«А вилять вы им умеете?» – задал я, все еще ошарашенный, самый главный вопрос.
«Умею, умею, – пообещала она мне в ответ. И тут же про свое: – Так можно в штанах?»
И я разрешил. А что мне еще было делать? Я, конечно, в вопросах дисциплины тренер принципиальный, но не до такой же абсурдной степени.
Тут я обвел взглядом аудиторию, которая просто замерла не дыша. Ни кашля, ни шороха, ни вздоха, которые обычно случаются в аудиториях. Лишь заметное сглатывание в горлах, которое им так и не удалось заглушить окончательно.
– Короче, у нее действительно оказался хвостик. Действительно небольшой, сантиметров четыре-пять, аккуратненький такой, и ничего на нем не растет. Вообще ничего, не единой волосинки. И она действительно умеет им вилять, особенно от радости, когда настроение хорошее и когда одежда не сдерживает. Ей на самом деле неудобно в плотной одежде. И вообще, с ним играться можно, особенно если руку подставлять, когда она им виляет. Щекотно очень и весело. И ей тоже весело, он вообще ей самой нравится, и любит она им помахивать, особенно по утрам вместо зарядки.
«Помашешь немного во все стороны, – говорила она мне откровенно, – и потом на целый день тонус поднимается».
Он вообще шел ей, хвостик этот. Да и сейчас, наверное, идет, я ведь про сейчас в таких деталях больше не знаю. Хотя куда ему деться, не оторвешь ведь. Да и зачем, если он только добавляет жизнерадостности в ее и так выразительной образ. Ну вы знаете ведь Жеку?
И они снова молча закивали головой: мол, знаем Жеку, может, не до таких мельчайших подробностей, но как товарища знаем хорошо. А потом Илюха оборвал паузу вопросом:
– А откуда он у нее взялся, хвостик этот? Не пришила ведь.
– С рождения, – доложил я. – Такой, знаешь, рудимент. Или атавизм, не знаю, что правильнее. Дополнительный тридцать четвертый или пятый позвонок, или какой там по номеру полагается? То есть ни у кого нет, а вот у нее с самого раннего детства образовался. Ну, в детстве, как она рассказывала, он совсем маленьким был, а с возрастом подрос немного вместе с остальным телом. Я даже медицинскую энциклопедию по этому поводу просматривал. Там так и написано, что редко такое излишество встречается. Хотя и неоднократно зарегистрировано наукой.
– Ни фига себе, как случается, – снова удивились Илюха с Инфантом и посмотрели на Жеку новыми глазами, когда она сначала позвонила в дверь, а потом прошла в комнату.
Ну разве можно смотреть на человека по-прежнему, особенно после того, как узнаешь, что у человека этого имеется хвостик под свободной и не стягивающей одеждой. Меняет хвостик общее представление о человеке, как ни старайся ты относиться к нему по-прежнему объективно.
Глава 6
За двое суток и двадцать часов до кульминации
– Что вы тут сидите так неприкаянно? – спросила Женька и грохнула на журнальный столик полторы бутылки сухого вина. Одну целую, а другую наполовину отпитую. И они обе, даже та, что отпитая, оказались весьма кстати, потому что в Инфантовой квартире иногда появлялись загвоздки с бутылками. А все оттого, что мы слишком часто заходили к нему в гости и он не успевал своевременно пополнять запасы.
– Откуда дровишки, Жека? В смысле, сушняк откуда? – поинтересовался я. – Уже не отец ли рубит?
– Отец как раз, слышишь, ничего не рубит. Хотя я, как видите, отвожу, – ответила она своей некрасовской строчкой на мою некрасовскую строчку. А потом пояснила: – Да этот, малахольный, с которым у меня конфуз вышел, их нарубил. Думал, наверное, что я как выпью, так сразу неразборчивой стану. Ну, знаете, такой про женщин стереотип бытует. А у меня как раз все наоборот, я как вина пригублю, так во мне все чувства и восприятия чутче и обостреннее делаются. И если мне кто-то на трезвое восприятие не пришелся, то на подвыпившее у меня вообще никакого шанса нет. Заранее знаю, не получится у меня, и все тут.
