь, Николаша, – покачал он круглой лобастой коротко стриженой головой. – Высоко поднимешься.
– Да нет. Вряд ли. Не хочу я слишком высоко подниматься. Больно падать. Уж лучше я здесь, рядышком с вами, дорогой Алексей Константинович. Так век и скоротаем вместе. При взаимовыгодном сотрудничестве.
3
В этом ресторанчике мы с Викой ужинаем чаще всего. Мне он нравится. Нравится лишённой помпезности и показухи строгой лаконичностью обстановки, уютом и тихой ненавязчивой живой музыкой. Иногда здесь поют, но чаще просто играют. Два парня играют на гитарах современные композиции и классическую музыку. Иногда они играют вдвоём, иногда по очереди. Пока один играет, второй отдыхает, сидит за столиком рядом с подиумом и цедит через соломинку фирменный напиток, безалкогольный, естественно. Хорошо играют парни, владеют семиструнками в совершенстве! Ресторанчик так и называется – «Семь струн».
Нравится ли ресторанчик «Семь струн» Вике? Уверен, что нет. Она просто мирится с тем, что здесь нравится бывать мне. Игру на гитаре она называет бренчаньем, тягомотиной, или, когда сильно раздражена и теряет над собой контроль, то грубо – суходрочкой. Вику больше устраивает грохот басов и громкие, закладывающие уши, не позволяющие разобрать слов собеседника визги, которые в сочетании с бьющими по мозгам басами принято у молодёжи называть клёвой музыкой. Ей больше по душе не умиротворённая тишина, не полусвет и уют, а шумное молодое окружение и хаотическое мигание разноцветных огней. В такой обстановке она чувствует себя вполне комфортно, как рыба в воде. Я не понимаю: как она не устаёт от звуковых и световых бомбардировок?
Мы с Викой совершенно разные, мы из разных эпох, а потому будущего у нас нет. Нас связывает только мой кошелёк и её молодость. Мы пользуемся друг другом. Мы обмениваемся тем, что имеем. Взаимовыгодный обмен. И только! Я это понимаю, а Вика это понимает ещё лучше меня. А потому она пытается выдавить из меня всё, что можно, и как можно скорей.
Промедление смерти подобно!
Я не смог заехать за Викой, только позвонил ей и назначил время и место встречи, поэтому в «Семь струн» она приехала на такси. Ещё в дверях, когда она вошла в зал в новом красном платье, приковав к себе взгляды всех мужчин, сидящих за столиками, я увидел выражение её лица, и понял, как она раздражена – её голубые глаза, обычно притворно-ласковые, сверкали гневными искорками. Причёска у неё была такой же, как вчера: у парикмахера она, понятное дело, не была, а косметики на ней почти не было. Может, и правда закончилась? Впрочем, мне нравилось, когда на Вике минимум косметики. Наверное, я старомоден…
Вика посмотрела на подиум, где сидел один из гитаристов и тихо наигрывал фугу Баха, презрительно сморщила носик и окинула быстрым взглядом полутёмный зал. Увидев меня, она молниеносно избавилась от гневных искорок, широко и приветливо улыбнулась и направилась в мою сторону.
– Дай мне четыреста рублей заплатить таксисту, – вместо поцелуя сказала она, подойдя к столику.
Я без возражений достал портмоне, вытащил пятисотрублёвую бумажку и протянул Вике.
– Я сейчас.
Вернулась она не одна, за ней плёлся её долбаный братик. Точнее, «уже обдолбаный», то есть принявший дозу. Наверное, пока Вика ходила за деньгами, он оставался в такси в качестве залога. Внешне я оставался спокойным, но Вика сразу поняла, что я недоволен тем, что она притащила с собой Артура. Поэтому сразу перешла к сути вопроса. Я понял, что кошелёк убрал зря – скоро он мне понадобится.
– У нас с Артуром к тебе огромная просьба, Коля, – сказала Вика.
– Артуру нужно срочно перезанять и отдать предыдущий долг? – предположил я, и угадал.
– Его убьют, если он не вернёт долг, – сообщила мне Вика трагическую весть. – Это страшные люди…
Понятно, наркоторговцы – люди жёсткие и страшные, если их только можно назвать людьми.
– Я отдам, – хмуро сказал Артур. – Через неделю… Или через две. Максимум.
Я пожал плечами.
