Меня зовут Вит Мано… - Вит Мано 7 стр.

Вскоре после того, как я закончил свою работу летом в Карлсбадских пещерах (что в Национальном парке в штате Нью-Мексико), я купил билет в Фэрбенкс. Работа в этих пещерах была очень интересной: я преподавал подросткам экологию и такой предмет как забота об окружающей среде. Карлсбад – это знаменитые пещеры, где жили миллионы летучих мышей. Также в этом месте был уникальный климат, климат пустыни. Я спал на улице в том Национальном парке, когда мог. Я не боялся ни гремучих змей, ни пумы, ни сюрпризов пустыни: ведь я был бегуном и мог видеть большие площади в короткий промежуток времени.

Я особенно любил бегать перед заходом солнца, но также совершал многочасовые пробежки ночью, около своего дома. Мой летний коттедж находился в маленьком городке, называемом также Карлсбад. Он находился приблизительно в пятидесяти километрах от парка. Я бежал в течение многих часов подряд под звездами – и так же мог бежать даже жарким днем. Я просто любил ощущение подвижности и мне нравилось быть здоровым. Поэтому та жизнь, которую я вел в Карлсбаде, сильно отличалась от жизни на Аляске. Меня словно окунули в холодную и становящуюся все холоднее Аляску.

Я рисковал. В то время у меня не было денег. Люди работали в национальных парках больше из любви к своему делу, чем из-за денег. Но у меня было достаточно средств, чтобы купить билет до Аляски. Я вспоминаю Ошо: «Тот человек, который подходит с любовью, всегда найдет работу», – и понимаю, что поиск работы – это вопрос и любви, и страсти, и готовности делать то, что необходимо. Мне повезло: я нашел свою первую работу в течение нескольких часов, выйдя из самолета. Таков был мой подход: найти что-то, с чего просто можно начать, и уже, отталкиваясь от этого, двигаться вперед. Я знаю многих людей, которые сидят месяцами напролет, ожидая, когда прекрасная работа свалится на них с неба. Я категорически не согласен с этим. Мой подход заключался в том, чтобы просто прыгнуть в жизнь и начать уже хоть с чего-нибудь. Оттуда гораздо легче двигаться к чему-то лучшему.

Такой была моя жизнь. Я приехал к месту, куда всегда стремился в своих детских мечтах, с почти пустыми карманами. Затем через три часа после того, как я сошел с самолета, я уже работал на своей первой работе. В тот же день я нашел и съемное жилье. У очень приятной пары я арендовал квартиру на первом этаже. Мне дали время обустроиться и подготовиться к тому, чтобы найти работу учителем, из-за которой я туда и приехал.

Мне нравилось жить в Фэрбенксе. Фэрбенкс был не велик, и там было много открытого пространства, где я занимался бегом. Это было прекрасное дикое место, красивая природа вокруг. Было действительно здорово оказаться там. Именно в Фэрбенксе люди со всего штата Аляска искали преподавательскую работу.

У меня был выбор между двумя местами работы: одно было, по-моему, в местечке под названием Ситка, а второе – на Адмиралтейском острове. Я выбрал Адмиралтейский остров, потому что администратор в Ситке был очень консервативным человеком, фанатиком действующего тогда президента Америки Рейгана. А экологическая политика Рейгана мне не импонировала. Она не особо соответствовала моим представлениям о том, что хорошо для окружающей среды. Поэтому я не выбрал Ситку. Я не желал, чтобы надо мной стоял такой босс, с которым я находился бы в постоянном конфликте и при котором должен был скрывать свои истинные чувства. Поэтому вместо этого я поехал на Адмиралтейский остров, чтобы работать там с индейцами тлинкет.

Приехав туда, я отправился на поиски съемного дома к местным индейцам, а не туда, где были специальные жилые помещения для преподавателей, – и, как выяснилось, правильно сделал. Мои усилия были в высшей степени вознаграждены. Проблема была только одна – но очень серьезная. Зимой, или просто в холодное время года (а это около шести месяцев в году) было очень холодно. На Аляске в этот период невероятно холодно. Под домом моей соседки разом испортились все водопроводные трубы, потому что вода в трубах замерзла.