Тут мы все снова переглянулись, но беспокоить Жеку новыми расспросами про «не получится» не стали. Взамен мы спросили совсем про другое:
– Так что, выходит… Выходит, что мы столько вкусной жидкости понапрасну израсходовали, подливая многим женщинам для раскачки? Выходит, опьянение их только от нас отваживало, что ли? А мы-то думали как раз наоборот, мы думали, что с вами то же самое, что и с нами, мужиками, происходит.
– Да нет же, – пояснила Жека. – Вино, оно только обостряет, и если тебе, например, кто-то нравится, то оно лишь на пользу всем. Потому что, после того как выпьешь, симпатии в тебе только разовьются. А вот когда ты не уверена до конца, боишься, что не подойдет, тогда лучше вообще не пить. Я и не стала бы, но он все настаивал, давай да давай расслабимся… Ну вот и расслабились – он хрен знает где сейчас, а я с бутылками у вас.
– Что не так уж и плохо, – пожал плечами Илюха и начал разливать. – На фиг он нам здесь нужен, чувак твой малахольный. А вот бутылки в самый раз оказались.
– Ну да, может, так и правильней, – заметила Жека философски и поудобнее устроилась на диване. – Так зачем вы звали меня?
– Дело есть, – толково объяснил я. – Видишь ли, нам надо к изнасилованию подготовиться, а для этого заранее отрепетировать его на ком-то. Вот ты в кандидатки первым номером и попала. Ты как?
– Я согласна, – мгновенно отреагировала Жека.
А как могло быть иначе? Мы же только проверенных товарищей к проекту подключаем.
– Только проясните, – попросила она вскоре. – Первое: кто именно насильничать будет?
– Мы и будем, – ответил за меня Илюха, и Жека покатилась по дивану. Сначала со смеху покатилась, а потом от хохота.
– Вы… насиловать… – И она вытащила свой палец и навела его на Илюху. – Ты насиловать… – не могла остановиться она. – Да из тебя насильник… – После каждого слова она заходилась новым приступом, да так заразительно, что на нас тоже начало перекидываться. – Как из меня Марлон Брандо какой-нибудь. – И она свалилась с дивана.
Теперь нам тоже стало смешно, потому что такая асимметричная ассоциация нашей Жеки с чужим американским актером никогда нам в голову не приходила. Особенно мне, хотя когда-то раньше я находил для нее немало асимметричных ассоциаций.
– Кто она такая, Марлена из Бордо? – тут же уцепился за незнакомое название Инфант. А потом посмотрел на бутылку красного. – Это что – там, где вино делают?
– Да нет, так артиста одного звали, он помер давно, – пояснила сквозь смех иностранное имя Жека, и Инфант от имени тут же отцепился.
Мы посидели, разлили снова, отглотнули, подождали, пока она отойдет от смешного своего приступа, пока снова не станет дееспособной. И она отошла и снова уселась на диван.
– Вопрос второй… правильно… ли… я… поняла… – Ей после каждого слова приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. – Меня вы насиловать не будете? Или будете?
– Нет, – пообещал я, – мы вообще никого не будем.
– Так я и думала, – сказала она, похоже, разочарованно.
– Смотри, – начал я, – тут дело вот в чем…
И кратенько пояснил общую задачу и общее решение про Инфанта, про его девушку, про «не дает», ну и прочее. На самом деле вкратце пояснил, минут за пять, на протяжении которых Жека все время сбивала меня своим смехом. И тем не менее проблему «не дает» она сразу оценила и прониклась ею, особенно применительно к Инфанту.
– Ты только ей пить не давай никогда. И самое главное перед… – сначала посоветовала ему Жека, а потом спросила, ежась от нескрываемого удовольствия: – Кто это все придумал?
– Да вот мы и придумали, – сознались мы. – Прямо вот здесь, прямо вот сейчас.
– Ну вы, ребята, даете, – похвалила нас Жека. – Нескучно вам жить, похоже. Да не только вам, вокруг вас тоже нескучно. Ну так где и когда действие происходить будет? – спросила она снова, уточняя.
– Завтра получите текст и расписанные мизансцены, – пояснил я. – Выучите за ночь. А послезавтра в шесть я буду вас ждать у метро «Сокольники». Там в парке и отрепетируем по-настоящему.
