Зажжем три свечи трем душам когда доберемся.
Тропа, последние полмили, еще хуже, чем наверху, камни, большие, маленькие, перекрученные овраги тебе под ноги – Я уже начинаю всхлипывать от жалости к себе, матерясь разумеется – «Это никогда не кончится!» самая моя главная жалоба, совсем как я думал в дверях: «Как вообще может что-то кончиться? Но это лишь тропа Сансары-Мира-Страдания, подверженная времени и пространству, следовательно она обязана кончиться, но Боже мой она никогда не кончится!» и вот я уже больше наконец не бегу и не шлепаю ногами – Впервые я падаю изможденный вовсе не собираясь падать.
А лодка уже почти приплыла.
«Не дойду».
Я сижу долго, угрюмолицый и конченый – Не успею – Но лодка продолжает приближаться, это как цивилизация табельных часов, надо добраться до работы вовремя, как на железной дороге, хоть и не можешь успеть но успеваешь – Она была взорвана в горнилах железной вулканической мощью, мой Посейдон и его герои, Дзенскими Святыми с мечами разумности. Мастером Франкобогом – Я рывком ставлю себя на ноги и пытаюсь дальше – Каждый шаг не дается, не срабатывает, то что мои бедра выдерживают для меня загадка – шлёп —
В конце концов я загружаю свои шаги наперед, как будто ставлю что-то неимоверно тяжелое на платформу вытянутыми вперед руками, такое напряжение невозможно поддерживать – если б не босые ноги (теперь избитые в лохмотьях содранной кожи волдырях и крови) я мог бы трюхать себе и пробиваться вниз по склону, как валящийся пьянчуга почти совсем свалившийся никогда не сваливающийся совсем а если даже и так будет ли болеть как мои ноги сейчас? – не-а – надо толкать себя дальше вперед поднимая и опуская каждую коленку ногоколючками по лезвиям ножниц Блейковского Вероломства с червями и завываньями везде – пыль – я падаю на колени.
Отдохну вот так немного и пойду дальше.
«Э черт Eh maudit[11]» пла́чу я последние 100 ярдов – вот лодка остановилась и Фред резко свистит, нет ухает, индейское Хооо! на что я отвечаю свистом, заложив пальцы в рот – Он усаживается почитать книжку про ковбоев пока я заканчиваю спускаться – Теперь уж я не хочу чтоб он слышал как я плачу, но он слышит он не может не слышать моих медленных больных шагов – плёп, плёп – постукивают камешки отскакивая от круглого утеса, дикие цветочки меня больше не интересуют —
«Не дойду» вот моя единственная мысль пока я тащусь дальше, и эта мысль точно фосфоресцирующее красное зарево в негативе отпечатывается на кинопленке моего мозга «Надо дойти» —
53
Но все было в порядке, вода оказалась пронзительной и близкой и плескалась о сухой плавник когда я преодолел последний маленький карниз к лодке – Через него я перевалился и помахал с улыбкой, оставив ноги идти себе, волдырь в левом башмаке который я считал острой галькой впившейся мне в кожу —
Во всем этом возбуждении даже не соображаю что наконец вернулся к миру —
И нет в целом свете человека милее кто бы встретил меня у его подножия.