Домики на берегу острова – как и тот, в котором жил я, – отличались от остальных. Они были спроектированы таким образом, что во время прилива самое худшее, что могло произойти – вода пройдет под домом, но не разрушит само здание. Вот почему мой дом был построен так, что к нему еще нужно было подняться, чтобы добраться до задней двери. Но зимой в моем доме было так холодно. Отапливать его было очень дорого, поэтому мне пришлось отгородить кухню и ванную комнату от остальной части дома и жить в кухне: стоял такой холод, что невозможно было отопить весь дом целиком. А иногда обогреватель переставал работать, и тогда у меня бывала очень, очень холодная ночь – приходилось идти и заворачиваться во все одеяла, которые там были. Это был специальный обогреватель, и только один-единственный человек на острове мог починить его.

Но я жил в прекрасном месте, где меня окружала чудесная природа. Земля была необработанна, и я находил ее прекрасной. Почти каждый день я делал Динамическую медитацию Ошо. И каждый день я бегал по острову от своего дома до высадки на паром, где дорога кончалась: четыре километра туда и обратно, или восемь в целом. На дороге было пусто, если не считать одного дома и одного магазина. А в конце пути была свалка, где обитало множество орлов. Похоже, что только я один пользовался этой дорогой – если не считать тех часов, когда прибывал паро́м. На снегу виднелись лишь мои следы. Глубина снега часто составляла около метра, так что это была непростая задача – попытаться бежать, попадая в свои же следы, чтобы сделать бег проще. Там был небольшой родник, из которого я пил ледяную воду. На вкус она была очень хороша, особенно ночью.

Вот таким я был человеком: когда я решал, что хочу что-то делать, я делал это – будь то дождь, или солнце, или снег, или ветер, я это делал. И это давало мне силу. И я этому очень рад. Также по пути я видел очень много орлов – в этом смысле мне действительно повезло в то время. И мне посчастливилось много раз видеть китов из своего окна на кухне. Это было действительно здорово, место было по-настоящему невероятное. В общем, это было прекрасное место, замечательная природа, понимаете…

В школе, где я работал, хотели, чтобы я остался на этой должности. Им нравился я и то, как я отдавался своей работе. Меня привлекала Аляска, но я сказал им: «Нет. Теперь мне пора ехать назад, пора возвращаться к Ошо». Я намеревался закончить все, что было необходимо, чтобы отправиться к Ошо. До этого я провел в Индии рядом с ним три месяца, и, уезжая, я сказал, что вернусь через три года. Я сказал: «Мне нужно три года, чтобы закончить все то, что я хочу в жизни, и потом я вернусь навсегда». Помню, как Ошо улыбнулся тогда. Я был немного глуп, когда принимал это решение. Если бы я был умнее, я бы просто остался там. Я не знал, что жизнь не будет ждать, – но в тот момент я уже окончил университет, и мой разум был переполнен разными вещами.

Вначале я не знал, сколькому я мог научиться, насколько я мог трансформировать себя, находясь рядом с Ошо. Это пришло много позже – через медитативный опыт и обретение нового уровня энергии, когда я начал осознавать силу своего потенциала. Но вначале я был в неведении относительно всего этого. Я думал: «Хорошо, дайте мне поехать и все закончить». Но, знаете, жизнь не такая. Она не ждет, пока мы завершим все свои планы. И все поменялось. Ошо больше не был в Индии – он переехал в новый медитативный кампус, и уже нельзя было физически к нему приблизиться[1], как прежде. Когда я впервые приехал к нему, можно было сидеть рядом с ним, и он давал вам энергию даршан, можно было задавать вопросы и вести личную беседу… Даршан – это (по крайне мере для меня) глубокий медитативный опыт. Но позже все изменилось.

