Я молчу, крыть нечем. Я сам рассказал ему правду о мнимой победе. Кисель терпеливо ждет и меняет тон.
– Да хрен с ними, с дурацкими шахматами… – В его голосе заискивающие нотки: – Ну чё, поехали?
– Да пошел ты!
Женька выплевывает окурок, давит огонек костылем. Во взгляде смертельная тоска.
– Думаешь, мне приятно с Дэном… У меня план – денег скопить на операцию. В Швейцарии таких как я вылечивают, я читал. Ну, как мне еще заработать?!
Вечная надежда инвалидов: где-то далеко за большие деньги с ним сотворят чудо.
– Ну, хочешь, я буду рядом? Пусть он сначала со мной, а ты посмотришь. Это не страшно, – с надеждой спрашивает Женька.
Я качаю головой.
– Ну и оставайся нищим, колченогий придурок!
Он злобно стучит костылями, унося тощий зад навстречу светлой мечте. Кажется, я потерял единственного друга.
– По какому поводу ругачку устроили?
Я вздрагиваю от неожиданности и тут же расплываюсь в улыбке. Раздвинув ветки, на меня смотрит Марго.
– Сигареты не поделили? – усмехается она. – Я неподалеку окурок видела. Принести? Свеженький, еще не затоптали.
Горькая обида слизывает улыбку с моих губ. Я совсем не такой, как она думает, я совершенно другой. Сейчас докажу! Она должна это видеть! Я напрягаю руки, приподнимаюсь и отталкиваю коляску. Ноги, как сухие палки, пару секунд держат равновесие, а потом ломаются в коленях. Я рухнул бы на четвереньки, если бы Марго не подхватила меня.
– Ты чего? – пугается она.
– Я буду ходить.
– Серьезно?
Она держит меня подмышки, я чувствую ее вздымающуюся грудь, а теплое дыхание оставляет влажный след на моей шее. Сейчас или никогда!
– Буду. Помоги. – Я обнимаю девушку за плечи, опираюсь и делаю шаг. Потом еще один.
– Вот это да. Ты же безнадежный.
– Кто сказал?
– Да так, слышала где-то.
– Я не безнадежный. Я докажу.
– Тогда вперед.
Я стискиваю зубы, пот катится по напряженной спине. Ноги отказываются подчиняться, но я не могу признаться в беспомощности.
– Ты тяжелеешь, Солома. Давай к коляске.
– Нет. Еще! – И я шагаю. Но сил совсем не осталось. Кажется, это всё.
Марго усаживает меня в коляску, переводит дух и улыбается.
– Ты меня удивил, Солома.
– Мышцы, – я ожесточенно мну свои ноги, – они еще слабые. Мне надо тренироваться.
– Я тоже тренируюсь. Хочешь, буду помогать тебе, Солома?
– Нет, Марина.
– Почему?
– Потому что я не Солома. Меня зовут Паша!
Она фыркает и передергивает плечи. Я вижу ее спину.
– Вообще-то я к Ате пришла.
Она ухаживает за котенком и рассказывает о себе. Я узнаю, что у нее была мама и младшая сестренка Катя. Они впервые поехали в Египет, приземлились ночью, но до отеля не добрались. Автобус врезался в опору моста. Катя умерла спящей. Она еще не умела говорить, и когда ее спрашивали, как тебя зовут, отвечала: Атя.
Марго нежно гладит рыжий живой комочек.
– Сестренка была рыженькой? – догадываюсь я.
– Катя была золотой.
Сестренка, котенок – эти слова рождают неясные воспоминания. Я уже видел в своем кошмаре маленькую девочку. Она была рядом со мной, когда надвигался самосвал. На ее руках был…
К черту кошмар! Я отгоняю мрачные мысли.
– А мама? Что с ней?
– Мама тоже погибла. А мне повезло. – Марго иронично показывает на то, что осталось от руки. – И вот уже пять лет, как я здесь.
– А я грохнулся об «камаз». Его долго чинили, – пытаюсь шутить я.
– Слышала. – Марго поворачивается ко мне без тени улыбки. – Я помню, как ты появился. По глазам вроде сильный, а по ночам ревел.
– Это было давно!
– Я тоже ревела. Помню, проснусь среди ночи и понимаю, она уже никогда не вырастет.
Мы смотрим друг другу в глаза, не улыбаемся, не моргаем, словно играем в игру «кто кого переглядит». Я поднимаюсь на руках, переношу вес тела вперед и отпускаю коляску. Ноги распрямляются. Марго стоит на моем пути.
– Уйди, – говорю я, стараясь держать равновесие.