Фред старинный лесничий и объездчик любимый всеми как стариками так и молодежью – Угрюмо в ночлежных общагах он представляет вам совершенно опечаленную и чуть ли не разочарованную физиономию неподвижно глядящую в пустоту, иногда он даже на вопросы не отвечает, позволяет вам впитывать свой транс – По его глазам понимаете, а они смотрят далеко, что дальше видеть нечего – Великий молчаливый Бодхисаттва а не человек, в этих лесничих есть что-то такое – Старина Черныш Блейк его любит, Энди его любит, сын его Говард его любит – Вместо старой доброй душки Фила, у которого выходной, в лодке Фред, нацепивший невероятно длинный козырек, дурацкий чепчик, кепон с золотыми кнопками который он надевает чтобы прятаться от солнца когда пускается бороздить лодкой озеро – «Вон едет пожарный смотритель» говорят кнопкокепые рыболовы из Беллингэма и Отэя – из Сквохомиша и Сквонэлмиша и Ванкувера и сосновых городков и жилых пригородов Сиэтла – Они болтаются по всему озеру закидывая удочки на тайных радостных рыбок которые раньше были птичками но упали – Они были ангелами и пали, рыболовы, утрата крыльев означала нужду в пище – Но рыбачат они ради удовольствия довольной дохлой рыбки – Я такое видел – Я понимаю разверстый рот рыбки на крючке – «Когда лев рвет тебя когтями, пускай себе рвет… мужество такого рода тебе не поможет» – Рыба покоряется,
Старый Фред, ему только надо смотреть чтоб никакой рыболовский костер сильно не разгорелся и не спалил весь лес – В большой бинокль он оглядывает весь дальний берег – Неразрешенные туристы – Компании пьяниц на островках, со спальниками и пивными банками – иногда женщины, некоторые красивы – Великолепные плавучие гаремы в лодках с подвесными движками, ноги, все видно, ужасные эти женщины Сансары-Мира-Страданья что покажут вам свои ноги чтобы только крутнуть колесо еще дальше
Фред видит меня и заводит мотор подойти ближе к берегу, облегчить легко-заметно-удрученному мне – Первым делом он задает мне вопрос которого я не слышу и говорю «А?» и он заметно удивляется но мы призраки что проводят лето в уединенных глухоманях мы теряем всякое соприкосновение, становимся эфемерными и не здесь – Наблюдатель спускающийся с горы словно мальчик-утопленник снова возникший привидением, я знаю – Однако он всего лишь спросил
– Как там погода наверху, жарко?
– Нет, там сильный ветер, с запада, с Моря, не жарко, только здесь.
– Давай мешок.
– Тяжелый.
Но он перегибается через планшир и все равно затаскивает его в лодку, вытянув руки и напрягшись, и укладывает его на решетки днища, а я забираюсь и показываю на свою обувь – «Башмаков нет, смотри» —
Заводит движок пока мы отчаливаем, а я залепляю пятки пластырем предварительно отмочив их в течении за бортом – Ух, вода поднимается и бьется о мои ноги выше, поэтому их я тоже мою, до самых колен, и мои измученные шерстяные носки тоже намокают и я их выкручиваю и раскладываю сушиться на корме – опля —
И вот мы такие тарахтим обратно к миру, ярким солнечным и прекрасным утром, и я сижу на носовой банке и курю новые «Фарты-Верблюды»{57} которые он мне привез, и мы разговариваем – Мы орем – движок громкий —
Мы орем как и повсюду на свете Не-Опустошения (?) люди орут в рассказывательных комнатах, или шепчутся, шум их бесед сплавляется в один обширный белый состав святого наступившего молчания которое в конечном итоге вы будете слышать вечно когда научитесь (и научитесь не забывать слышать) – Так почему бы и нет? валяй ори, делай что хочешь —
И мы говорим об оленях —
54
Счастье, счастье, бензиновый дымок по озеру – счастье, книжка про ковбоев которая у него с собой, которую я мельком просматриваю, первая потрепанная пыльная глава с презрительно ухмыляющимися парнягами в сомбреро не иначе как замышляют убийства в расщелине каньона – ненависть накаляет их физиономии голубой сталью – скорбные, тощие, измученные, потасканные лошади и жесткий чапараль – И я думаю «О фиг ли все это сон, кому какое дело? Кончай, то что проездом через всё, проездом через всё, я с тобой» – «Давай проездом через моего дорогого Фреда, пусть он почувствует экстаз твой, Боже» – «Давай проездом через всё это» – Как может вселенная быть чем-то иным кроме Утробы? Причем Утробы Бога или Утробы Татхагаты, это просто два языка а не два Бога – И как бы то ни было истина относительна, мир относителен – Все относительно – Огонь есть огонь и не есть огонь – «Не беспокой Эйнштейна спящего в своем блаженстве» – «Значит это всего лишь сон поэтому заткнись и наслаждайся – озеро разума» —
Лишь изредка Фред разговаривает особенно со старым словоохотливым Энди погонщиком мулов из Вайоминга, но говорливость того лишь заполняет паузы по роли – Хотя сегодня пока я сижу и курю свою первую сигарету из пачки, он разговаривает и со мною, думая что мне нужны разговоры после 63 дней уединения – а разговаривать с человеком это как летать с ангелами.