Отдашь, подумал я, мои же деньги и отдашь. Когда ты уйдёшь, Вика расскажет мне ещё одну страшную историю. Как же мне это надоело…
– Сколько? – я снова достал портмоне.
– Пятьсот долларов, – слегка прикрыв веками чёрные дыры, ответил Викин брат. – Пятьсот у меня есть. Всего я должен штуку.
Так, подумал я, и быстро подсчитал: стало быть, двести Артурику подарила сегодня его добрая сестрёнка, сэкономив на косметике и парикмахере, а триста он где-то сшиб.
– Держи, – я схитрил и отдал деньги не Артуру, а Вике. – Хочешь – отдай брату, хочешь – не отдавай. Эти пятьсот долларов я даю тебе в счёт марта. – Я увидел, как очаровательное личико моей меркантильной возлюбленной вытянулось, а в глазах появилось то, от чего она недавно успешно избавилась, те же самые гневные искорки. – Двести я сегодня передал тебе с водителем. Ты получила, радость моя?
Вика не ответила, но кивнула и взяла деньги.
– Те пятьсот рублей, которые я дал тебе на такси, можешь не считать, – милостиво разрешил я.
Ежемесячно я давал Вике тысячу долларов, не считая того, что тратил на наши с ней обеды и ужины в ресторанах, и прочие совместные забавы. И не считая оплаты коммунальных услуг за однокомнатную квартиру, где она жила. Небезосновательно полагаю, что часть Викиных карманных денег, возможно, большая их часть, перекачивалась, трансформировавшись в наркоту, в вены её братика. Дороговато мне обходятся эти гешвистеры! Кроме того, я стал спонсором законченного наркомана. Я оплачиваю его медленную смерть.
А может, ускорить путь Артура к могиле?
Интересно, как отреагирует Готлиб, если я попрошу его выполнить для меня такое щекотливое поручение? Наверное, ничего не скажет, только внимательно посмотрит на меня своими серыми, как и весь он, Готлиб, глазами и уйдёт продолжать нести службу по обеспечению моей безопасности. А потом, через час или через день Вика мне позвонит и срывающимся голосом сообщит, что Артурик скончался. Либо на него наедет грузовик, хотя этому дрищику и «Запорожца» будет достаточно, либо не распылённая на атомы установкой АКМа сосулька упадёт на голову, либо – что самое вероятное – Артурик переборщит с дозой.
Бред!
Никогда я не обращался к Готлибу с подобными просьбами, и не буду. Только один раз я не знал, как убрать с дороги одного наглого типа, и посоветовался с Отто.
– Можно решить вопрос кардинально, а можно просто поговорить, – предложил мне Готлиб два варианта на выбор.
– Я с ним уже разговаривал. Глухо. Все слова – как в вату, – посетовал я и поинтересовался: – А кардинально, это как?
– Нет человека, нет проблемы, – ответил Готлиб известной фразой.
– И ты это сделаешь?
– Он сам это может сделать. Не маленький.
– Нет, кардинально не надо. Мы же с тобой не душегубы.
– Тогда я просто поговорю с твоим конкурентом.
– Я с ним уже неоднократно разговаривал, – повторил я.
– Я не разговаривал. – Отто сделал ударение на слове «Я». – Я умею убеждать собеседников.
Уже на следующий день человек, который мне мешал, свернул свой бизнес и уехал из Полынограда. Как Готлиб достиг подобного результата, я не знал, но после того случая понял: Отто способен на всё. В том числе, и на убийство.
Вика долго смотрела на круглое одутловатое и хитрое лицо Бенджамина Франклина, будто прощалась с ним надолго и хотела сохранить в памяти его черты, потом нехотя отдала доллары Артурику. Тот молча сунул их в карман, и, не попрощавшись, не сказав даже спасибо, как-то боком, словно боялся на кого-нибудь натолкнуться, двинулся к выходу.
– Сегодня у меня было прекрасное настроение, – грустным голосом сообщила мне Вика.
– Почему было?
– Потому, что ты мне его испортил!
– Чем же?
– Своей жадностью.
– Разве я не дал денег? – притворно изумился я. – Мне показалось, что твой брат доволен. Он рассчитается со своими кредиторами, и жизнь его снова будет вне опасности.
– Он не вернёт денег…
– Знаю. Он никогда не возвращает деньги, которые берёт у тебя. Интересно, сколько он из тебя выкачивает? Половину того, что ты получаешь от меня? Всё? Я смотрю, на тебе нет ни одной новой одёжки, только та, которую я лично тебе покупал.