– Ты в праве сам набивать шишки, но со мной дело пойдет быстрее. – Она ловко подныривает под мою руку и обнимает за талию. На ее другой, короткой руке примостился котенок. – Давай, Паша.
Круг из двадцати шагов, пройденный за пять минут, стал моим Эверестом.
7
Звонкий смех девушки катится по коридору, втискивается в стеклянные плафоны, пытаясь превратить их в гулкие колокольчики. С давно немытых светильников даже пыль слетает.
Свернуть было некуда. Преподаватель Денис Голубев отвел хмурый взгляд и прошел мимо смеющейся парочки.
Ну, чем этот урод мог рассмешить девчонку? Он жалкий колясочник, а она телка с упругими ляжками. Неделю назад орбиты их интересов не пересекались, как Венера и Марс, а сейчас Марго помогает Соломе выехать на прогулку. И хохочет, будто это ей в радость.
После неприятного случая в кабинете физиотерапии Дэн избегал смотреть в глаза Соломатину. Он мучился вопросом. Что это было: его микроинсульт или дьявольское колдовство упрямого чертенка? Так или иначе, подросток разрушил его план и победил, а этого нельзя прощать. Иначе даст трещину оточенная система, которую создал он, Денис Голубев! Солому надо унизить и растоптать, чтобы другим не повадно было! Еще раз переломать его упрямое тело. А то инвалид, похоже, умудрился даже встать с кресла. Недаром Валентина Николаевна говорила о каком-то прогрессе у Соломатина. Этого нельзя допустить!
«Всё должно идти так, как задумал я! Пять лет мои планы в этих стенах не давали сбоя».
Дэн юркнул в пустой класс и затаился у окна. Мстительный взгляд прощупывал двор. Так и есть. Парочка свернула в кусты за помойкой. Как и вчера. По два раза в день туда ездят. Чем они там занимаются? Почему так расцвел Солома? Парень сияет, словно его поцеловала радуга счастья? Калеку надо грохнуть об землю, пока у него не выросли крылья. Кисель, тоже хорош, не смог уболтать дружка отдаться в умелые руки. И что теперь делать? Время поджимает, Тиски ждет и скоро проявит недовольство. Колясочника ему подавай. Не сломленного Вонючку, а упертого подростка со странным пугающим взглядом. И Марго не по делу дорожку перешла. Пора телку сплавлять быкам на обкатку.
Дэн набрал телефонный номер Кабана.
– Привет Кабан, это Голубев, из интерната, – тихо сказал в трубку Дэн.
– А-а, Голубок, – отозвался насмешливый голос.
Дэн в сотый раз проклял свою фамилию. Наградил же папаша клеймом! Устроить, что ли, фиктивный брак с какой-нибудь Орловой или Волковой и взять фамилию жены? Надоели откровенные намеки. Хотя таким, как Кабан, с большой колокольни на закорючки в паспорте.
– Чего тебе, Голубок?
– Новую ампути, надо объездить, – спохватился преподаватель. – Длинноногая девчонка без руки.
– А на мордашку как?
– Хорошенькая.
– Сам так решил? Ты же специалист по юнцам.
– Я в красоте разбираюсь! – обиделся Дэн, но тут же перешел на заискивающий тон: – Телка клеевая, в самом соку.
– Лады. Мы порезвимся. Правда, брат? – На заднем плане эхом заржал Моня.
Дэн знал, что мало похожие друг на друга Кабан и Моня на самом деле, известные в Верхневольске родные братья Саша и Дима Ручкины. Пьющая мать нагуляла их от разных мужиков. Старший Кабан прошел тюремные «университеты», там не облажался, и Савчук забрал земляков под свое крылышко в Москву.
– Когда передашь, телку? – спросил Кабан.
– Да хоть сегодня. Надо подъехать после восьми вечера с заднего двора. Девчонка будет там. Ее зовут Марина Андреева, откликается на Марго.
– Телка в теме?
– Была бы в теме, заранее не сплавлял. Пару деньков ее у себя подержите, а я пока паренька приготовлю. Потом обоих переправите в Москву.
– Подержим за все места, если девка стоящая. В прошлый раз ты такую мымру подсунул. Без ноги, да еще, дрянь, кусается. Пришлось ей зубки проредить.
– Марго фэйс не трогайте. Зачем товар портить.
– Как получится, Голубок. Если с нами нежно – на кой нам грубить.
Дэн замялся:
– Есть маленькая просьба.
– Чего еще?
– Пустяки. Для вас – раз плюнуть.
– Ты не финти, излагай.
– Парнишка попался упертый.
