Глава 3
1
Елена проснулась словно от толчка и даже вздрогнула перед тем, как открыть глаза. Открыла – и секунды две соображала: где она, на каком свете?.. Вернувшись к действительности, тут же схватила телефон и набрала номер сына:
– Костя!
– Да, мама?
Ф-фу… Елена перевела дух, стряхивая остатки сна.
– Ты где?
– На площадке.
На территории имения Студенецких была, разумеется, оборудована и спортплощадка.
– Хорошо. – Елена взглянула на часы и добавила: – Скоро ужинать, не забывай.
– Да. Но папы еще нет.
– Приедет. Не опаздывай.
Она подошла к оконному проему и долго смотрела на ухоженный парк, погруженная в свои горькие мысли:
«Прошлого не вернуть. Будущего нет. Нет?.. Да вот же оно, будущее: жить ради сына, пока он не станет взрослым, женится, у него начнется своя, далекая от тебя жизнь… А тебе, Елена Сергеевна, собственно, на том можно и помирать».
От этой мысли слезы подступили к глазам, спазм перехватил горло. Елена сглотнула и резким движением руки смахнула слезы. Ну нет, не дождетесь! Будем жить. Что бы ни было, будем жить! А память… Ну что ж, она останется, и никто об этом не будет знать, кроме нее самой.
2
– Кого подозревать! – криво усмехнулся Студенецкий. – Ну, вы же понимаете, при моем статусе недоброжелателей хватает.
– Конкуренты?
– И они тоже. Но вряд ли они стали бы заниматься такими штуками.
– Это верно, – согласился Михеев. – А кроме них?..
– Есть и другие, вплоть до уволенных. Мало ли среди них придурков… всякие там патологические правдолюбы, сутяги… ну, понимаете.
Против этого тоже не возразишь, и Артем задумался.
– Ну, – сказал он, – давайте порассуждаем, насколько знаком с вашим бытом предполагаемый Икс. Он знает, где вы живете, как ездите на работу…
– Ну, это невеликие секреты.
– Согласен. Но звонок домой – надо же знать ваш домашний номер!
– Знаете, мне только сейчас почему-то пришло в голову, – встрепенулся Глеб. – Был у меня когда-то компаньон. Хороший парень, разумный, работоспособный. Но соблазнился быстрым заработком: пустить деньги в оборот под проценты. В общем-то, там действительно светил хороший куш, но риск был велик. Он обратился ко мне за советом…
– Как его звали? – перебил его Артем.
– Андрей. Андрей Тропинин, – как-то странно посмотрел на детектива Глеб. – Я сказал: решать тебе, но я бы не рискнул. Он не послушал, вложился. И прогорел. Действия его были квалифицированы как мошенничество в особо крупном…
– Ого!
– До десяти лет. Прокурор на суде и просил десятку, судья нашел смягчающие обстоятельства, снизил до восьми. Но и это, сами понимаете, не праздник. Жаль парня. Но… – Глеб прервался, нахмурился. И после паузы добавил: – Но он вообразил, что это я его подставил.
– А смысл какой?
– В том-то и дело, что формально смысл был, – многозначительно усмехнулся Студенецкий.
И разъяснил, что в уставе компании имелся хитрый пунктик, предусматривавший при наступлении форс-мажорных обстоятельств переход всех активов выбывшего компаньона к другому. Эта мера была своеобразной страховкой, а вообще между Глебом и Андреем царило джентльменское согласие.
Приговор суда также присутствовал в перечне форс-мажоров, хотя оба были уверены, что с ними такого никогда не случится. Но вот – от сумы да от тюрьмы…
– Разумеется, я уверял его, что все его активы вернутся к нему в должной пропорции, и, ведя дела, строго отсчитывал его половину. Плевать мне, кто там что думает на этот счет! Да, формально мотив есть: ищите, кому это выгодно, классика жанра… Но тогда, черт возьми, у каждого мужа, каждой жены есть мотив, ибо им выгодна смерть супруга, не так ли?!
– Не так, – возразил Артем. – Но это к делу не относится. Теперь позвольте вопрос: правильно я понимаю, что этот самый Тропинин должен был уже выйти из заключения?
– Нет. – Глеб с вызовом взглянул прямо в глаза Артему. – Формально да, но… Он умер.
3
Тяжкое мертвое слово из уст Глеба упало как-то так, что и Артема при всем его жизненном опыте передернуло.