Мы откупорили закупоренную бутылку и разлили ее тоже. Про Инфанта с его не дающей ему девушкой было в общих чертах понятно, пора было переходить к новой теме. И потому я, скорее для поддержания разговора, спросил:
– Ты почему, Жек, про своего отца сказала, что он не рубит? Я ведь с ним знаком, он производит впечатление вполне рубящего человека. Кроликов он ведь нарубил небось целую кучу. Кстати, как они, кролики? Приплод дают? Надои повышают?
– Да кто их знает, – откликнулась Жека. – Я в отцовское животноводство не вмешиваюсь.
– Какое животноводство? Какие кролики? – выпучился на Евгению Инфант, подозревая, по-видимому, что у темы про Жекин хвостик существует продолжение в виде кроликов и общего животноводства.
– Да, – ответил я за девушку, хотя она сама за себя могла не хуже ответить. – У нее, – я указал на «нее», – родители биологи, титулованные какие-то. Папка, как ты, Б.Б., на меньше доктора не тянет, да и мамаша тоже не… – Я задумался про мамашу и придумал: – …Не лаптем щи хлебает.
– Не, – согласилась Жека, сибаритствуя в свое удовольствие на диване со стаканом красного. – Совсем не лаптем. Да и не щи. Да и не хлебает. А медленно так, со вкусом.
– Ты почему, – обратился я к ней, – сама-то наукой пренебрегла? В рекламу зачем-то подалась. Тем более в пошлую, телевизионную. Ну придумываешь ты свои ролики, ну пусть даже смешные они, но кому от них польза? А вот наука, соединенная с сельским хозяйством…
– Да ладно, – огрызнулась Женька, но совсем безобидно, – на себя лучше посмотри.
И я посмотрел и ничего особенного не увидел.
– Хорошо, – согласился я. – Вернемся к родителям. В общем, они, будучи людьми еще достаточно нестарыми, решили всю эту биологию в свои собственные руки прибрать, чтобы экспериментировать на ней по своему усмотрению. У вас там что, дача? – спросил я дочку кроликоведов.
– Не дача, а дом в деревне. Но большой дом.
– Да, да, – подтвердил я. – Дом большой плюс постройки на участке для подсобного хозяйства. В общем, они там стали кроликов разводить. Давно уже, несколько лет как. Так как там их кроличья ферма, процветает?
– Нормально, – ответила Жека. – Тушки, шкурки – производство, одним словом, вся деревня участвует. Они расширились и что-то типа колхоза организовали. Под своим, конечно, научным руководством. Жутко подняли народное деревенское благосостояние, не говоря уже про свое. Ну и мое тоже немного приподнимают.
– Вот, – сказал я поучительно, обращаясь в основном к Инфанту, – видите, как все хорошо выходит, когда с умом. – А потом снова к Жеке: – А папка как – все меня небось недобрым словом вспоминает? Во сне небось моим именем бредит?
– Да нет, – отмахнулась девушка, – он отходчивый и не злопамятный. И вообще ему кролики важнее каких-то там… – И она намекнула на меня.
– А что случилось-то? – поинтересовался Илюха, который не был ни биологом, ни кроликов никогда не разводил. За всю свою жизнь так ни одного и не развел. Я даже не уверен, что он повышал чей-то жизненный уровень, хотя целыми днями участвовал в своей экономической науке.
– Да, – отмахнулся я, – история одна щекотливая.
– Он тебя защекотал, что ли? – всплыл Инфант, который вообще с Жекиным появлением сразу взбодрился, приподнялся духом и стал приноравливаться к жизни. Вот как новость про хвостики, растущие у девушек сзади, влияет на парней. На всех, даже доселе унылых.
– Давай-давай, рассказывай, – приободрил меня Илюха.
Я посмотрел на Жеку.
– Евгения, – проронил я, – я-то не против с товарищами поделиться. Все от тебя зависит, твоя честь в этой истории, сама знаешь, довольно сильно замешана. Девичья честь. Но если ты за нее не опасаешься, то я могу рассказать. А если не хочешь, то и не буду. В общем, сама решай.
– Да ладно, чего там, давай чеши языком, повесели всех напоследок. Ведь кто знает, может быть, после скорой попытки изнасилования вам так вольно посидеть, поболтать больше и не придется. То есть посидеть-то, возможно, и придется, но только в разных камерах. Потому что подельников в одну камеру не сажают.