– Он хочет завязать с наркотой.
– Он никогда не завяжет, – вздохнул я. – Это сказки, что наркоманы излечиваются. Особенно такие, как твой Артурик. Он слабый и безвольный.
К нашему столику подошёл официант и замер, ожидая заказ.
– Что ты будешь, дорогая? – спросил я у своей подруги.
– Всё равно, – лениво отозвалась она. – Я ничего не хочу.
– И всё-таки?
– Как всегда.
– Принесите нам… даме, как всегда – бифштекс с кровью и картофель фри, овощной салат. А мне… – Я вдруг решил сегодня изменить своему правилу, не есть на ужин мяса, и сказал: – И мне то же самое. Из напитков – двести граммов «Хенесси» и бутылку «Ахашени».
– Я много вина не буду, – подала голос Вика.
– Тогда большой фужер «Ахашени». И минералку без газа.
– Десерт?
Я взглянул на Вику, она отрицательно покачала головой.
– Десерта не надо.
– Чай? Кофе?
– Потом решим.
Официант поклонился и ушёл выполнять заказ. Вика закурила. Я курить на голодный желудок не стал, пододвинул хрустальную пепельницу, стоящую посредине стоика, ближе к Вике.
– Есть одна клиника, – сказала она, стряхнув пепел. – Артур согласен лечиться. Я разговаривала с ним сегодня, и он дал мне слово…
– А дозу он себе вкатил до вашего разговора или после? – спросил я.
Вика не обратила внимания на мою реплику.
– Клиника хорошая, но дорогая. Курс лечения длится полгода и стоит тридцать пять тысяч долларов…
– Ого! – присвистнул я.
– Но они гарантируют полное избавление от наркозависимости. Мы с мамой решили продать нашу двухкомнатную квартиру, где они сейчас с Артуром живут, и купить однокомнатную где-нибудь подальше от центра или вообще в пригороде. На этой операции мы можем выиграть тысяч пятнадцать. У меня есть кое-какие золотые украшения. Не те, что ты мне покупал, – поспешно добавила она, – другие. Мама подарила мне три колечка и крестик на цепочке. Думаю, тысячу долларов за них дадут…
– А зачем ты мне всё это рассказываешь, дорогая? – спросил я.
– Ну… как зачем? А кому мне это рассказать?
– Кому хочешь, только не мне.
– Значит, мои проблемы тебя не волнуют? – я почувствовал, что сейчас произойдёт очередная ссора. Вика закипала: – Ну да, ведь я для тебя – туловище без головы и души. Тебе ведь только это нужно! – Вика схватила себя за груди и потрясла ими. – Я ведь просто шлюха!
– Ну почему шлюха? – Я попытался разрядить обстановку. – Нам хорошо вместе и поэтому мы вместе. Я отношусь к тебе…
– Как к шлюхе, – отмела Вика мои оправдания. – Ты платишь мне деньги за секс. Ты даже называешь меня шлюхой. Забыл?
Я помнил.
Та ссора была неделю назад. В этом же самом ресторане. Вика весь ужин доставала меня расспросами о моих деньгах, и когда я дошёл до высшей степени раздражения, задала вопрос, от которого я совсем потерял самообладание.
– Милый, – спросила Вика, – А ты не хочешь переехать в Москву? Ты такой крутой бизнесмен, а живёшь в этом тухлом городишке. Я так хочу жить в Москве!
– Мне хорошо здесь, – едва сдерживаясь, чтобы не наорать на неё, ответил я. – Мне комфортно здесь, в этом тухлом городишке, и ни в какую Москву я переезжать не собираюсь. А если и соберусь когда-нибудь, то… Почему ты вдруг решила, что я возьму тебя с собой? В Москве, что ли, шлюх мало? В Москве их больше, чем в нашем тухлом Полынограде. Они туда со всей России съезжаются.
Вика обиделась. Она не хотела со мной разговаривать весь вечер, а после ужина уехала к себе, оставив меня без «сладкого». Прощение мне удалось вымолить только на следующий вечер. Заехав с работы в модный бутик, я купил Вике новое платье. Платье было сильно декольтированным, длинным, ярко-красного цвета, сгущающегося к талии и зрительно её сужая. В нём Вика была похожа на красотку из американских комиксов.