– Умер, – повторил Глеб. – При… не знаю, при каких обстоятельствах.
– Там, в зоне?
– Да.
– Как вы это узнали?
– Признаться, точно не помню, – пожал плечами Студенецкий. – Связь с ним прервалась, когда его увезли на этап…
– Где отбывал?
– Не знаю. – В голосе Глеба прорвалась досада. – В Сибири где-то.
– Стало быть, никаких достоверных подтверждений, что он умер, нет?
– Выходит, что так.
– И вы допускаете…
– Допускаю! И не только это. Вообще допускаю все, что угодно. Посему я к вам и обратился, как к одному из лучших детективов.
– Ладно, – сказал Артем, после чего пошел разговор сугубо технический. Он посоветовал бизнесмену усилить охрану и установить дополнительные видеокамеры близ дома и офиса – самые рутинные и дежурные меры. Ну и, сказать правду, дело захватило его. Но внешне это никак не проявилось: Артем Михеев умел владеть собой.
Обговорив детали, партнеры подтвердили свои обязательства.
– Значит, я надеюсь, что завтра аванс будет на счету? – перед тем как попрощаться, вежливо спросил Артем.
– К вечеру, – пообещал Студенецкий.
Артем знал, что впечатления должны перебродить, устояться в нем, прежде чем он возьмется размышлять. Поэтому он сначала отдохнул, растянувшись на диване и стараясь ни о чем не думать, а когда дневная усталость отступила, занялся основным этапом работы, то есть постарался скрупулезно, до мельчайших деталей восстановить в памяти диалог со Студенецким. И чем дальше, тем отчетливее Артем сознавал, что в разговоре Глеб играл – как артист в театре, и достаточно умело.
Но в чем подтекст? Михеев стал прокручивать в голове отдельные эпизоды разговора…
Стоп! Вот оно. Поймал!
Артем вскочил, в волнении прошелся по комнате и снова сел.
Он вспомнил момент, когда Глеб заговорил об Андрее, и совершенно ясно понял: коммерсант к тому и подводил, чтобы о нем заговорить. С самого начала, может быть все две недели, Глеб подозревал этого загадочного Андрея, якобы покойника, в странных событиях, происходящих с ним.
Стало быть, надо разузнать самому о судьбе некоего Андрея Тропинина, некогда осужденного за мошенничество в особо крупном размере. Это, конечно, можно, если подключить Львова… да тому-то какой резон этим заниматься! Своих дел выше крыши.
И здесь такая мысль озарила Артема, что он замер.
4
Елена поймала себя на том, что ждет возвращения мужа как что-то неприятное, но неизбежное. Ожидание было тягучим, нудным, оно словно высасывало из женщины силы – черт подери, уж скорее бы пришел, что ли!..
Странная лень овладела ею. Костя сидел в своей комнате за компьютером, прислуга возилась внизу… а хозяйка роскошного дома с унылым видом сидела в кресле, и песчинки времени бесшумно сыпались и сыпались на нее.
Наконец во дворе послышался звук подъехавшей машины, и Елена, преодолевая слабость, подошла к окну. Ворота уже закрывались, а черный «Инфинити» медленно заезжал на стоянку. Она решила, что тянуть нечего, и спустилась вниз.
Муж и жена встретились на первом этаже в колонном зале, предназначенном для торжественных приемов.
– Добрый вечер, – поздоровалась Елена, ничем не выдавая своего настроения.
– Здравствуй, – вполне корректно ответил Глеб.
– Ужинать будешь?
– Что?.. Ах, это. Нет, спасибо. Пришлось в ресторан пойти с партнером, перекусили. Не беспокойся. Костя дома?
– Да, конечно.
– Ну, я к себе, надо поработать.
Все это говорилось мирным с обеих сторон тоном.
У Елены как камень с души свалился. Она сама не знала, чего ожидать от минуты встречи, а все разрулилось так просто и даже дружелюбно…
Почти.
– Я буду у себя, – сказала она, направляясь к своей комнате.
Муж кивнул и тоже удалился.
Зайдя к себе, Елена принялась задумчиво прохаживаться из угла в угол. Черт возьми! А может быть, не так уж все плохо?! Прошлого не вернуть, от будущего никуда не деться – так уж пусть это будущее будет таким… хотя бы сносным, что ли? Попробовать! Начать все снова!..