«Олень, второй – важенки – как-то ночью две молодые ели прямо у меня во дворе – (Кричу я поверх двигателя) – Медведь, признаки медведя – голубика – Странные птицы», добавляю я подумав, и бурундуки с овсинками в лапках что понавыдергивали из ограды старого загона – Пони и лошади старины 1935-го
– А на Кратере койоты!
55
Приключения Опустошения – мы медленно едем три мили в час по озеру, я откидываюсь на спинку банки и просто впитываю солнце и отдыхаю, не нужно кричать – смысла нет – И вскоре он уже покрыл все озеро и оставил Закваску по правому борту а Кошачий Остров далеко позади и устье Большого Бобра, и мы заворачиваем к маленькому тряпичному белому флажку вздернутому на бонах (бревнах) сквозь которые проплывает лодка – но груда других бревен которые величественно весь август лениво ниспускались с карового озера Хозомина – вот они и нам приходится маневрировать и распихивать их чтобы проскользнуть – после чего Фред возвращается к своему часовому прочтению Страховых бланков с коротенькими комиксами и рекламками на которых встревоженные американские герои волнуются о том что станет с их родней когда их не станет – неплохо – а впереди, распластавшись по низовьям озера, дома и плоты Курорта Озера Росс – Эфес, мать всех городов для меня – мы целим прямо туда.
А вот и бережок где я провел весь день за рытьем в каменистой почве, на четыре фута в глубину, Мусорной Ямы Лесного Объездчика и за болтовней с Зилом пацаном-квартероном который бросил бегать по тропе вдоль плотины и больше его никогда не видели, бывало он вместе с братьями колол кедровые бревна по морозобоинам за отдельную плату – «Не люблю я работать на правительство, проклятье еду в ЛА» – и вот он берег где, покончив с рытьем ямы и продравшись по тропе сквозь кустарник, по извилистой, к сортирной дыре вырытой Зилом, я спустился к воде и кидался камнями в суденышки консервных банок и адмиральствовал себя Нельсоном если им не удавалось удрать и отплыть подальше и достичь Золотой Вечности – прибегнув наконец к здоровым деревянным плахам и огромным булыжникам, чтоб потопить кораблик-жестянку, но тот не желал тонуть. Ах Доблесть – И длинные длинные боны я думал что смогу добраться по ним до Плота Станции Объездчиков без лодки, но когда дошел до среднего бона и надо было перепрыгивать на три фута через неспокойную воду на притонувшее бревно я понял что вымокну и бросил это дело и вернулся – вот оно все, всё в июне, а теперь сентябрь и я еду четыре тысячи миль по городам ребра Америки —
– Пообедаем на плоту потом подберем Пэта.
Пэт в то утро тоже вышел с поста на Кратере и отправился вниз по 15-мильной тропе, на самой заре, в 3 часа утра, и будет ждать в 2 часа пополудни. Внизу у Громового Рукава —
– Ладно – но я посплю пока вы это делать будете, – говорю я —
Эт’кай со старым «токаем» —
Мы втискиваемся между плотов и я вылезаю и привязываю конец к деревянному кнехту и Фред выкидывает мой мешок, теперь я босиком и мне четко – И О огромная белая кухня полная еды и радио на полке, и письма что меня ждут – Но мы все равно пока еще не проголодались, немножко кофе, я включаю радио а он едет за Пэтом, 2 часа туда и обратно, и вдруг я наедине с радио, кофе, сигаретами и странной книжонкой про героического торговца подержанными автомобилями в Сан-Диего который видит девчонку на табурете в кафешке и думает «У нее клевая жопка» – У-ух, снова в Америке. – А по радио вдруг Вик Дэмоун поет песенку которую я совсем забыл спеть на горе, старую-престарую, не полностью забыл ее но тут не переработка, он шпарит с полным оркестром (О гений Американской Музыки!) на «В Этом Мире,
задерживая на «ты», дыхание, «В этом мире, удовольствий чрезмерных, сокровищ незаметных», хмм, «Я рад что есть ты» – Это я сказал Полине Коул чтоб та велела Саре Вон спеть ее в 1947 году – Ох вот прекрасная американская музыка над озером, а потом, после изысканных забавных очаровательных слов диктора из Сиэтла, Ой, Вик поет
