Его чуть не накрыло: он в диком раздрае, а Динка валяется на траве, словно под ней матрац в пятизвездочном отеле! На ее счастье, одна кроссовка обнаружилась, на ней лежала рука Дины. Глеб сел рядом, забрал кроссовку…
Глаза невольно задержались на руке девушки, слетевшей с кроссовки. Чего-то в ней не хватало… живого, что ли, не хватало. Взгляд Глеба скользнул по руке подруги вверх и задержался на лице. А что там, собственно, разглядишь при лунном свете? Лицо как лицо, в покое, глаза закрыты… Не спит же она в самом-то деле! При всем при том Дина не произнесла ни слова – разве это нормально?
– Дина… – позвал Глеб. – Почему ты молчишь?
И что? Вместо голоса подруги – странный хрип. Прозвучал он всего секунду-другую, потом смолк. А кстати, почему она хрипит?
Дина лежала на его рубашке как кукла, голая кукла, которую забыли одеть или просто выбросили за ненадобностью. Отчего-то Глебу стало жутковато. Под кожу медленно, от щиколоток к коленям и от поясницы к плечам, заползала тревога. Пока она была безотчетной, больше интуитивной, но требовала оснований, подтверждения чего-то невероятного, что случается редко и только с другими людьми.
– Динка, что с тобой?.. – Глеб тронул девушку за плечо.
Она вздохнула и, наконец, произнесла неразборчивую фразу, ему пришлось наклониться.
– Что ты сказала?
– Он… еще… здесь… Помоги…
– Кто? – спросил Глеб. – Динка, ты о чем?.. Вставай, хватит изображать умирающего лебедя.
Он заметил вторую кроссовку, стоявшую с другой стороны Дины, напротив ее локтя. Глеб протянул руку… и не взял кроссовку. Его рука замерла над телом девушки, потому что Глеб рассмотрел на коже Дины разбросанные пятна. Это были черные и мокрые разводы, в них отражались осколки луны. Пальцы Глеба дотронулись до такого «осколка», на ощупь пятно было вязким, плотным, мокрым и холодным…
– Дина, откуда это?..
Глеб уже не ждал, что скажет подруга, его глаза сами искали ответ. Скользнув по обнаженному телу, они с недоумением задержались на предмете, торчавшем из живота вертикально. В первый момент Глеб не сообразил, что это за штуковина, рука самостоятельно потянулась к ней, чтобы коснуться и узнать сначала пальцами, на ощупь. Стоило дотронуться – Дина застонала. Это был слабый, отчаянно-молящий и быстро гаснущий стон боли.
Глеба вдруг как ужалило: нож! Из живота Динки торчит нож! Точнее, рукоятка от ножа. Значит, лезвие там… внутри?!! Нет, нет, нет… Не может быть!!!
Как странно – глаза внезапно прозрели. Глеб понял, что черная, блестящая и холодная вязкость – кровь. Понял природу тошнотворного запаха, который не мог распознать в силу наивного убеждения, что ничего фатального произойти не может. Но запах крови витал над Диной. Глеб понял, что лоб в лоб столкнулся со смертью. Она третья на этой поляне. Реальная, а не мифическая. Она близко… очень близко… очень…
– Дина!!! – отчаянно взвыл Глеб, схватив девушку за округлые плечи. – Что?.. Кто?.. Дина… скажи хоть… Я сейчас… Телефон! Где телефон?..
Он рылся в своей сумке – телефона не нашел. Схватил сумочку Дины, белеющую в траве, вытряс из нее все, нащупал смартфон… Стон Дины заставил Глеба кинуться к ней. Для нее сейчас важно не чувствовать себя в одиночестве, а силы тратить на желание жить. Он осторожно приподнял Дину за плечи, уложил голову на колени и набирал номер, бормоча:
– Терпи, терпи… я сейчас… сейчас вызову… Алло! «Скорая»?.. Срочно! В городской парк! Девушку зарезали… Парк Чкалова! Газонные лужайки в центре… У нее в животе нож!.. Быстрей! Пожалуйста!!! Спасите ее!!!
Теперь надо ждать. Вот когда дошло, что хуже ожидания не бывает ничего. Уже на первой минуте у Глеба закончился запас терпения, его трясло. Дрожала и Дина, дрожала сильней, чем он. Глеб обнял девушку и склонился к ней, чтобы своим телом и дыханием согреть, кое-как укрыл ее же платьем. Она что-то произнесла, но сейчас это так неважно…
– Молчи, молчи… – сказал Глеб. – Береги силы. Они скоро приедут и… и… все будет о’кей.