Аляска очень красивая, очень большая, и вокруг меня была дикая природа. По вечерам я делал Кундалини – медитацию Ошо – на поле для гольфа. Там было немного диковато, и эта заставляло меня беспокоиться: «А вдруг появится медведь? Или лось? Откуда ждать опасность?» На том поле было очень темно – жутковатое место. Я плавал в реках Аляски, и все происходящее воспринимал как приключение… И я был счастлив жить так, как мне хотелось. Я никогда не винил никого за трудности в жизни. Я полагаю, что все – мой выбор. Если я должен ради чего-то работать, должен что-то делать, я буду это делать. И я думаю, мне в этом отношении повезло, потому что я чувствую: если ты хочешь быть действительно хорошим человеком, медитации Ошо помогут в этом.

Итак, тот год, проведенный на Аляске – это был чудесный год. Я преподавал в школе, был так здоров, получал такое удовольствие от жизни, и ученики любили меня… Они говорили, что школа, в которой я преподавал, была лучшей во всем штате. А директор говорил, что это была образцовая школа во всей Аляске. Они не знали, что именно я делал, но знали, что со мной дети учились быстрее всех и были счастливее всех. А что я делал? Ничего особенного: я просто использовал медитации Ошо для того, чтобы развиваться в качестве учителя. Я знал, что на этом острове родители всех детей выпивали. И чувствовал, что многие дети были обижены, напуганы и им не хватало заботы. Так что я позволял им много двигаться в перерывах между традиционными занятиями и даже во время них. И когда они выглядели напряженными, сонными, были в плохом настроении или лезли в драку, я говорил им отложить учебник и две-три минуты делать определенные упражнения. После этого они выглядели радостными. Еще бы: мы бегали, прыгали вокруг друг друга, смеялись. Они были напряжены, а эти упражнения помогали их эмоциям открыться. После этого они чувствовали себя отдохнувшими. А когда они опять садились за парту, то схватывали информацию гораздо быстрее. Так, я очень подружился с детской энергией. И, подружившись с этой энергией, заботясь о физических потребностях этих детей, – чтобы они достаточно двигались и выражали себя, – мы провели вместе их лучшие годы.

Все были счастливы. Родители были счастливы. Они хотели, чтобы я пробыл на Аляске подольше, но мне хотелось поехать и найти Ошо в том месте – так называемом Поле Будды[2]. Это поле было создано всеми, кто жил рядом с Ошо и делал его медитации.

В тот год (сразу после моего отъезда с Аляски) я был очень глубоко погружен в медитационную работу. И я самостоятельно отправился в медитационный кемп на целый месяц – один в американской пустыне в Аризоне, недалеко от границы с Мексикой. Там находилась большая территория Национального парка дикой природы, который был пуст и безлюден, если не считать кемпинга.

Я медитировал и днем, и ночью, под звездами. Это был по-настоящему прекрасный опыт и одновременно великий вызов: я делал много медитационных техник ежедневно, в этих жестких условиях, под палящим солнцем. Моя энергия становилась все глубже и глубже. С энергией происходило так много всего – были особые моменты… Я делал медитации днем и ночью, пытаясь открыть внутри себя как можно больше энергии. Мне было дано очень много значительных, более глубоких проблесков существования, и это было очень для меня важно. Для меня выполнение медитаций стало неким вызовом, я подходил к этому как к спортивной тренировке. И медитации многое мне дали. Они наделили меня невероятной силой. Чего в тот момент не хватало – так это того, как научиться взаимодействовать с людьми на более глубоком уровне. Это знание пришло позже, когда я был рядом с Ошо, в Поле Будды, – когда вокруг было столько любви, понимания и столько людей, – а также благодаря участию в терапевтических техниках, когда ты постепенно учишься раскручивать себя изнутри, будто клубок.

Мне повезло в жизни, потому что меня окружала прекрасная природа, и я наслаждался ей. Это настоящий подарок – в этом существовании столько прекрасных камней и растений, пейзажей, звезд… И это именно то, что я всей душой люблю.