неторопливо, и вступает роскошная труба, «Кларк Терри!» узнаю его я, сладко играет, и старый плот постанывает нежно на своих бонах, середина яркосветлого дня – Тот же старый плот что в бурные ночи гремит и грохочет и лунный свет завывает по воде плещущим лоском, О кручина инея Последнего Северозапада и теперь у меня больше нет границ через которые идти и – Мир снаружи просто кусок сыра, а сам я кино, а вот хорошенькая поющая ловушка —
56
Ловко ловит меня, кабы не эти старые горы что торчат прямо из ляполакающего ляпис-лазурного берега, старый весенний снег все еще на них, вершинках, и скорбные смертные старинные летние облака промокающие розовый мирный полдень Эмили Дикинсон и ах бабочек – Дразнятся в кустарнике жучки – На плоту, никакой живности, лишь лилейное лаканье воды по подбрюшьям бревен, да постоянная струя из кухонного крана который они подвели к бесконечному горному потоку, пусть себе льется холодная весь день, так что когда нужен стакан воды вот она, подключайся – Солнышко – жаркое солнце сушит мне носки на раскаленной покоробленной палубе – а Фред уж отдал мне новую пару старых ботинок чтоб я дошел хотя бы до магазина в Конкрите купить себе новые – Я загнал торчавшие гвозди обратно в подметки большим молотком Лесной Службы на барже с мастерской, и в них будет удобно, с толстыми носками – Когда носки высыхают это всегда триумф, когда есть свежая пара, и в горах и на войне
Долго ли коротко ли но вот он появляется, старина Фред вместе с лодкой и я вижу кукольную фигурку с ним рядом за целую милю, Пэт Гартон наблюдатель с Кратерной Горы, возвращается, озираясь, радостный, совсем как я – Паренек из Портленда Орегон и все лето по радио мы с ним обменивались утешениями – «Не беспокойся, скоро закончится» скоро даже октябрь наступит – «Ага, но когда настанет этот день я просто лететь с горы буду!» – вопит Пэт – Но к несчастью рюкзак у него оказался слишком тяжел, раза в два тяжелее моего, и он чуть было не опоздал и попросил лесоруба (добрую душу) помочь донести ему рюкзак последнюю милю вниз по рукаву ручья —
Они подруливают и привязываются небольшим кончиком, что мне как раз и нравится делать самому поскольку я так уже делал с большими пеньковыми канатами швартуя сухогрузы здоровыми в туловище толщиной, широко ритмично раскачивая петли, но с маленьким кончиком тоже прикольно – Кроме этого мне хочется выглядеть полезным, мне за сегодня еще платят – Они вылезают и после того как я слушал голос Пэта все лето я смотрю на него и он на себя не похож – Мало того как только мы усаживаемся в кухне и еще когда он идет со мной рядом меня вдруг охватывает жуткое чувство что его здесь нет и я специально бросаю на него взгляд проверить – На какой-то миг этот ангел растворился – Два месяца в опустошении и вот результат, неважно как называется твоя гора – Он сидел на Кратере, который мне было видно, явно на самом краешке вымершего вулкана, среди снегов, подверженный всем бурям и переменам ветра прилетающего туда с любой стороны сквозь ложбину между Рубиновой Горой и Закваской, и с востока, и с моего севера и у него было больше снега чем у меня – И койоты выли по ночам как он говорил – И шугань выходить из хижины по ночам – если он когда-то и боялся зеленого лица в окне своего детства в пригороде Портленда, то там у него было предостаточно масок чтоб подмешаться в зеркальное отражение его глаз рыскающих по ночи – Особенно туманными ночами, когда с таким же успехом можешь оказаться в блейковской Воющей Пустоте или хотя бы в старинном Аэроплане Тридцатых Годов который заблудился в тумане с нулевым потолком – «Ты там Пэт?» – в шутку спрашиваю я —
– Я бы сказал что я тут и тоже готов ехать дальше – а ты?