– Он… здесь… – расслышал наконец Глеб. – Он убьет нас…
Он… Он?! А действительно! Кто-то ведь воткнул нож в Дину… Но почему?! За что?! А если «он» не убежал? Глеб здесь один, без оружия, с тяжелораненой на коленях.
– Больно… – простонала Дина, подтягивая руку к животу.
А что мог сделать Глеб? Боль уговорам не поддается, но, может, Дину отвлечет его уверенный тон:
– Чш… – Он мягко взял ее руку в свою. – Нельзя, нельзя его вынимать… будет сильное кровотечение… Потерпи немножко, сейчас ночь, «Скорая» приедет без задержек… пробок-то нет! Нет пробок… Всего минут десять… или семь…
Смерть задышала в затылок – кажется, есть такое выражение…
– …или даже меньше. Тут недалеко станция «Скорой помощи», однажды я проходил мимо и видел…
Глеб реально ощутил безжизненное прикосновение, обдающее холодной пустотой…
– Главное, не шевелись. Ни за что не шевелись, даже если очень хочется. Знаю, тебе больно…
Пустота? Если ТАМ ничего нет, то как они с Диной туда уйдут? Что будут чувствовать? Совсем ничего? А что будут видеть? Он понял значение слова «вечность». Это – бесконечная пустота вне времени и пространства.
– …но раз жива – выживешь, уж я-то знаю, поверь. Надо только потерпеть… немножко потерпеть. Ты сможешь… не сдавайся…
Еще темнота как часть вечности. И ощущение себя потерянной частицей в беспредельности. И тишина… нереальная, будто слух отключили. Вероятно, подобие этой тишины слышат глухие, и, наверное, нет ни часа, чтобы их не беспокоило беззвучие.
– Ты же умница. И мы же вместе. А потом… потом…
Не по себе в этой тиши, ведь беззвучия на природе не бывает, не должно быть! Хоть бы собака тявкнула – все не так жутко. Но пространство парка намагничено тревогой без звуков, тревога сгущалась вокруг пары на лужайке. Глеб вертел головой, присматриваясь к зарослям. Он искал того, кто, возможно, наблюдал в эту минуту за ними или выжидал, когда напасть. Где он? Справа?.. Слева?.. Сзади крадется?.. Где?..
Теперь только одна мысль врезалась в мозг и сердце: убийца здесь, он близко… очень близко… главное, он невидим…
2
Утро началось с прыжков по квартире а ля кенгуру. Как так бывает: откроешь один глаз и видишь, что еще целых пять минуточек можешь понежиться в кроватке, а потом глядь – час провалялась?
Теперь главное успевать делать два дела сразу: зубы чистить и одновременно душ принимать, проглатывать бутерброды с кофе и одеваться, собрать сумку, а вещи имеют привычку разбегаться по квартире. На рисование лица времени никогда не хватает, правда, Ника по сему поводу не парилась, сойдет и так. Далее нужно вызвать такси, проверить краны, закрыть квартиру, ключи(!) обязательно положить в кармашек сумки и отправить сигнал в мозг, где они лежат, чтобы потом не вытряхивать все прямо на пол у двери. Еще дворовому коту дать поесть… Не забыть бы по дороге расчесаться! А потом молиться, чтобы пробок не было.
Тачка примчалась быстро. Казалось бы, сиди себе, отдыхай, в окошко смотри. Но Ника ничего вокруг не замечала – ни погоды, ни времени года, ни солнца луч, ласкающий лицо. Сегодня фотосессия. Причем съемки не заурядного семейного портрета в искусственном интерьере с учетом дурацких капризов, а серьезных. Эти снимки станут доступны миллионам, по ним будут судить, каков стиль, фантазия, вкус, мастерство фотографа. Благоразумней было бы выспаться перед ответственными съемками, но время… время не любит ждать.
Наконец, студия – жизнь и смысл Ники. Она поставила сумку на пол, плюхнулась в кресло, ноги водрузила на свободный стул и «взяла паузу». Отключив мысли, Ника оставалась в состоянии паузы минут пять, таким образом неплохо прочищаются мозги, освобождаясь от текущих проблем, настроений, нервозности, аккумулируется энергия. В этом же состоянии Ника расставляла аппаратуру, а студию (оформление) подготовила еще вчера.