Дэн посмотрел на кусты, за которыми скрылся взбрыкнувший Соломатин, и объяснил, что требуется с ним сделать.
8
Рыженькая Атя упрямо хромает на трех лапах и повсюду тычет любопытную мордочку. Отлеживаться в коробке котенку надоело.
– А кость у нее срастется? – спрашиваю я.
– Должна, – отвечает Марго с некоторым сомнением.
Девушка идет впереди. Я вращаю колеса инвалидной коляски и наблюдаю, как бронзовая кожа ее ног то и дело касается края юбки. Сколько же томящей красоты в простых движениях.
– А как твои ноги? – Марго оборачивается.
Я в смущении перевожу взгляд на свои колени. Я только что протопал за кустами несколько кругов и с гордостью ощущаю теплую ломоту в бедрах. Еще неделю назад это казалось несбыточным счастьем, а сейчас я мечтаю бежать за смеющейся девушкой по луговой траве, как в фильмах про любовь.
Котенок издает жалобный писк. Марго подхватывает Атю, свалившуюся в канаву. Благодарная мордочка жмурит глазенки и ластится к ее груди. Эх, мне бы так! Как я завидую несмышленому животному.
– Показать бы ее ветеринару, – вздыхает девушка, гладит Атю по шерстке и чмокает в носик.
О, боже! Теперь я готов поменяться с котенком судьбой.
В наш тихий мир врывается рокот двигателя, с дороги сворачивает большой черный джип. Машина нагло расталкивает вечерние сумерки и неожиданно останавливается рядом с нами. Хлопают дверцы. По бокам джипа вырастают две фигуры в черных футболках и кожаных куртках. Один высокий жирный увалень, другой кряжистый крепыш с мышцами вместо шеи.
– Опаньки! Вроде про них болтал Голубок, – лениво изучает нас крепыш с лицом, похожим на помятое ведро. Ему около тридцати. Его пустые глазки над сломанным носом упираются в меня.
– Ничего киска, – сплевывает жирный, рассматривая отнюдь не котенка, а Марго. Он моложе напарника, улыбается слюнявыми губками и вежливо интересуется: – Марина Андреева?
Мечты наших малолеток начинаются именно с этого. Подъезжает добрый дяденька на дорогой машине, зовет ребенка по имени и говорит: «Я твой отец. Прости, что раньше не мог приехать». Это в детдома к памперсникам заглядывают усыновители с конфетами, а к нам школу-интернат для инвалидов фиг кто пожалует. Разве что заблудший папаша. Марго даже подалась навстречу приоткрытым стеклам автомобиля, но тут же остановилась. Во-первых, перед нами стояли молодые мордовороты, а во-вторых, она помнит, что ее папашу алкаша упекли в тюрягу за постоянные избиения жены и дочерей.
«Помятое ведро» уловил ее первую реакцию и качнул ладонью высокому:
– Пакуй телку. А я пацана обработаю, как Голубок просил.
Осклабившийся увалень с явным удовольствием грабастает Марго и тащит в машину. Котенок шлепается на асфальт и пищит от боли. Марго брыкается, отбивается и сыпет ругательствами.
– Заткни ее, Моня! – раздраженно приказывает крепыш.
Высокий по имени Моня накрывает толстой лапой рот девушки. Не тут-то было! Марго впивается в него зубами, Моня взвизгивает и жалуется старшему:
– Кабан, она меня укусила!
– Что ты цацкаешься! – Кабан накручивает на кулак девичьи волосы и пригибает Марго к земле. – Тащи скотч, лепи пасть и клешню.
Нет! Хрен вам!
Я что-то кричу и разгоняю коляску, метя в толстые бедра Кабана. Попадаю колесом. Тому хоть бы хны. Он отталкивает меня и заклеивает Марго рот.
– Займись калекой, Моня!
Я снова хочу ударить коляской, но меня перехватывают длинные руки. Моня бурчит под нос, словно вспоминает инструкцию: «Переломать ноги, но не портить фейс». Он оценивающе смотрит на мои ножки-палочки, хмурится от непонимания. «Зачем калечить калеку? Это не по понятиям», – слышу я. Моня поднимает правую ногу, и огромный ботинок толстой подошвой обрушивается на мою коляску. Я отлетаю, опрокидываюсь и скатываюсь в канаву. Сверху шлепается груда железа, еще недавно служившая мне единственным средством передвижения.
От страха я не понимаю, что происходит. Почему они упомянули Дэна Голубева? Куда тащат Марго?
– Оставьте ее! – кричу я.