Сбросив пиджак и галстук, Глеб долго сидел в рабочем кресле.
Странная мысль блуждала в тайниках души, как подземная волна, способная грозно вырваться наружу – землетрясением, извержением вулкана… И он каждой своей клеточкой ощущал приближение этой волны.
Вспомнив, что у него есть бутылка с армянским коньяком, Студенецкий вскочил, раскупорил емкость и глотнул прямо из горлышка – грубо, по-плебейски, даже не ощутив дивный аромат и богатейшее послевкусие. Но черт с ним! Главное – коньяк горячо ударил в голову, и он вдруг понял, что надо делать.
Написать! Изложить все на бумаге. В прямом смысле. К черту все эти компьютеры! Перо, бумага – только так. Но с чего начать?.. Да с того, что есть, с него и начать!
Что чувствует убийца? Ничего. В том смысле, что эта гамма чувств не сравнима ни с чем, ее в этом мире как бы нет. Она принадлежит иному миру… если ее и сравнивать с чем-то, так только с ливнем, но с таким, как будто океан хлынул с небес и снес все, что мог. Да, это другой мир, бушующий, ревущий, другое измерение пространства!..
И ты другой.
Это самое главное. Переступить черту. Я прямо вижу ее. Это не бездонная пропасть, не стена до неба. Совсем нет! Просто черта, даже не краской, не мелом, а просто палкой прочерченная по земле. Пустяк.
Шагнул, и все. Чего проще? И все же большинство замирает перед ней в оцепенении. Табу! Запрет. Мышление дикаря, хоть и в современном обличье. Нельзя – и все. И разум отключается.
На этом запрете строится все здание цивилизации. В общем-то, правильно. Эта черта должна быть границей магического круга, за которую не дано заходить большинству.
Но есть те, кому позволено выйти. Кто способен. Их единицы, но больше и не надо. Это мы.
Я еще не встречал других, но знаю, что они должны быть. Пока же я знаю одного: себя. Имею право! Я разорвал заколдованный круг. И я живу уже в другом мире, дышу иным воздухом. Воздухом свободы.
Шаг за черту! Он был для меня совсем не труден. Я убедился, что все табу – лишь внутренний страх, призрак, вселенный в мою душу. Я сделал шаг – и призрак исчез. Отныне я сам работаю со своей душой и со всей этой жизнью. Я тот, кто решает, как этому миру жить.
Рука чуть было не дернулась написать: убийца. Но что-то остановило ее, и Глеб язвительно рассмеялся. Ишь ты! Стало быть, не все еще табу переступил, зря хвалился…
Но некто услужливый, невидимый тут же горячо шепнул в ухо: ну какой ты убийца? Убийца – значит, злодей, а ты разве делал зло?.. То-то и оно!
Готов ли я услышать о себе: убийца? Да, готов. Легко! Услышу – и отвечу спокойно, с достоинством: нет. Разве воин – убийца? Разве судья, выносящий приговор, – убийца?!
А ты – воин? Ты – судья? – тут же спросят меня. И я вновь отвечу достойно: да. Я – воин и судья большого мира.
Впрочем, вам этого не понять. Я делаю ваш мир лучше… хотя, сказать по правде, для меня это не главное. Главное – мой мир, который я создаю для себя. Я меняю себя, выхожу за черту, за кем-то положенные пределы, их больше нет для меня. Это мир без границ, это бесконечность…
– Глеб! – вдруг ворвалась в комнату Елена. – Глеб, слушай!..
– Куда?! – взревел он, вскочив. – Какого черта, кто позволил!.. – И бросился к ней с искаженным бешенством, совершенно сумасшедшим лицом.
Елена такого никогда не видела! Она замерла в страхе. На миг ей почудилось, что перед ней не муж, а кто-то совсем чужой. А еще через миг – глупая мысль! – что это и не человек, а какой-то демон. Ничего похожего на Глеба! Где его красивое лицо, где синие глаза?! Это существо надвигалось на нее, хрипло выкрикивая:
– Прочь! Вон отсюда! Кто разрешил входить без стука? Прочь, я сказал!
Ни слова не говоря, Елена развернулась и вышла, с силой хлопнув дверью.
Глеб стоял, тяжело дыша, отходя от вспышки. А когда начал соображать, даже пожалел о вырвавшихся грубых словах… но возмущение все еще кипело в нем. Он вяло выругался и вернулся за стол.