США, ранние фото

Глава 4

Родственные узы

Первая трагедия в семье

Когда я учился в университете… В университете мне было немного одиноко. Для меня это были несчастливые времена. Отец совсем недавно повторно женился – и этот брак стал губительным для него… Перед свадьбой он спросил меня: «Это моя девушка, я хочу снова жениться, что ты об этом думаешь?» Я ответил: «Это твоя жизнь, делай, что хочешь». Но эта женщина пагубно повлияла на отца: она была алкоголичкой, и она разрушила все связи между отцом и его детьми. Она отталкивала его от всех… Это было грустно, и не было возможности защититься от нее.

Она была примерно его возраста. Но они оба пили, и она просто сеяла разрушительную энергию вокруг себя. У меня с моими братьями и сестрой началась нелегкая жизнь, но, тем не менее, мы еще теснее стали связаны между собой. Мы также были связаны с отцом, но его жена будто ревновала и всех отталкивала от себя, и ее дети унаследовали эту энергию. И мы просто… как бы… как сказать… Мы потеряли основу нашего дома – нашу связь с отцом. Это были мучительные несчастливые времена. Вместо того чтобы возвращаться из университета и приходить домой, где я мог бы побыть один, мог видеться с братьями, я шел в другую сторону – ведь там были она и ее дети. Энергия была разрушена.

Она была отвратительной женщиной – она кому-то отдала или продала мою собаку, а потом сказала мне, будто собака потерялась. Она солгала мне. Ужасный человек. Ей просто не хотелось заботиться о собаке – просто поэтому она взяла и избавилась от нее. Человек, у которого было хоть немного сочувствия в сердце, хотя бы дал мне шанс найти дом для моей собаки… Один из ее детей рассказал мне про тот случай с собакой. Она же ничего не рассказала мне. Я мог сам забрать собаку с собой в университет, найти там хозяина, который бы заботился о ней… Это была такая отвратительная энергия. Отвратительная, агрессивная энергия, которую жена моего отца распространяла повсюду.

Впоследствии эта женщина разрушила многое в жизни отца. И когда – где-то четыре года спустя – он умер, это было для меня шоком. Еще с самого детства у меня было то, чего я не сделал, не успел сделать до его смерти. И эти эмоции были зажаты внутри меня в течение многих лет. Когда я был моложе, отец мог злиться, мог кричать, он не понимал мою точку зрения – он не понимал таких вещей. И мои братья и сестра злились на него, потому что он не тратил на них столько денег, сколько следовало, и очень жестко подходил к своим обязанностям и ответственности, которую должен нести перед нами. Отец не заботился о нас так, как следовало, и в доме не было женщины, хотя она должна была быть. Он рассказывал мне о своей политической идеологии и был в какой-то степени политическим фанатиком: экономил на семье и тратил деньги на всякие политические нужды. Поэтому все в какой-то степени на него злились.

Но я был последним ребенком, который с ним жил, и я также мог видеть его внутренний мир – все это время я ни разу с ним не ссорился, потому что внутри я видел в нем… я чувствовал, что в нем была боль… Я думал: «Почему я должен бороться с ним? У него и так хватает проблем в жизни». Мне вспоминаются оба брата, ругавшиеся с ним… Но мы с отцом не ругались. Между ним и моими братьями были какие-то отношения – и, в каком-то смысле, возможно, отношения со мной были лучшими, потому что я был последним ребенком, оставшимся с ним жить.

И всякий раз, когда ему хотелось куда-нибудь поехать, я составлял ему компанию… Может быть, он ехал куда-то, потому что любил смотреть на большие корабли. В тот момент это было его радостью в жизни. Я не знаю, делает ли это кто-то теперь – просто едет смотреть на разные большие лодки, плывущие вниз по реке. Это было его увлечением. И он ехал, может быть, за четыреста километров, чтобы добраться до какой-нибудь большой реки или одного из Великих Озер и увидеть ту единственную лодку… И он спрашивал меня: «Ты хочешь поехать?» И хотя на самом деле я не был уверен, что мне этого хотелось, я всегда говорил: «Да». Я думал: «Это время с отцом – чтобы что-то делать вместе… нужно уделить этому время. Кто знает, какие есть в жизни взаимосвязи и что случится в следующий момент?» Поэтому я отдавал то время отцу: я ездил с ним практически в каждую поездку.