Это ее царство, здесь порядок, уютно, стильно. Поделена студия на две части – черную и белую, по мнению Ники, эти цвета идеальны, они создают пространственную глубину, выделяют либо прячут персонаж. Важно правильно подсветить и выбрать точку, в которой должен оказаться объектив. Мебель на колесиках. Легко передвигается и световая аппаратура, всяческие ширмы и отражатели, корректирующие свет. Две двери, ведущие в крошечные комнатки, замаскированы шторами, которыми студия декорируется при необходимости. В одной комнатке хранится аппаратура, проявляются пленки и печатаются фото дедовским способом. Да, Ника снимает и старыми аппаратами на допотопную пленку, которую с каждым годом все трудней доставать. Пленочные снимки иной раз получаются просто супер, никакой «цифрой» таких не сделаешь.
Стены перед съемочной площадкой Ника оформила своими работами, ведь клиенты должны знать, кому вверяют себя, и примерно прикинуть, что из этого получится. Она постоянно обновляла экспозицию, на данный момент висела коллекция, на которую возлагались огромные надежды: в скором будущем фото поедут за границу. Ника получила приглашение от своего наставника-итальянца принять участие в биеннале, что равносильно чуду из чудес. Это шанс. И это первая выставка такого уровня, именно там Ника собралась удивить мир… если повезет.
Началось. Вбежала Наташка, самая молоденькая из моделей с внешностью принцессы и улыбчивыми глазами, еще не научившаяся ненавидеть как соперниц, так и весь мир. Ничего, у нее все впереди.
– Доброе утро, я не опоздала?
Хозяйка студии слегка кивнула в знак приветствия, к этому времени Ника пила кофе. Иногда ей заказывают рекламные фото, которые размещают в салонах модной одежды, на улицах города и на сайтах интернет-магазинов. Данную работу Ника считает отличным тренингом, оттачивающим мастерство. К тому же оплачиваются съемки адекватно, поэтому она выворачивается наизнанку, чтобы сделать по-настоящему интересные, содержательные и красивые снимки.
Появилась Лена – брюнетка с глазами морской лазури и коралловыми губами. Последнее время у этой куколки настроение в упадке, но она хотя бы безропотный исполнитель. Впрочем, в ее безропотности не чувствовалось основного компонента: покорности, не проходило ощущение, что Лена – взрывное устройство с таймером замедленного действия, и стоит нажать не ту кнопочку…
Прибежал взмыленный стилист Женя, мальчик на вид и виртуоз в своем деле. Одевается он – спокойно может выдавать себя за дизайнера одежды… для инопланетян.
Еще три тощие куклы пожаловали – Ася, Соня, Тамара, принялись лениво раздеваться. Либо не поели, поэтому у них нет сил, либо не выспались. И то и другое одинаково плохо, потому что эти жерди на съемках вымотают все нервы до последнего нейрона.
Два грузчика в спецодежде притащили наряды. За ними вошел Эдик – глава всей банды и главный менеджер, представляющий компанию, реализующую модную одежду из Европы в сети магазинов.
– Всем добрый день! – бодрым голосом произнес Эд, направляясь к Нике и считая «по головам». – Раз… три… пять… А где Виктория?
– Я здесь! – влетела запыхавшаяся Вика.
– И я здесь! – вошла роскошная Анжела. Честно, роскошная. Жалко, нет в городе киностудии, ибо место Анжелы на экране. Ей даже играть ничего не надо, ходи себе туда-сюда и хватит.
– А парни? – спросил Эдик.
– Еще не пришли, – пискнула Наташка из угла.
– Поганцы.
Эд разозлился. Внешне это никак не выражалось, но девушки умели считывать информацию по едва заметным движениям мускулов на лице, по тому, как он вдруг начинает ходить, поворачивается, сжимает или трет друг о друга пальцы. И ничего не поделаешь, парни плевать хотели на карьеру моделей, они делают одолжение, соглашаясь на съемки за небольшую плату. Заметив, что обнаженные девочки (в одних трусиках, но они же без комплексов) подперли спинами стены и не сводили с него глаз, Эд хлопнул в ладоши, призывая к порядку:
– Леди, в чем дело? Одеваемся, одеваемся…
Нике нюансы взаимоотношений Эдика с манекенами до лампочки, приведет козу, она будет снимать ее и сделает богиней козлиного царства. Сунув Эдику кружку с кофе (это дань вежливости), Ника взяла один из фотоаппаратов, стоявших на специальной полке, и вышла на середину студии. В мгновение ока родилась другая Ника, та, которую боялись модельки, называя ее за глаза Стервой Стервятниковой.