– Ты чего говоришь такое?! – накинулись мы на нее.
А зря накинулись, нам бы прислушаться к умной Жеке, заново взвесить шансы, подумать о всех возможных последствиях… Но мы не подумали, не взвесили, мы всегда безалаберными в таких делах были. И как показали последующие события, совершенно напрасно.
– К тому же моя честь тренированная, – продолжила Жека. – Она и не такое выдерживала. Как бы ее ни пятнали, ни пытались замарать, она, как жена Цезаря, в любом случае вне подозрения.
– Итак, – начал я, стараясь эпически, – мне потребуется перенести вас, друзья, года на три назад, когда сил у меня было еще немерено, да и желаний невпроворот. На это счастливое время и выпал наш роман вот с этой самой симпатичной девушкой. – И я указал на Жеку. – Хороший выдался роман, искренний, сексуальный. А главное, что в результате перешел он в тесную и надежную бессексуальную дружбу, в которой и пребываем мы благополучно до сих пор. Такие переходы редко встречаются, и потому когда встречаются, то ценить их надо и лелеять. Так как если удалось отношениям пережить кончину сексуальных будней и удержаться при этом без обид и взаимных претензий, то выходят они из этого горнила закаленными, как дамасская сталь.
– Какая? – поинтересовался Инфант.
– Дамасская, – повторил я, – город такой есть. Далеко отсюда.
– Там сталевары живут? Сталь варят? – снова спросил пытливый Инфант, который в связи с необразованным детством все впитывал и впитывал, чтобы хоть как-то восполнить свои пробелы. Которые в принципе восполнить было невозможно.
– Да многое они там варят, особенно в последнее время, – ответил я расплывчато. – Хотя ты бы лучше, Инфант, вместо того, чтобы географией так пристально интересоваться, лучше бы поинтересовался девушками. Девушки для тебя сейчас важнее географии.
– А я интересуюсь. Уже целых двадцать восемь дней, – попытался продолжить диалог Инфант, но никто ему не позволил.
– Так вот, Жека в то время проживала еще в родительских своих пенатах недалеко от станции метро «Академическая», и порой, когда я слишком поздно у нее засиживался, я оставался на ночь, и даже на утро, и даже на начало полдня. Завтракал там на кухне в одиночестве, кофе распивал, в окошко на играющих в песочнице деток поглядывал. Дело в том, что Жека тогда уже в рекламе работала, а рабочая дисциплина, когда дело о деньгах заходит, строгая и требовала от нее являться на работу ровно к девяти как штык. А вот от меня никто ничего не требовал – ни к девяти, ни к десяти, даже к одиннадцати не часто звали. Да и вообще у меня с работой, с той, которая методичного присутствия на службе требует, всегда несогласованность выходила.
К тому же кому охота рано на работу, особенно если поздно засиделся у девушки, с которой у тебя недвусмысленные физиологические отношения? Бурные порой, несмотря на подступающее утро. Я вообще удивляюсь, насколько у женщин чувство долга сильнее нашего развито, особенно по отношению к работе и прочим бытовым обязанностям. Как они ухитряются так – и в секс с головой погрузиться, и при этом о всяких несущественных мелочах не забывать, типа времени прихода на работу. Вот мы, например, если в секс погружаемся, даже если не полностью, не с головой, а только по грудь, для нас все равно тогда все остальное – весь этот параллельный мир – сразу побоку медленно проплывать начинает. И мы его только по общим очертаниям успеваем различать. А вот они, женщины, все равно ни одну деталь мимо не пропускают. Как они так ухитряются? Ну я понимаю, если бы они в сексуальном процессе сачковали, только вид бы делали, что он их по-настоящему интересует. А то ведь не сачкуют, я вглядывался, многие с душой ему отдаются.
– Ну да, даже опыты такие научные проводили, – согласился Илюха, который в силу своего профессорства про науку мог кое-что порассказать. – Там мимо двух трахающихся кошек мышку бегущую пускали. Так вот котик никогда на мышку не отвлекался и не прерывал любовного процесса. А вот кошечка отталкивала партнера и ни разу не дала мышке улизнуть. И только потом с мышкой в зубах готова была возобновить откровенные отношения с так и не врубившимся ни во что, по-прежнему мурлыкающим котом.