Творчество – тончайшая материя. Автора прервали, и творческий пыл исчез.
– Сбила, з-зараза… – проскрежетал он.
Перечитал написанное – оно показалось остывшим, совсем не тем, как поначалу. Момент истины ушел!
С полминуты он смотрел на бутылку, потом с гримасой отвращения поднес ее к губам и через силу стал пить.
Глава 4
1
В таксомоторной компании, где работал Николай, был принят посменный график: по двенадцать часов, с восьми до восьми, с утра до вечера. Отколесив дневную смену, Николай заехал в контору, сдал выручку, отчитался по бензину… Пока доехал домой (машина у него была своя), уже подходило к девяти.
Но настоящая работа еще не начиналась.
Таксист обитал в съемной «хрущевке-однушке» в тихом спальном районе. Жил одиноко, замкнуто, с соседями был вежлив, приветлив, но не более того. Дистанцию держал.
Поужинав, он с полчаса отдохнул, а в начале одиннадцатого решительно встал, включил ноутбук, подсоединил к нему фотоаппарат, из письменного стола достал несколько пухлых папок, а из них множество бумаг, исписанных, таблично расчерченных, и пачку фотографий. Все это было строго рассортировано, обозначено, подшито и так далее.
Николай заварил крепкого чаю, отхлебнул и углубился в бумаги.
Время летело быстро. Незаметно сгустились сумерки, превратились в ночь, а он ничего вокруг не замечал. Рассматривал снимки, рылся в Интернете, делал выписки, рисовал таблицы, сравнивал одно с другим. Застывал сосредоточенно, хмурился, покачивал головой, иногда что-то вычеркивал… Словом, ни дать ни взять ученый-исследователь. Особенно он задержался на двух фотографиях, транслированных с фотоаппарата на экран компьютера.
На одной были запечатлены трое мужчин на фоне машины – рядового белого «Шевроле», каких тысячи. Снимок плохой, поспешно сделанный, лиц совсем не разобрать, фигуры… ну, те еще как-то… но, в общем, все очень неудачно.
– Учись! – поморщившись, негромко произнес Николай.
На другой фотографии запечатлелось неказистое здание с вывеской «Автосервис». Он долго смотрел на оба снимка… потом взялся писать на разграфленном надвое по вертикали листе.
Время шло.
Николай трудился около двух часов, прежде чем вынудил себя остановиться. Не хотелось, работа спорилась… но завтра – то есть уже сегодня! – смена в восемь, а вставать в шесть.
Он выключил компьютер, собрал в том же неукоснительном порядке весь свой архив, спрятал в стол и стал готовиться ко сну.
Приняв душ, лег в кровать, заложил руки за голову и закрыл глаза, но сон никак не шел к нему, в голове роились всякие лишние мысли и воспоминания…
Женщина с мальчиком, которых он видел сегодня близ гастронома, возникли перед мысленным взором так четко, будто это было всего пять минут назад. Светлые волосы, тронутые легким ветерком, чуть прищуренные уставшие глаза…
Николай скрипнул зубами. Это лицо напомнило ему другое – моложе и без всякой усталости, без черточек скорби в уголках глаз и губ… Было, все было! Но где оно теперь?.. Нет его, и возврата не будет. И хватит об этом!
Елена ворочалась под покрывалом, все в ней кипело, бушевало, не давало покоя. Особенно обидным казалось то, что она влетела в кабинет к мужу с самыми добрыми намерениями, желая сказать, что хочет позабыть все плохое, начать жизнь с чистого листа… и в ответ такая адская реакция. «Как посмела! Кто разрешил без стука! Сколько раз я говорил!..» Да ни разу не говорил, урод. Как сумасшедший налетел… Кретин!
Елена злобно перевернулась на другой бок, скомкав простыню.
«Гад», – приглушенно прозвучало в тишине комнаты.
Память вновь услужливо нарисовала ту сцену, и Елена брезгливо поежилась. Но что-то задевало ее, нет, не искаженное злобой лицо мужа, а, скорее, дело в антураже кабинета… И даже не столько кабинета, сколько письменного стола. Что-то там было не так.
Не так, не так… Что же?
Чем-то это зацепило. Чем? Елена не могла понять, но и отцепиться уже не могла. Что там могло быть такого, на столе?..