– Сегодня снимаем на двух площадках, – громко, с металлом в голосе сказала она, – в студии и на крыше этого здания. Съемки на крыше будут вечером во время захода солнца. (По студии прошел гул то ли одобрения, то ли ропота.) Послезавтра съемки за городом. Кто готов?
– Я, – робко шагнула Наташка, облаченная в воздушную тунику желто-оранжевого цвета. Ника предпочла бы удавиться, нежели надеть этот пожар.
– Ко мне, – приказала она Наташке, обходя полупрозрачную штору на белой половине. – Босоножки сними.
– Босиком? – уточнила Наташка.
– Я разве на иностранном языке сказала? (Наташка сбросила босоножки, подошла к ней – длинная, как шпала.) Берись за штору… Стань на цыпочки… Почему у тебя глаза перепуганные? Я еще никого не укусила.
– Не укусила, но отравила, – полушепотом съязвила Соня, натягивая брюки, изрезанные вышивкой ришелье. – Потому что ядовитая без укусов.
Поймав на себе укоризненный взгляд Эдика (значит, он все-таки услышал), Соня опустила глазки и поджала губки. Она испугалась. Его отношение к Стерве Стервятниковой предельно нежное, будто Ника ему родная сестра, он всегда на ее стороне. За съемки девчонкам не платят, деньги от фирм-заказчиц получают школы моделей, но хотя бы достаются фотографии. Где еще сделают портфолио бесплатно? А ведь все мечтают о карьере Золушки, но кастинг пройдут не те, у кого ножка маленькая, а те, кому попадется классный фотограф. Н-да, некстати Сонечка высказалась, хотя и блеснула остроумием, по крайней мере, ей так казалось.
В студию робко зашла Эва – серая мышка во всех отношениях, но приходит она на съемки просто так, посмотреть, как другие работают. Вошла и стала у стенки.
* * *
В это же время, шагая по аллее парка, светловолосый юноша с кудрями до плеч старательно изображал, будто его не интересуют люди на лужайке, огороженной живой изгородью. А они интересовали. Валера замедлил шаг, грубо играя роль пофигиста, но он же волновался, не умея профессионально притворяться и собирать сведения, отсеивая их из информативного мусора.
Собственно, работа на поляне, огороженной кустарником, подошла к концу, полицейские почти не разговаривали. Они устали, так как были вызваны посреди ночи и к утру соображали туго. А обследовали всю площадку, каждую травинку, каждый камешек, куст. Наверное, даже небо над головой было изучено ими по всему периметру, теперь все в ускоренном темпе собирались.
Кроме двух молодых людей, которые без дела слонялись по поляне. Один высокий, худой и черноволосый, похожий на отрицательного героя блокбастера. Второй ростом невысок, приземист, с крупными чертами простака, блондин, на солнце его волосы отливали соломенным цветом и казались искусственными.
Валера настроил уши, но слова двумя парнями произносились нечетко, сливались – ничего не понять. Юноша собрался уйти, ощущал-то он себя неуютно, выполняя миссию разведчика, как вдруг к парням подбежала симпатичная шатенка в латексных перчатках. Валера услышал:
– Отпечатков полно, но одни и те же. Как будто нарочно макали ладони в кровь, а потом дотрагивались до предметов. Конечно, кровь принадлежит девушке, но мы обязаны проверить, вдруг будет неожиданный результат. К вечеру обещаю сказать точно.
А девушки-то, чью кровь собралась сравнивать шатенка, Валера не увидел, как ни старался вытягивать шею. Значит, девушку увезли.
– Отпечатки те же, что и на баллончике? – поинтересовался блондин.
– Спроси у господ криминалистов, – бросила она.
– А результат вскрытия когда будет? – осведомился высокий.
– Завтра во второй половине, – пообещала она, стаскивая перчатки. – Писанины много. Я побежала. Пока?
Достав мобильный телефон, она направилась к одной из полицейских машин, стоявших за живой изгородью. А парни неспешно, как и прогуливались до диалога с ней, поплелись к суетившимся коллегам.
Валера решил: ничего он больше не услышит, а торчать на виду – глупо. Не исключено, что парни на лужайке заметят его любопытство, пристанут с расспросами, а он не готов общаться с полицией. Юноша побежал к выходу из парка, на улице почти сразу остановил маршрутку…