Кабан даже не оборачивается. Моня ухмыляется и помогает ему запихнуть девушку в машину. Марго отчаянно сопротивляется. Ей залепили рот, примотали к телу здоровую руку, но она продолжает брыкаться. Я выползаю на обочину, проклиная собственное бессилие. Раздается какой-то особенно злой удар. Марго затихает, и я слышу лишь сопение и ругань бандитов.
– Сегодня мы на ней за всё отыграемся, – решает Кабан.
– Кинем на пальцах, кто первый? – предлагает Моня.
– Остынь, братан, вместе начнем. Поимеем во все дырки, – обещает Кабан, садясь за руль.
Хлопает дверца, урчит двигатель. Сейчас они увезут Марину, она исчезнет из моей жизни и достанется похотливым ублюдкам! Ни за что! Я не хочу, чтобы это произошло! Я не допущу этого!
Тяжелый автомобиль трогается и начинает разворачиваться. Над опущенными стеклами видны ухмыляющиеся рожи. Я сверлю взглядом их затылки и чувствую, как вскипает ненависть. Сознание формирует податливые копии бандитов. Огненный шарик в голове накидывается на их глиняные образы и превращает в керамические фигурки.
Застыньте!
Машина, делая разворот, не вписывается в узкую дорогу и ухает передними колесами в канаву. Двигатель глохнет. Я стою на четвереньках и жду появления мощных озлобленных противников. Но в салоне автомобиля лишь глухо бумкает шансон.
Я плетусь к джипу, дергаю дверцу. Никаких окровавленных тел. Двое врагов застыли оцепеневшими, как я и хотел. Девушка безвольно покоится на заднем сиденье.
– Марина, – зову я, срывая скотч с ее губ.
Девушка не шевелится. Я замечаю пластиковую бутылку в дверце и плещу ей воду в лицо. Марго вздрагивает и открывает глаза. Я радуюсь, освобождаю ее руку. Она приподнимается и испуганно озирается. Двигающиеся зрачки Кабана показывают, что он видит нас и понимает происходящее.
Марго толкает Кабана, тот заваливается на дверцу.
– Что с ними? – удивляется она.
Я догадываюсь, что, как и Дэн, они парализованы. Однако это временный паралич, скоро оцепенение спадет, и они обрушат на нас удесятеренную ненависть.
– Нам пора уходить. Давай, я помогу.
– Ты? Мне?
Марго выходит, опираясь на мою руку, слышит писк Ати и спешит к котенку. Когда я выбираюсь на дорогу, она тискает его и сокрушается:
– Атя упала и снова повредила лапку. Она только-только начала срастаться. Изверги. Почему они напали на нас?
– Они упоминали Дэна. Это он их подослал. Он мстит мне.
– Тебе? Но при чем тут я?
Мне было всё понятно, но как объяснить ей? Как передать словами то, что Марина для меня значит?
– Дэн видел нас вместе и понял.
– Что он понял?
Я нахожу сравнение.
– Ты ценишь котенка, а я тебя. Только в сто раз сильнее.
Серые глаза удивленно смотрят на меня. Странные девчонки, даже то, что бандиты обездвижены, производит на нее меньшее впечатление, чем признание в очевидном чувстве.
– Ты ценишь меня. Как это понимать?
– Да так и понимай! – Я не смог подобрать другой синоним слову «люблю».
Марина смущается, смотрит на джип.
– Надо рассказать про этих козлов.
– В интернате? Бесполезно! Они напали с ведома Дэна. Так уже было. Помнишь, как исчезли Плюха и Белочка.
– Объявили, что они сбежали.
– Белочка без ноги, как она может сбежать!
– Говорили, что она напросилась к водителю-дальнобойщику.
– Про тебя бы тоже подобное сочинили.
– И что нам делать?
– В интернат нельзя. Там сволочь Дэн, бандиты скоро очухаются, и он снова нас сдаст. Надо спрятаться в городе.
– Бежать?
– А тебе понравилось в их лапах?
В машине кто-то зашевелился.
– У нас мало времени. – Я топаю по дороге, удаляясь от интерната, и прикидываю, надолго ли хватит моих сил.
– Подожди! – Марго сует мне котенка и спускается к машине. Возвращаясь, она хлопает дверцей, но удар какой-то мягкий. Из ее ладони торчат денежные купюры. – Вот, у высокого забрала. А квадратного дверью приложила, он гад мне чуть волосы не выдрал.
Марго шагает размашисто и упруго, а я с трудом переставляю плохо гнущиеся конечности. Мы порвали с прежней жизнью и удаляемся в неизвестность. Хотя, цель есть. Вот до того поворота бы успеть, пока бандиты не пришли в себя. Там где-нибудь спрячемся.